Psychologies: Как судебному психиатру вам приходилось работать со множеством людей, совершивших ужасные поступки. Есть ли для вас — и для психоаналитика вообще — некий моральный предел, за которым работа с клиентом уже невозможна?
Эстела Уэллдон, судмедэксперт и психоаналитик: Давайте я начну с анекдотической истории из жизни моей семьи. Мне кажется, так будет легче понять мой ответ. Несколько лет назад я оставила работу в Национальной службе здравоохранения Великобритании — после того, как три десятилетия проработала в Портмановской клинике, специализирующейся на помощи антисоциальным пациентам.
И у меня состоялся разговор с моей восьмилетней на тот момент внучкой. Она часто бывает у меня, знает, что мой рабочий кабинет завален книгами о сексе и прочих не совсем детских вещах. И она сказала: «Так ты больше не будешь доктором, который лечит секс?» «Как ты меня назвала?» — удивленно переспросила я. Ей, думаю, послышались нотки возмущения в моем голосе, и она поправилась: «Я хотела сказать: ты больше не будешь доктором, который лечит любовь?» И я подумала, что этот термин стоит взять на вооружение… Вы понимаете, к чему я клоню?
Если честно, не очень.
К тому, что многое зависит от точки зрения и выбора слов. Ну, и к любви, конечно. Вы появляетесь на свет — и ваши родители, ваша семья, все вокруг исключительно счастливы по этому поводу. Вас тут ждут, вам тут рады. Каждый проявляет заботу о вас, вас все любят. А теперь представьте, что у моих пациентов, у людей, с которыми я привыкла работать, никогда и близко не было ничего подобного.
Они приходят в этот мир, часто не зная своих родителей, не понимая, кто они сами
У них нет места в нашем обществе, их игнорируют, они чувствуют себя обделенными. Их чувства полностью противоположны тем, которые испытываете вы. Они буквально ощущают себя никем. И что они должны сделать, чтобы поддержать себя? Для начала хотя бы привлечь к себе внимание, очевидно. И тогда они идут в общество и делают большой «бум!» — привлекают к себе как можно больше внимания.
Британский психоаналитик Дональд Винникотт сформулировал в свое время блестящую мысль: любое антисоциальное действие подразумевает и имеет в своей основе надежду. И этот самый «бум!» — это именно действие, совершаемое в надежде привлечь внимание, изменить свою судьбу, отношение к себе.
Но разве не очевидно, что этот «бумм!» приведет к печальным и трагическим последствиям?
Кому очевидно, вам? Но вы же этих действий и не совершаете. Чтобы это понять, нужно уметь мыслить, рационально рассуждать, видеть причины и предсказывать результат. А те, о ком мы говорим, не слишком хорошо «экипированы» для всего этого. Чаще всего они не способны думать таким образом. Их поступки продиктованы почти исключительно эмоциями. Они действуют ради действий, ради этого самого «бум!» — и в конечном счете ими движет надежда.
И я склонна считать, что моя главная задача как психоаналитика — как раз в том, чтобы научить их думать. Понимать, чем вызваны их поступки и какими могут быть следствия. Акту агрессии всегда предшествуют пережитые унижение и боль — это еще в древнегреческих мифах прекрасно показано.
Невозможно оценить степень боли и унижения, пережитых этими людьми
Речь не о депрессии, в которую может время от времени впадать любой из нас. Тут буквально эмоциональная черная дыра. Кстати, в работе с такими клиентами нужно быть чрезвычайно осторожным.
Потому что в такой работе аналитик неизбежно раскрывает перед клиентом всю бездонность этой черной дыры отчаяния. И осознав ее, клиент нередко задумывается о самоубийстве: жить с этим осознанием и правда очень тяжело. Причем бессознательно они об этом подозревают. Знаете, перед многими моими клиентами ставили выбор — отправиться в тюрьму или ко мне, на курс лечения. И значительная их часть выбирали тюрьму.
Невозможно поверить!
И тем не менее это так. Потому что они бессознательно боялись открыть глаза и осознать весь ужас своего положения. А это ведь гораздо страшнее, чем тюрьма. Тюрьма-то что? Для них это почти привычно. Там понятные им правила, там никто не будет лезть в душу и показывать, что в ней творится. Тюрьма — это просто… Да, именно так. Это слишком просто — и для них, и для нас, общества. Мне кажется, что и на обществе лежит часть ответственности за этих людей. Общество слишком лениво.
