Я с детства любила играть с тестом и печь пироги. Началось это еще в доме бабушки: я просыпалась от запаха блинов или кабартмы (татарская выпечка). До сих пор вспоминаю, как пахнет дрожжевое тесто. Школьницей я даже выиграла конкурс «Самый вкусный торт». Он был с шоколадом, сгущенкой и апельсиновой цедрой.
Всегда много готовила для себя и семьи, а к сорока годам занялась любимым делом профессионально, открыла кофейню-кондитерскую. Запах — инструмент моей работы, мне важно понимать, как пахнет закваска, ваниль, мускат, кардамон. Если ошибиться со специями, булочка с корицей или пряный кекс будут уже не те. И вкус оценить без запаха невозможно!
Прошлой осенью мой мир рухнул. Папа привез ковид из больницы, где лежал не в красной зоне. Я не знала, что он уже болен, пришла навестить его с детьми. А потом его забрали в инфекционную больницу, и он ушел от нас навсегда. Мама заболела на следующий день после «обнимашек» с папой, а у меня через четыре дня поднялась температура.
Началась ломка, пропало обоняние. Абсолютно.
Словно меня отделили стеной от мира: я не чувствовала запахи и на вкус не могла определить ни горькое, ни соленое, ни сладкое
Все тело болело. Мужа мы сразу отселили, к счастью, он не заразился. Я осталась дома с детьми на карантине.
А девчонки из кондитерской, мои сотрудницы, решали проблему с едой: приносили ее в контейнерах и оставляли у двери. Дети пытались меня кормить. Но без запаха и вкуса я чувствовала отвращение к пище.
С каждым днем мне становилось все хуже. И я все-таки попала в больницу и провела там почти месяц. Долгий, ужасный месяц. Вокруг меня ходили врачи в защитных скафандрах, а я думала: «У меня тоже есть свой скафандр, который не пропускает ни вкусы, ни запахи. Смогу ли я снова когда-нибудь почувствовать соль и йод моря?»
Очень хотелось в лес, на свежий воздух, я фантазировала и пыталась вспомнить, как пахнет хвоя, представляла, что я иду по тропинке, а вокруг по-осеннему сыровато, пахнет опавшей листвой… Мечты заканчивались, когда приходил врач и начинал ругать: «Лиля, ты ничего не ешь и не пьешь, еще немного, и ты умрешь! Нужно себя заставлять, ешь хотя бы понемногу».
Я не могла пить даже обычную бутилированную воду, она казалась мне дико сладкой. В палату приносили еду в пластиковых контейнерах, но я не могла проглотить ни ложки: пыталась — не получалось. Еда казалась мне пресной, не приносила удовольствия. Я очень похудела, чувствовала слабость и заторможенность. С каждым днем ниточка связи с миром становилась все тоньше.
Женщины в моей палате менялись, одних выписывали, другие тут же занимали койки, а меня все не отпускали домой. Доктор сказал: «Какая выписка? Мы тебя переводим в военный госпиталь, будешь восстанавливаться».
В госпитале впервые принесли еду на обычных тарелках. Вот это радовало — настоящие тарелки, почти как дома. Но я опять ничего не чувствовала.
Еду забрасывала в себя, будто в топку, не было ощущения сытости, не понимала, когда уже достаточно
Подумала в тот момент: как же мы не ценим удовольствие, которое получаем от еды! Мы же чувствуем аромат любимых блюд, нам вкусно и хорошо. Вернуть бы эти ощущения хоть на денек!
Было жаль даже неприятных запахов. В больнице я знала, что у меня температура 39°, я потею, но совершенно не ощущала запаха пота. Было только впечатление, что я грязная, очень хотелось помыться. В госпитале впервые сходила в душ, и даже мне показалось, что я чувствую аромат шампуня. Не могу сказать, чем он пах, — для меня это была просто свежесть.
Прошел уже год, но я по-прежнему не различаю запахов. И вкус в некоторых блюдах притуплен. По вечерам, когда муж меня обнимает, не чувствую запаха его тела, такого родного и привычного. И в целом у меня состояние подавленное, нет никаких эмоциональных всплесков, радости, влечения. Вся жизнь — рутина. Живу как в стерильном мире, где нет возможности подпитать свои эмоциональные центры.
Но самое печальное, что вместе с запахами я потеряла и возможность заниматься любимым делом — готовить десерты. Я больше не могу работать в цеху как повар или кондитер. Иногда встаю за барную стойку, но и это происходит редко: быть бариста, не чувствуя аромат того или иного сорта кофе, очень сложно.
В кофейне все тянет небольшая команда. Я пока занимаюсь только административной работой, закупками. Готовлю теперь только дома, да и то с осторожностью: не всегда замечаю, что блюдо на плите пригорает. Случается, что хожу по дому, чем-то занимаюсь, решаю другие вопросы, а потом смотрю на сковороду — пригорело.
Зато, когда режу лук, его ядреная едкость мне нипочем. Могу спокойно перемыть всю сантехнику с помощью домашней химии, потому что даже резкости хлора для меня больше не существует. Недавно мама уезжала в санаторий на курс реабилитации после болезни и отдала нам своего кота на две недели. Запах от его лотка я тоже не чувствовала.
В метро, электричке, лифте, если кто-то говорит, что там пахнет неприятно, я начинаю вспоминать, что чувствовала раньше
А сейчас живу просто в себе. Для меня все ровно: ни хорошо и ни плохо, когда я не чувствую запах, я это просто не осознаю.
Я заметно меньше, чем раньше, чувствую радость. Все стало безразлично: я почти не радуюсь, но и не грущу, остаюсь на нуле, как будто произошел эмоциональный провал. Но когда появляются какие-то проблемы на работе или дома, я больше погружаюсь в эту ситуацию, быстрее раздражаюсь.
Недавно я начала тренировать обонятельные рецепторы: нюхаю эфирные масла мяты и можжевельника. Говорят, некоторым помогает. Но пока не могу сказать, что у меня что-то изменилось. Думаю, что это вопрос времени и постоянной тренировки.
А сейчас я просто живу. Когда понимаю, что не чувствую запах, то близко к носу подношу предмет, стараюсь прочувствовать. Но пока не получается. Для тренировок не так уж много времени, много дел по работе: мы получили крупный заказ, готовим новогодние подарки, надо многое успеть. А я очень быстро устаю.
Если раньше могла работать по 20 часов, то сейчас для меня 6-8 часов работы без перерыва — это очень тяжело. И стало сложнее переключаться с одной деятельности на другую, к вечеру я просто без сил. Могу только с детьми, мужем поговорить, узнать, как дела. А если что-то нужно решить, спрогнозировать, спланировать, на это меня уже не хватает.
Стараюсь себя хоть немного беречь и чувствую, что в те моменты, когда я нервничаю, мне не хватает воздуха. Больше всего мне хочется гулять по лесу и дышать, дышать, дышать. Получается редко. Но в те моменты, когда я вырываюсь на природу, — стараюсь запомнить это состояние и верю, что запахи вскоре вернутся».