«Причина социальной тревоги – страх быть отвергнутым»

Так может, к примеру, проявляться психопатия.

Когда тревожность начинает причинять реальные проблемы, а не дискомфорт, нужно принимать меры. В любом случае у специалистов есть методики глубинных интервью, которые позволяют определить, имеем мы дело с социальной тревожностью или социальным тревожным расстройством.

И если это расстройство, его нужно лечить? Существуют ли какие-то лекарственные препараты?

В принципе, да, в терапии могут применяться, например, селективные ингибиторы обратного захвата серотонина — препараты группы антидепрессантов, которые назначают и при многих других видах расстройств. Эти средства помогают подавить тревожное состояние, однако не могут устранить страх быть отвергнутым — первопричину расстройства. А вот психотерапия в этой ситуации дает хорошие и стабильные результаты.

Это отрадно слышать. Потому что число психических расстройств увеличивается так стремительно, что возникает подозрение: их «изобретают» специально, чтобы продавать нам все новые таблетки.

Да, некоторые расстройства действительно наводят на мысль, что их изобрели под формулы фармацевтов. А некоторые другие внезапно исчезают, когда компании снимают с производства тот или иной препарат. Но социальное тревожное расстройство не относится к числу таких «изобретений». Это болезнь, которая приносит страдания множеству людей. По имеющимся данным, на протяжении жизни социальное тревожное расстройство испытывают 13% населения — во всяком случае, в западных странах.

Помогают ли справиться с тревожностью упражнения, медитации?

Медитации бывают полезны, но при других проблемах. А в случае с социальным тревожным расстройством самой эффективной я считаю технику экспозиции: погружение пациента в те ситуации, которые создают для него наибольшие трудности. Вот только я советовал бы обращаться к специалистам, потому что экспозиция может быть достаточно болезненным опытом, к которому нужно готовиться.

Самостоятельного чтения книг или статей для этого не всегда достаточно. Экспозиция — это опыт осознанного входа в ситуации, которых пациент избегает. Опыт умения оставаться в них, не спасаясь бегством. Опыт их постоянного повторения.

Такой опыт может оказаться травматичным сам по себе?

Именно поэтому я рекомендую обращаться к специалистам. Наша терапия — это не те уроки плавания, когда человека просто бросают в реку с моста. Риска утонуть нет, потому что сначала мы все-таки учим пациента входить в воду, дышать в ней, плавать на мелководье. Обычно мы формируем небольшие группы из 4–6 человек со сходными проблемами.

Такая группа с двумя терапевтами оказывается наиболее эффективной. Она уже создает некое социальное окружение и тем самым дает первоначальные навыки преодоления социальной тревожности.

Мы предлагаем участникам выступать перед группой с какими-то речами, поначалу очень короткими и простыми. Например, участники могут рассказывать о своей работе, хобби, каких-то увлечениях.

Эта задача для многих наших пациентов оказывается не очень простой. Но мы учим их концентрировать свое внимание не на собственном страхе и тревоге, а на тех, к кому они обращаются, например.

С другой стороны, оставаться лицом к лицу со своей тревогой, не пытаясь от нее убежать или подавить ее, тоже очень важно. И иногда задача состоит в том, чтобы встать перед группой и вообще ничего не говорить, а просто стоять, чувствуя тревогу и позволяя себе понять, что не происходит ничего ужасного.

После этого и следуют настоящие экспозиции?

Нет-нет, не опережайте события. На следующем этапе мы переходим к более сложным речам. Например, участники должны выступить на тему, в которой мало что смыслят. Или высказать свои взгляды, точно зная, что группа их не разделит.

Усложнение происходит постепенно, работа идет по одной двухчасовой сессии в неделю. И только примерно к седьмой сессии мы переходим к «полевым» экспозициям, когда наши участники совершают какие-то действия уже не внутри группы, а во внешнем мире.

Какие же?

Те, которые могут быть расценены ими самими как неправильные, нарушающие их представления о нормах и приличиях. Такие, которых они никогда бы не совершили. Например, незаметно, но нарочно уронить на пол тарелку с едой в ресторане. А потом попросить официанта все убрать и принести новое блюдо. Или громко спеть в переходе метро в час пик. Или зайти в магазин, выбрать несколько товаров, попросить их упаковать, а потом объявить: «Извините, но я передумал и не буду ничего покупать».

Важно понимать, что наши участники, конечно, не совершают ничего противозаконного и не причиняют никому никакого вреда. Максимум, что им грозит, — быть принятыми за людей неприятных и грубых. Ну и прекрасно! На свете немало и в самом деле грубых и неприятных людей, и они вполне нормально живут.

А нашим участникам важно выйти за рамки, которые они сами для себя установили, и понять, что никакой катастрофы при этом не происходит. Они не становятся преступниками, не проваливаются сквозь землю, и весь мир тут же не сбегается, чтобы пригвоздить их к позорному столбу. Это осознание дает свободу — понимание того, что вы в силах изменить собственные правила взаимоотношений с обществом.

Насколько эффективна такая терапия?

Максимально эффективна. Кроме того, эффект оказывается очень длительным. Представьте: 12 сессий достаточно, чтобы люди могли потом годами, а часто и десятилетиями не испытывать серьезных проблем с социальной тревожностью. Эти 12 сессий просто меняют их жизнь.

Социальной тревожности в равной степени подвержены все жители мира? Есть ли разница между представителями, например, восточной и западной культур?

Есть, но мне и самому очень хотелось бы знать, чем она обусловлена. Я много занимался изучением этого вопроса, но так и не нашел ответ. В Японии и Китае, например, люди намного меньше жалуются на социальную тревожность.

И возможно, дело в том, что социальные нормы в этих странах весьма жесткие. Они не дают особого простора для толкований, и вы почти в любой ситуации знаете, как можно себя вести, а как — нет.

В западном мире эти нормы намного подвижнее и неопределеннее. Нам чаще приходится догадываться, самим решать, как следует себя повести. Что не может не провоцировать социальную тревожность. Но с другой стороны, возможно, жесткие рамки восточной культуры просто не позволяют жаловаться на проблемы: в Японии и Китае намного меньше не только социальных тревожных расстройств, но и многих других видов расстройств.

Социальная тревожность по определению зависит от внешних факторов. А есть ли у нее внутренние причины? Воспитание, предрасположенность?

Конечно, есть. Скажем, весьма вероятно, что робкий и застенчивый ребенок, повзрослев, будет испытывать трудности, вступая в социальные взаимодействия. Уже в два с половиной месяца определенные типы реакций и поведения ребенка могут указывать на будущие проблемы.

Прежде всего это высокая реактивность — например, слишком бурная реакция на громкие звуки, новые игрушки, новые ситуации и новых людей. Если в этих случаях ребенок громко плачет, пытается спрятаться, ищет спасения у родителей, вероятность развития социального тревожного расстройства заметно выше.

Могут ли родители помочь детям избежать этого?

Да, и чем раньше они начнут это делать, тем лучше. Родителям следует поощрять контакты своих детей с другими людьми, внешним миром. В этом случае все можно изменить, неважно, идет ли речь о простой привычке, черте характера или темпераменте. Скажу честно, я вообще уверен, что если приложить нужные усилия, то изменить можно все.