Эмпатия полезна или вредна?

Наши бабушки плакали над индийскими фильмами, над разлученными в детстве близнецами Зитой и Гитой. Но и наши глаза порой увлажняются при просмотре романтической комедии. Нас умиляют котики, расстраивают (почти) безобидные замечания, мы вздрагиваем, когда кто-то хлопает дверью.

А еще волнуемся, чтобы других не «триггернуло», когда заходит разговор на темы, которые предположительно окажутся для кого-то болезненными: мы чувствительны к чувствительности других. Но если рядом кто-то «пуленепробиваемый», по сравнению с ним мы кажемся себе какими-то уж слишком ранимыми. Почему мы такие?

Среди агрессивного мира

«Что ты расстраиваешься из-за пустяков?» — такие слова нередко говорят друг другу близкие люди. Но что для одного пустяк, для другого болезненно. Негативная реакция на чью-либо повышенную чувствительность — наследие прошлого.

В начале прошлого века русский психиатр Петр Ганнушкин описал свойственную некоторым типам характеров гиперчувствительность, которая проявляется в непереносимости сенсорных стимулов (запах, шум, свет) и приводит к трудностям в общении, тревожности и подавленности.

«Повышенная чувствительность действительно может мешать и быть болезненной, но сама по себе она не болезнь, а черта характера, которая часто сочетается с наблюдательностью, альтруизмом и с креативностью, — отмечает психотерапевт, группаналитик, директор психологического центра „Здесь и Теперь“ и Института Супервизии и Групповой терапии Елена Шуварикова. — Если нас лишить эмоций, то начнутся проблемы с объективным восприятием действительности».

В середине 1990-х американский психотерапевт Элейн Эйрон опубликовала бестселлер «Сверхчувствительная натура: Как преуспеть в безумном мире», в котором речь шла о высокочувствительных личностях, всегда живущих с обнаженными нервами. Они отличаются большей восприимчивостью по сравнению с большинством окружающих. Сегодня принято считать, что таким образом они выражают свою тревогу по отношению к постоянно растущей агрессии внешнего мира с его машинами, экранами и роботами.

Почти у каждого среди знакомых найдутся те, кто не переносит глютен и лактозу, страдает аллергией на цитрусовые, шоколад, арахис… Этот список расширяется с каждым годом.

А с тех пор как у нас на всех этажах работает вайфай, появилось множество людей с «электрочувствительностью», заявляющих о том, что электромагнитные поля вызывают у них приступы мигрени, звон в ушах, судороги и бессонницу. Несмотря на то что современная наука не подтверждает связи этих симптомов с электромагнитными полями, нет или почти нет психиатров, которые бы принимали таких людей за мнимых больных или сумасшедших.

Чтобы выжить

И все же слишком робкие или застенчивые и те, кто не любит публичности, отличается повышенной раздражительностью, впадает в стресс по любому поводу, испытывает беспокойство, обладает холерическим темпераментом и не может себя контролировать, краснеет при малейшем волнении, — все они страдают от этого.

«Мой парт­нер смеется надо мной, — жалуется 32-летняя Светлана, — потому что я плачу даже над мультфильмами!» Жизнь в обществе требует умения контролировать свои эмоции. Непредвиденные реакции здесь не приветствуются. И если даже женщин упрекают за сентиментальность, то еще труднее приходится мужчинам. «Стоит шефу повысить голос, и у меня начинают дрожать руки, даже если он сердится не на меня, — признается 26-летний финансовый аналитик Дмитрий. — Вдобавок я боюсь, что коллеги это заметят, ведь это не мужественно».

В доисторические времена те члены племени, которые имели низкий порог возбудимости, помогали выжить всему сообществу: они первыми замечали опасность и подавали сигнал. Но в наше более мирное время ценность сильных реакций не очевидна. И хотя к повышенной чувствительности относятся с уважением, но на деле ей далеко не всегда отдают должное.

«Выступающие у нас слезы — это генетически заложенный ответ на стрессы, травмы, — объясняет Елена Шуварикова, — эта реакция сохранилась в нейроструктурах. Чем более травматичными были события в жизни предков, тем больше развит у нас эмоциональный интеллект. Только тот, кто чувствителен сам, может понять проблемы других. Если XX век превозносил разум, рациональность, когнитивные функции, то в начале XXI века заговорили об эмоциональном интеллекте. О том, что мы принимаем решения за счет эмоционального интеллекта, который подразумевает чувствительность к себе и к тому, что переживают другие».

Не только думать

Одно можно сказать наверняка: крайняя чувствительность представляет собой скорее преимущество, когда речь идет о художнике, поэте или мыслителе. Кант видел в ней превосходную возможность вобрать в себя мир. С помощью запаха печенья «мадлен», пробуждавшего воспоминания и воображение, Марсель Пруст отправлялся на поиски «утраченного времени» — времени его детства и молодости.