Оно предпочитает расписывать ужасы преступлений в газетах, фильмах и книгах, а самих преступников объявлять виновными и отправлять в тюрьму. Да, они, разумеется, виновны в том, что совершили. Но тюрьма — это не решение проблемы. По большому счету ее нельзя решить, не поняв, почему совершаются преступления и что предшествует актам насилия. Потому что чаще всего им предшествует унижение.
Или ситуация, которую человек воспринимает как унижение, даже если в глазах других она так не выглядит
Я проводила семинары с полицейскими, читала лекции судьям. И рада отметить, что они с большим интересом воспринимали мои слова. Это дает надежду на то, что когда-нибудь мы перестанем механически штамповать приговоры и научимся предотвращать насилие.
В книге «Мать. Мадонна. Блудница» вы пишете, что женщины могут провоцировать сексуальное насилие. Вы не боитесь, что дадите лишний аргумент тем, кто привык во всем винить женщин — «сама слишком короткую юбку надела»?
О, знакомая история! На английском эта книга вышла больше 25 лет назад. И один прогрессивный феминистский книжный магазин в Лондоне наотрез отказался ее продавать: на том основании, что я очерняю женщин и ухудшаю их положение. Надеюсь, за 25 лет многим стало понятнее, что я писала совсем не об этом.
Да, женщина может провоцировать насилие. Но, во-первых, насилие от этого не перестает быть преступлением. И во-вторых, это не значит, что женщина хочет… Ох, боюсь, это невозможно объяснить в двух словах: вся моя книга именно об этом.
Я рассматриваю такое поведение как форму перверсий, которые свойственны женщинам не меньше, чем мужчинам
Но у мужчин проявление враждебности и разрядка тревоги завязаны на один конкретный орган. А у женщин они распространяются на все тело целиком. И очень часто направлены на саморазрушение.
Это не только порезы на руках. Это и пищевые расстройства: например, булимию или анорексию тоже можно рассматривать как бессознательные манипуляции с собственным телом. И провоцирование насилия — из этого же ряда. Женщина неосознанно сводит счеты с собственным телом — в этом случае при помощи «посредников».
В 2017 году в России вступил в силу о декриминализации домашнего насилия. Как по-вашему, это хорошее решение?
Я не знаю ответа на этот вопрос. Если цель — снизить уровень насилия в семьях, то это не выход. Но и сажать в тюрьму за домашнее насилие — не выход тоже. Как и пытаться «спрятать» жертв: знаете, в Англии в 1970-е годы активно создавались специальные убежища для женщин, ставших жертвами домашнего насилия. Но выяснилось, что многие жертвы отчего-то не стремятся туда попасть. Или не чувствуют себя там счастливыми. Это возвращает нас к предыдущему вопросу.
Дело, очевидно, в том, что многие такие женщины бессознательно сами выбирают мужчин, склонных к насилию. И не имеет смысла спрашивать, почему они терпят насилие, пока оно не начинает угрожать их жизни. Почему не собирают вещи и не уходят при первых же его проявлениях? Есть что-то внутри, в их бессознательном, что их удерживает, заставляет таким образом «наказывать» себя самих.
Что же может сделать общество, чтобы снять остроту этой проблемы?
А это возвращает нас к самому началу разговора. Лучшее, что может сделать общество, — понять. Понять, что творится в душах тех, кто совершает насилие, и тех, кто становится его жертвами. Понимание — единственное общее решение, которое я могу предложить.
Мы должны как можно глубже смотреть на семью и отношения и больше изучать процессы, которые в них происходят
Сегодня люди гораздо больше увлечены изучением деловых партнерских отношений, а не отношений между партнерами в браке, например. Мы прекрасно научились просчитывать, что может нам дать наш деловой партнер, стоит ли ему верить в тех или иных вопросах, что им движет в принятии решений. А вот все то же самое в отношении человека, с которым мы делим постель, понимаем далеко не всегда. И не пытаемся понять, не читаем умных книг на эту тему.
И еще замечу, многие из жертв насилия, а также из тех, кто предпочел работу со мной тюремному сроку, демонстрировали потрясающий прогресс в ходе терапии. А это дает надежду на то, что им можно помочь.
