Вопрос о природе добра и зла — не в первый, конечно, раз в нашей новейшей истории — вновь приобретает пугающую конкретность. Уровень агрессии в обществе зашкаливает — достаточно включить телевизор или зайти в соцсети, и оказываешься будто под током.
Если доброе в нас так легко спугнуть, если мы без сопротивления сдаем позиции ненависти, нетерпимости и враждебности — чего оно стоит? Может быть, оно не укоренено в нас? Может, это лишь тонкая пленка, прикрывающая нашу истинную, животную сущность? Или мы выбираем служение добру или злу по обстоятельствам, а изначальной склонности ни к добру, ни к злу у нас нет?
На первый взгляд ответ должен быть неутешительным. Сразу вспоминаются холокост, сталинские лагеря, геноцид от Камбоджи до Руанды... Какой утонченный садизм и жестокость, какая безграничная изобретательность, с которой человек причиняет страдания другим!
Как мы можем говорить о том, что доброта — природное качество, если достаточно посмотреть, что делается на переменах в школе?
Как тут не вспомнить работы Дарвина о выживании видов или Конрада Лоренца о естественной истории зла? Как игнорировать фрейдистские теории о бессознательном стремлении к жизни и к смерти, как не поверить выводу философа Ханны Арендт о банальности зла?
Неудивительно, что в ХХ веке, как отмечал Эрих Фромм, после Первой мировой войны, Гитлера и Сталина, Ковентри и Хиросимы мыслители стали делать акцент на склонности человека к дурному. Однако новые исследования пытаются опровергнуть такой взгляд. Так, американский антрополог Дуглас Фрай на основе данных эволюционной биологии, археологии, приматологии утверждает, что агрессивности нет в природе человека, наоборот, ей присущ «мирный потенциал».
Сходных взглядов придерживаются позитивные психологи. С какой радостью мы бы выбрали эту гипотезу! Но возможно ли это? Мы попросили экспертов помочь нам разобраться.
«Да, мы прибегаем к насилию только за неимением лучшего варианта»
Жан Леконт, психолог, автор книги «Человеческая доброта»
«Бинарная оппозиция между добром и злом — это преувеличение. У человека есть потенциал и для того, и для другого. Но возможность доброты и сочувствия является более важной, чем противоположная. Годовалые дети, только начинающие ходить, уже в состоянии по собственному желанию помочь взрослому, который не может открыть какую-нибудь дверцу шкафа.
Зоны мозга, которые отвечают за удовлетворение и вознаграждение, активизируются, когда мы проявляем щедрость. С другой стороны, зоны, отвечающие за отвращение и неприятие, задействованы в нашей реакции на несправедливость. Благодаря зеркальным нейронам мы чувствуем боль другого. В человеческих отношениях насилие — это поведение «за неимением лучшего».
Возьмем в качестве примера войны: можно легко опровергнуть утверждение, что люди вовлекаются в них по собственному желанию. У нас есть отвращение к убийству, и, если все-таки приходится убивать, это обычно ведет к чувству вины. Поэтому, чтобы ожесточить людей, приходится использовать условные рефлексы, наркотики, алкоголь, подчинение.
Что точно присуще человеку, так это страсть к действию и острым ощущениям. И то и другое порой ошибочно ассоциируют с насилием. Но если подросткам, которые «подсели» на видеоигры, предложить поиграть в активные игры, которые порождают много эмоций, но без жестокости, то они испытывают такое же, если не большее, удовлетворение. Да, вкус к насилию существует, но лишь у социопатов, составляющих 1-2% населения. Человек человеку — не волк».
