«Опару ставь с вечера, утром замесишь тесто, пусть поднимется дважды», — наставляет бабушка насчет пирожков. «В нашей деревне не было слова «ива», говорили «ракита», мы мальчишками из нее удочки делали», — рассказывает папа. «Любовь заканчивается, а работа спасает», — уверяет тетя.
У каждого из нас множество таких воспоминаний. Наши ли они? Конечно! Но в то же время они принадлежат близким, которые делятся тем, что знают и помнят, что они пережили и перечувствовали за всю свою жизнь. А мы их впитываем.
Это не всегда слова: жесты, взгляды, привычки, предпочтения.
«Мы несем в себе частичку людей, с которыми связаны, учимся у них и затем передаем традицию тем, кто идет за нами, — считает психолог, один из создателей метода культурно-исторической социодрамы Виктор Зарецкий. — И так происходит во всех областях жизни: в науке, в обществе и в семье».
Без этого прошлого мы не были бы самими собой. Но что, если в нем обнаруживаются пробелы?
Дыра, в которую уходит энергия
Семейная тайна — событие, о котором не говорят. Эта зона молчания влияет на всех, кто входит в семью.
«Тайна всегда как бы дыра, зияние, психологическая пустота, та самая, которой не терпит природа, — подчеркивает семейный психотерапевт Наталья Тумашкова. — Это незавершенный гештальт, который по своей природе стремится к завершению. Края дыры должны стягиваться, поэтому туда уходит энергия».
Тайна — неопределенность, которая порождает непреходящую тревогу. И иногда достаточно незначительного происшествия, чтобы в семье случился взрыв эмоций, разрыв связей. Тем более, если эта тайна многолетняя, которая передается от старших к младшим.
«Если гештальт не закрывается из поколения в поколение, то по закону семейных систем начинается усугубление симптома», — объясняет Наталья Тумашкова.
Первоначально реальный страх по конкретному поводу, если мы избегаем о нем говорить, превращается в размытую неясную угрозу, которую ощущают все члены семьи, включая потомков.
«Поэтому в здоровой в целом семье у кого-то может развиться эндогенная депрессия, тревожное или обсессивно-компульсивное расстройство, при котором по сорок раз моют руки, проверяют, выключен ли газ», — приводит пример психотерапевт. В настоящем причин нет, они в прошлом.
Не совсем прошлое
Прошлое не исчезает без следа, а продолжается в настоящем. Выбирая партнеров, мы отдаем предпочтение тем, кто поможет поддерживать привычки, приобретенные в нашей родительской семье. Например, «у нас не говорят о сексе». Может, за этим скрыто что-то страшное, а может и нет, зато есть неловкое, о чем «приличные люди не говорят».
«Не было ни изнасилований, ни убийств, но тема покрыта тайной — почему? Да просто бабушки об этом не разговаривали, и в XXI веке для некоторых это по-прежнему неприлично! — объясняет Наталья Тумашкова. — И эта закрытая тема мешает строить нормальные сексуальные отношения: женщина не может сказать, что ей приятно, мужчина не может спросить ее и думает, что раз она молчит — значит, все в порядке, или не думает, но спросить все равно не может».
То, что раньше считалось нормальным, может стать неприемлемым
Во многих семьях тайной стало еврейское происхождение. Об этом старались не говорить, потому что 5-й пункт («национальность» в паспорте СССР) влиял на карьеру, был даже в ходу ироничный эвфемизм «инвалид пятой группы», то есть еврей. Прошлое это или нет?
До сих пор эта тема трудна настолько, что многие не могут говорить о ней, отказываются верить, что был Холокост. Если его признать, окажется, что культурные немцы способны на такую бесчеловечность, значит, и я, и кто-то рядом, любой, принадлежащий к человеческому роду, тоже способен на такое.
«Для ребенка непонятно, что плохого в том, что он еврей, — развивает мысль психотерапевт, — но он слышит, как взрослые понижают голос, сталкивается с непонятной ему агрессией, и у него происходит перенос: со мной что-то не так.
Причем «не так» на том уровне, на который я повлиять не могу, это не зависит от того, плохо или хорошо я себя веду. Пока не будет прояснено, где мнение общества, установки, семейная история, а где я сам и моя личная ответственность, тревога никуда не денется».
Общественные установки меняются. То, что раньше считалось нормальным, может стать неприемлемым и уйти в область замалчивания. Один из примеров — сексуальная ориентация, отношение к которой заметно менялось на протяжении веков: от спокойного в Античности к гонениям в христианскую эру, в отдельных странах вплоть до нашего времени.
«Тенденция цивилизационного развития — в принятии разнообразия и в открытом разговоре о тех или иных наших особенностях, что снижает напряжение.
В тех же культурах, где до сих пор существует вынужденное молчание, где геи не могут спокойно принимать и выражать свою идентичность, психологическое напряжение выражается в социальной агрессии и в личных трагедиях», — подчеркивает Наталья Тумашкова.
Существует то, чем не хвастаются, например, такие болезни, как энурез, но если кто-то признается в этом, другие ему только посочувствуют.
Еще недавно дискриминировали зараженных ВИЧ, а когда был точно установлен механизм передачи и найдено лечение, отношение к ним изменилось. Но там, где что-то окружают тайной, возникают страхи, скрывается количество заболевших, и тогда напряжение растет и в обществе, и в семьях, и у отдельных личностей.
Восстановить историю
Семейная тайна отрезает нас от родовой памяти, которая может стать частью личности. Понятно, что многого мы не можем узнать даже из архивов, да и не у всех они сохранились.
На помощь приходят методы психологии. Они позволяют получить не правду фактов, но правду души.
«Человеческая история входит в коллективное бессознательное, и если мы туда посылаем запрос, то получаем ответ и чувствуем, когда это происходит, — замечает Наталья Тумашкова. — Канувшие в небытие предки могут вернуться, рассказать свою историю, дать вам совет, если хотите. Вы получаете контакт с энергией рода».
Одни и те же события каждый осмысливает по-своему, и в этом проявляется наша уникальность.
«У нас нет прошлого или будущего вообще, оно всегда — «мое прошлое», «мое будущее», индивидуальное, личное, и от того, как мы осмысливаем прошлое семьи, а значит, и свое, зависит индивидуальное будущее и настоящее.
Прошлое переосмысливается и реконструируется, — подчеркивает Виктор Зарецкий. — Реконструкция — способ найти точки отсчета, чтобы выработать собственное отношение, мнение, чтобы понять, что это за часть, которая в нас существует».
Чтение не заменит психотерапии, но поможет понять, что происходит с нами. Работа по переработке травм сложна, однако благодаря ей «дыра» может закрыться, а прошлое — стать ресурсом. Ведь за каждым из нас стоит история рода, уходящая в древность, хранящая огромную жизненную энергию.