И если раньше многие мечтали о том, чтобы избавиться от «лишних» чувств, ограничившись рациональным разу­мом, то сегодня стало понятно, что одно без другого не только не существует, но и работает с ним в самой тесной связке. Мы обращаемся с чувствами так же, как и с мыслями.

«Мы можем ясно мыслить, только если гармонично чувствуем, — подчеркивает Елена Шуварикова, — не западаем в тревогу, но имеем такой уровень тревоги, чтобы это толкало нас, вынуждало мыслить. Точно так же, если мы в нирване, гармонии, мысль не идет. Только ненулевой уровень эмоционального фона позволяет развиваться когнитивным способностям».

Связь с собой и другими

Некоторое время назад одна из пользователей «Яндекс Дзена» написала текст о том, что стихо­творение Агнии Барто про то, что «зайку бросила хозяйка, под дождем остался зайка», незачем читать детям или, по крайней мере, незачем переживать из-за этого, ведь зай­ка — это всего лишь игрушка, сшитая из ткани. И если он промок под дождем, то это просто мокрая тряпка. Многие читатели возразили: ведь с помощью воображения ребенок учится сопереживать другому и понимать себя. Чувствительность — это способность установить связь со своими чувствами.

«Переживая, мы вступаем в связь, отношения с другими, далекими и близкими, с объектами внутри себя, а без этого не существовала бы наша человечность, — подчеркивает Елена Шуварикова. — Чтобы чувствовать смысл, ценность жизни, нужно плакать над Снегурочкой и Спящей царевной. Когда мы позволяем себе чувствовать печаль, читая книгу или смотря фильм, то на символическом уровне завершаем потребность вспомнить о ком-то, пожалеть себя и других. И если мы удовлетворяем ее, то успокаиваемся и можем перейти к другой потребности».

Как и другое наивное искусство, они позволяют проникнуть в переживания, минуя барьеры критического разума, объясняет психотерапевт: «За счет наивности они помогают пройти сквозь условности прямо непосредственно к переживаниям, и мы попадаем в свои скрытые чувства, от которых защищались». Так происходит катарсис.

Ведь сюжет таких наивных произведений архетипичен: расставания, неожиданные встречи. Часто речь идет о детских травмах: ребенка украли, разлучили с близкими. «В той или иной степени это переживал каждый, мы защищаемся от этих чувств, нам трудно пережить их непосредственно, но мы вдруг попадаем в похожую историю и встречаемся с тем, от чего защищаемся. Но защищаясь, мы отказываемся от части себя. А катарсис помогает восстановить связь с отщепленными чувствами», — поясняет Елена Шуварикова.

Мы воссоединяемся со своими чувствами и можем жить более целостно, не бояться смерти, которая всегда существует в фоне, отдаляется или приближается к нам. А когда мы понимаем свои чувства, это помогает устанавливать связь с другими и не бежать от их чувств, даже когда они тяжелы. Мы получаем возможность сострадать.

Кому можно быть слабым

Мы все рождаемся крайне восприимчивыми: в первые месяцы жизни у нас очень много нейронных связей. Но на наше отношение к собственным эмоциям влияют реакции окружения. «От того, как эти эмоции встречают, как их расценивают или пренебрегают ими, зависит, насколько легко нам будет приспосабливаться к непредвиденным обстоятельствам», — отмечает Елена Шуварикова.

У каждого есть порог терпимости, превышение которого приводит к функциональному сбою. Сложные жизненные перипетии (брак, развод, переезд, смена работы…), нарушающие привычный ритм существования, могут вызвать временную сверхчувствительность, невозможность вынести что бы то ни было. Таким образом, чувствительность не остается постоянной на протяжении жизни.

«Старики чувствуют сильно, — замечает Елена Шуварикова, — и это им мешает видеть рациональную сторону событий, они впадают в тревогу, особенно если внешняя ситуация действительно остра. Случается, что наши пожилые родственники не могут справиться с перевозбуждением. У них действительно хуже работают механизмы торможения, и наша задача — позаботиться о них, не обрывая и не высмеивая. У детей и стариков есть физиологически обусловленные трудности с торможением нервных импульсов, и как раз близкие и профессионалы помогают сделать эту работу — погружаться в чувства и успокаиваться, то и другое очень важно».

Чувствительность у разных полов различается. Традиционный взгляд приписывает мужчинам рассудок, женщинам — эмоциональность. Хотя образ плачущего мужчины вызывает все меньше удивления. Ницше расплакался во время путешествия при виде лошади, упавшей на землю под ударами хлыста. Его чувствительность так досаждала ему, что в мечтах он видел себя неколебимым воином.

Более того, самым уязвимым для физической боли является так называемый сильный пол, согласно канадскому исследованию¹. У мужчин боль сохраняется в памяти дольше, поэтому они страдают от нее еще до ее наступления, если только они не осмеливаются выпустить свои эмоции наружу. Женщины меньше страдают от запрета показаться слабыми. Но дело не в чувствительности как таковой, а в том, насколько мы умеем управлять своими проявлениями.