Это явление начали изучать в США и Европе, и десятилетиями социологи считали, что кризис среднего возраста — явление западной культуры. Его связывали с недостатком психологической поддержки со стороны социума, которую человек ощущает после 40 лет, либо с тем давлением, которое оказывает на него общество, пропагандируя культ успеха. Сравнивая себя с идеальным образцом, который и карьеру построил, и семьей обзавелся, и бодр, и весел, среднестатистический человек не может не ощущать себя неудачником.
И уже в двухтысячные экономисты Университета Уорвика, исследовавшие зависимость между удовлетворенностью человека своей работой и жизнью в целом, установили, что кризис среднего возраста — явление, которое слабо зависит от страны. Опросив граждан 80 стран мира, они выяснили, что жители 55 из них претерпевают смену отношения к жизни строго по той же U-образной кривой. Самая низкая точка этой «ямы» приходится в среднем на 46 лет.
Общества стран, где проводилось исследование, сильно отличались друг от друга — далеко не везде существовал культ успеха, во многих странах действовала разветвленная система семейных и социальных связей, в которой человек никак не мог ощущать себя одиноким и покинутым. Культурные различия, конечно, накладывают свой отпечаток на «течение болезни» — граждане передовых постиндустриальных стран переживают кризис среднего возраста острее, чем жители стран развивающихся. И все же эта разница не затеняет универсальности явления.
Именно на людей среднего возраста ложится основное бремя социальной ответственности
Объяснить повсеместность кризиса среднего возраста психологи попытались через те немногие общие черты, которые существуют между большинством обществ мира, несмотря на все отличия между ними. Эти общие черты связаны с самим жизненным циклом человека.
Именно на людей среднего возраста ложится основное бремя социальной ответственности — как правило, у них есть дети школьного возраста, которые постоянно заставляют решать десятки проблем, связанных с их обучением, социализацией, материальной поддержкой, а также стареющие родители, о которых тоже нужно заботиться.
Со временем это давление ослабевает — дети становятся самостоятельными, родители, увы, умирают. И несмотря на то что ощущение одиночества из-за этого может расти, люди чувствуют себя не столь отягощенными трудностями, как ранее. И ощущение загнанности уходит.
Есть и еще один вариант объяснения — U-образную кривую создает разрыв между нашими ожиданиями и реальностью. В юности большинство людей — максималисты: они многого ждут от жизни, и у них есть силы и возможности этого добиваться. А главное — надежда, что если не сегодня, так через десять лет у них получится осуществить свои желания.
В среднем возрасте этой надежды уже нет — человек осознает, что времени на то, чтобы реализовывать свои мечты, уже не осталось, и это наполняет его существование грустью. Однако в 55–60 лет он уже не ждет от жизни многого — и, едва ли не впервые в жизни, начинает довольствоваться тем, что действительно имеет. Как следствие, его удовлетворение от жизни вновь начинает расти.
Разницу в остроте выраженности явления между развитыми и развивающимися странами и вовсе можно объяснить статистически — люди в развитых странах обычно живут дольше, а значит, и кризис среднего возраста могут переживать на протяжении положенных полутора-двух десятилетий.
В нищих странах жители (особенно мужчины) могут не доживать до шестидесяти, и U-образная кривая у них попросту обрывается в самой низкой точке или на небольшом подъеме от дна. Кроме того, и здоровье у долгожителей в развитых странах в среднем гораздо лучше, а значит, рост от нижней точки будет более выраженным — ведь здоровье определяет важную часть самоощущения.
Впрочем, даже этих «социальных» объяснений универсальности кризиса среднего возраста может оказаться недостаточно. Дело в том, что кризис среднего возраста встречается не только у человека, но и у... высших обезьян.
Кризис среднего возраста может быть запрограммирован биологией старения социальных млекопитающих
Как выяснили этологи, у шимпанзе и орангутангов он приходится на период примерно между 28 и 35 годами — если учесть меньшую, по сравнению с нашей, продолжительность жизни этих обезьян, то этот возраст примерно соответствует нашему периоду между сорока- и пятидесятилетием. В этот период приматы становятся более замкнутыми, проявляют меньше интереса к вещам, которыми они обладают, — к партнеру, положению в социуме, еде.
Это говорит о том, что кризис среднего возраста может быть запрограммирован биологией старения социальных млекопитающих — этим рубежом отмечен их переход в возраст, когда убывающие силы не позволяют им занимать то место в сообществе, к которому они привыкли. Ощущая это подсознательно, индивид начинает менять свое отношение к окружающим и прежним ценностям, переходит к вырабатыванию новой поведенческой стратегии.
Увенчается ли эта деятельность успехом, в каждом конкретном случае определяется его характером, способностями и так далее. Увы, приспособиться удается не всем — однако те, кто переживает кризис и вступает в пору старения, начинают чувствовать себя гораздо увереннее в новом статусе долгожителя.