«Да, в нас заложено доброе начало. Так же, как и злое»
Александр Усков, психоаналитик, член Международной психоаналитической ассоциации (IPA)
«В психоанализе существуют разные взгляды на этот счет. Есть теории, исходящие из того, что человек от природы добр, но его «портит» тяжелый жизненный опыт, недостаток любви в детстве, пережитые фрустрации и лишения. Однако при заботливом, эмпатическом, понимающем отношении аналитика он может как-то реализовать свою природную доброту, выздороветь, то есть стать менее разрушительным по отношению к себе и к другим людям, меньше боли и страданий переживать сам и причинять окружающим.
Но есть также иной большой и влиятельный корпус теорий, утверждающих, что в человеке заложены оба начала — и доброе, и злое, в каждом из нас в своей индивидуальной пропорции. И вопрос именно в том, как можно преодолеть или смягчить злобу, ненависть, разрушительные инстинкты, которые объясняются не только тем, что с человеком плохо обращались в детстве, мало любили и мало о нем заботились, но также тем, что в первую очередь они являются природным качеством человека как вида. Я разделяю такой подход.
Биологическая наследственность, так же как и жизненный опыт, может толкать человека в сторону добра или в сторону зла. Но есть еще и экзистенциальный личностный выбор, который каждый из нас делает, — становиться ли мне на сторону добра или на сторону зла? Этот вопрос мы решаем на протяжении всей нашей жизни. Для каждого из нас открыт потенциал добра, точно так же, как и потенциал зла.
И человек никогда не может быть уверен, что окончательно стал на сторону добра, потому что в любой момент он может соскользнуть в сторону зла, разрушения, насилия. Более того — мы не можем вообще никогда не совершать злых поступков. Не всегда это очевидные, осознаваемые вещи. Иногда человек облекает свои разрушительные инстинкты в привлекательную оболочку, маскируя любовью или заботой предательство, насилие, обман.
Поэтому нам необходима постоянная внутренняя работа для того, чтобы в этом разбираться и понимать, что на самом деле мы делаем. Такое переосмысление происходит в ходе психоанализа. Мы снова и снова возвращаемся к каким-то событиям или переживаниям, заново анализируем, что они для нас значили и к чему привели. И человек вдруг видит что-то плохое, даже ужасное там, где раньше не замечал, или, наоборот, обнаруживает нечто ценное, хорошее в своем травматичном опыте.
Это не значит, что между добром и злом нет четкой грани. Абсолютные критерии существуют, хотя их не всегда легко определить. По крайней мере все, что связано с насильственной смертью, с насилием как ограничением или лишением свободы другого человека, с ложью и обманом в разных видах, — это то, что является абсолютным злом.
И все же в нас есть стремление к добру. Ведь добро в каком-то смысле является синонимом жизни. Жизнь невозможно зачинать, поддерживать, развивать без стремления к тому, чтобы создать, сберечь, защитить от разрушения что-то хорошее. И поскольку жизнь продолжается, это значит, что стремление к добру пересиливает стремление к злу».
«Нет, но в нас есть интуиция добра»
Юлия Синеокая, доктор философских наук, автор книги «Три образа Ницше в русской культуре»
«Я думаю, что от природы человек ни добр, ни зол. Он по ту сторону добра и зла. Он нейтрален, как нейтрален, по отношению к нормам человеческой морали, Бог. Обстоятельства, воспитание, любовь, проявленная или не проявленная к человеку в детстве, уже определяют его воззрения, отношение к другим и наличие того, что Ницше называл «человеческое, слишком человеческое», то есть эгоизма, зависти, озлобленности, корысти — качеств, которые ограничивают человека на пути добра. Но у нас есть свобода воли — свобода выбора между добром и злом, и совесть — интуиция добра, то, что Кант называл нравственным законом внутри нас.
Возможность изменения, совершенствования есть всегда, на всех этапах жизни каждого из нас. Даже совершив поступок, терзающий душу, человек сохраняет шанс измениться, переродиться. И это — истинное неотъемлемое добро, добро абсолютное. А дальше все зависит от того, как человек распорядится своей жизнью, что он успеет за отведенное ему время. Сократ повторял, что главное событие человеческой жизни — смерть. Никому не избежать ответа на вопрос: зачем я прожил жизнь? страшно ли мне умирать?
