Psychologies: Французы – чемпионы по пессимизму. Опросы показывают, что по этому показателю они опережают даже жителей Афганистана и Ирака. Может ли их, в таком случае, привлечь разговор об оптимизме?
Филипп Габийе: Во Франции очень стойки рефлексы прошлого. Наш разум привык замечать только мрачную сторону вещей. Нам трудно признавать наши достоинства и сильные стороны, трудно верить в хорошее. В отличие, к примеру, от американцев – они обладают невероятной способностью действовать. В их представлении нет ничего невозможного. Для нас оптимизм – неловкое упражнение по самоутверждению. Ни англичанин, ни немец, ни американец так к нему не относятся.
Какое бы вы дали определение оптимизму?
Ф. Г.: Оптимизм – это энергия, уверенность в том, что решение проблемы возможно и мы способны его найти. Сталкиваясь с неизвестностью, катастрофами мирового масштаба, сначала я осмысляю ситуацию, а затем пытаюсь увидеть светлую сторону, понять, что можно сделать. Если у нас нет ни малейшей крупицы надежды, все кончено.
Вы действительно полагаете, что пессимизм парализует, лишает нас способности действовать? Вспомните бойцов Сопротивления в годы Второй мировой войны — едва ли они располагали поводами для оптимизма. Тем не менее они действовали…
Ф. Г.: Но они были оптимистами, у них была надежда на лучшие времена, они были убеждены, что наступят перемены, что нацизм не вечен. Сколько времени он продержится, год или больше, они не знали. Но знали, что это ненадолго. Оптимизм набирает силу как раз тогда, когда все плохо.
Оптимизм и желание изменить положение вещей — это две стороны одной и той же силы, не так ли?
Ф. Г.: Желание может подогревать оптимизм при условии, что у нас есть возможность действовать в заданной ситуации. Оптимист — тот, кто опирается на реальность, на то, чем он располагает. Он оптимизирует свои ресурсы. Давайте престанем себя жалеть. Да, у нас есть проблемы, но жизнь полна и хороших вещей, не все так плохо.
Но можно ведь действовать и от безнадежности…
Ф. Г.: Нет, я так не думаю. Главная причина, побуждающая нас действовать сегодня, в том, что мы верим, что будет завтра, ради которого стоит это делать. Тот, кто не верит в будущее, сомневается в нем, погружается в состояние депрессии.
Человеку свойственно задаваться мрачными экзистенциальными вопросами. Они появляются очень рано, уже в детстве…
Ф. Г.: Да, это правда, но дети обладают также способностью восхищаться. Растущий ребенок — живое доказательство того, что оптимизм заложен у нас в генах. Вы никогда не увидите, чтобы малыш прекратил попытки научиться ходить. Кстати, в смысле эволюции и пессимизм тоже должен быть реабилитирован. Потому что и вы, и я — все мы являемся потомками пессимистов. Если бы наши далекие предки ими не были, их бы сожрали при первом удобном случае. Таким образом, мы располагаем двумя опорами, но использовать их надо разумно. У законченных пессимистов ущербный взгляд на мир, они видят лишь одну его сторону, но и абсолютный оптимизм — тоже не признак ума.
Существует великое множество книг на эту тему. Почему оптимизм так моден сейчас?
Ф. Г.: Я думаю, люди испытывают чувство бессилия, глядя на то, что происходит на земле. Я, маленький человек, ничего не могу сделать, чтобы предотвратить мировой кризис или глобальное потепление. Одновременно растет общий уровень образования. А что если мы заключим пари — оптимизм победит? В конце концов, оптимизм — вне религии, это понятие возникло в ХVIII веке в эпоху Просвещения. Человек обладает способностью оптимизировать, умножать то, что ему дано. И стало быть, надежда может существовать и без упования на Господа. Да, мир несовершенен, полон драм, растет безработица, но в нем живут люди, которые не опускают руки, затевают новое, создают компании и выходят победителями!
Интерес к позитивной психологии в нашем обществе, возможно, объясняется тем, что оно становится все более и более индивидуалистским?
Ф. Г.: Безусловно. Благосостояние, комфорт, хорошее самочувствие — эти ценности современного мира выводят на первый план индивидуальные интересы. Часть общества стремится к оптимизму. Что делать остальным? Если мы не ощущаем себя оптимистами, выход может быть таким: начнем вести себя так, как будто мы оптимисты. Как известно, аппетит приходит во время еды. Так же и с оптимизмом.
Вы наделяете оптимизм моральной ценностью…
Ф. Г.: Да, кажется, Вольтер говорил, что быть веселым — это проявление вежливости. Я бы добавил: а быть оптимистом — это нравственно. Проявлять его — наш долг перед другими людьми. Оптимизм достигается тренировкой, его можно нарастить, как мускулы. Нам надо привыкнуть смотреть на ситуацию с положительной стороны. Смотреть и общаться под углом «все хорошо». С незапамятных времен мы находили решения проблем, пусть они были временными и несовершенными, но это работало. Так что да здравствует несовершенство, энергия и движение вперед.
Оптимистический подход к работе оказывает влияние на нашу личную жизнь?
Ф. Г.: Да, если в работе вы ежедневно находите решения сложных проблем, ваша личная жизнь тоже меняется. Лучше жить бурной, насыщенной событиями жизнью, чем заниматься бесконечным поиском счастья. Пессимисту рано или поздно грозит встреча с бедой или несчастьем. Если же мы ценим каждое мгновение и стремимся проживать его насыщенно и ярко, нам может грозить лишь рутина и скука.