Добр, на мой взгляд, не тот человек, который ориентирован на авторитет, страх наказания или ожидание вознаграждения за свой поступок, а тот, чей выбор обусловлен — ответственностью перед собой, своими близкими, своим временем. И критерий здесь не внешний успех и не одобрение других. Наедине с собой человек всегда правдив, и каждый из нас знает, поступил ли он в соответствии с истиной, которая в нем заложена, или против нее.
У Аристотеля есть понятие «энтелехия», означающее стремление всего, что существует в мире, к реализации своей сущности. У каждого из нас своя собственная энтелехия — смысл жизни. Приносит ли мне то, что я делаю, внутреннюю гармонию, счастье жить? — это и есть критерий добра. Добро — это умение поддержать другого, не навязывая ему свой личный опыт страдания и взлетов, это мастерство доверять другому, помогая ему становиться собой, максимально себя реализовывать в жизни».
«Нет, человеком не рождаются, а становятся»
Евгений Осин, экзистенциальный психолог, доцент факультета психологии НИУ «Высшая школа экономики»
«Добро и зло — это этические категории. Их невозможно применить к животным, и точно так же наша биологическая природа — животное в нас — вне добра и зла. Мы рождаемся с биологическими потребностями, которые требуют удовлетворения и располагают нас к тому, чтобы вести себя эгоистично. Однако среди них есть и потребность в близости, для удовлетворения которой необходима забота о другом человеке: младенец, еще не научившись говорить, уже реагирует на плач другого и зовет маму, чтобы та чужому ребенку помогла.
Можно ли назвать это добром? Скорее, в нашей биологической природе есть базовая предрасположенность, которая может развиться в стремление творить добро. И заглушить ее не так уж трудно: страдания, психологические травмы, нехватка внимания и заботы в раннем детстве — и человек может вырасти неспособным к заботе как о другом, так и о самом себе.
Наша природа — это не только то, что заложено в нас от рождения: человеком не рождаются, а становятся. Эрих Фромм писал, что многие из нас умирают, так и не родившись до конца, не став человеком. Можно всю жизнь говорить и писать хорошие слова о доброте, но так и не стать по-настоящему добрым самому, даже имея такое желание. Человеком каждого из нас делают отношения, встречи.
В течение жизни мы встречаемся с множеством людей, у каждого из которых мы чему-то учимся: любить, наслаждаться красотой, отличать истину от лжи, творить добро. Когда мы встречаем чей-то добрый поступок там, где не ожидали, это всегда трогает нас, напоминая о том, что в человеке есть нечто большее: в нас есть сила, способная изменить привычный ход вещей и сделать мир — пусть ненадолго, пусть только здесь и сейчас, — тем местом, в каком нам хотелось бы жить.
Доброта других призывает нас задуматься: «А что я могу сделать, чтобы чья-то жизнь стала лучше? Делаю ли я достаточно?» Ответ на этот вопрос не так просто найти. Философ Мераб Мамардашвили говорил, что добро — это не содержание: один и тот же поступок в разных ситуациях может оказаться и добрым, и злым.
Нам нужно совершать усилие, чтобы увидеть, что будет добром именно здесь и сейчас, в этой ситуации, по отношению к этому человеку, и смелость — чтобы осуществить это. Потому что настоящее добро — это всегда выход за рамки ожиданий, правил, привычек и обязательств. Как и любой творческий акт, добрый поступок требует смелости.
И эта наша способность творить добро опирается на веру в природу человека. Если мы верим в то, что люди в основе своей добры, достойны любви и поддержки, если относимся к ним так, то своим отношением мы помогаем им измениться, стать добрее. Если же мы верим в то, что люди по природе своей злы, мы сеем недоверие, которое не помогает стать лучше — ни другим, ни нам самим».
