«В разгар рабочего дня снизу, из-под плинтусов, повалил черный дым, — рассказывает 42-летняя Евгения. — Директор приказал спускаться вниз, я схватила пальто и ринулась в коридор. Но путь на улицу был отрезан: центральную лестницу уже охватил огонь. Я повернула к аварийному выходу. Мы работали на втором этаже деревянного особняка, а внизу были склады, обитые пластиковыми панелями. Я ощущала ядовитый дым в легких, дышать было невозможно.
Пробираясь во мраке, я увидела вдали слабый свет, из последних сил бросилась туда, в чей-то кабинет, распахнула окно, свесилась…
Там, по счастью, оказался козырек пиццерии, на который я и спрыгнула. Мои коллеги, выбрасываясь из окон, получили тяжелые травмы, а мне повезло. Оказавшись на земле, я вдруг начала дико хохотать: я только что избежала смерти! А ведь еще полчаса назад мы безмятежно обсуждали планы на вечер».
Ни научные знания, ни вера, ни богатый жизненный опыт не способны уберечь нас от шока при столкновении с подобными страшными сценариями. Авария, землетрясение, нападение грабителей или теракт… Оказавшись в эпицентре экстремальных событий, мы понимаем, насколько беззащитны перед грубой реальностью. И переживаем настоящее потрясение.
«В момент шоковой травмы к нам приходят очень сильные чувства, которые мы не можем контролировать, — объясняет травматерапевт Елена Мазур. — Это страх, ужас, ярость, потеря внутреннего равновесия, смятение. Они, подобно мощной волне, сбивают с ног и настолько захватывают, что мы не можем им противостоять».
Масштаб разрушений
В последние годы слово «травма» стало расхожим: коллега рассказывает, как ее травмировал опыт родов в городской больнице, знакомый вспоминает предательство любимой женщины, для соседки по площадке травмой оказался разорительный ремонт.
«Действительно, травму сейчас трактуют слишком широко, применяя к событиям, которые сильно затрагивают, — продолжает Елена Мазур. — И все же у этого термина есть границы. Я склонна определять травму как реакцию на угрозу жизни, на экстремальное событие, которое превышает возможности адаптации и после которого жизнь не может продолжаться, как прежде».
Травмированный человек избегает всего, что напоминает о кошмаре, но его преследуют флешбэки
Он прямо сейчас слышит звук вертолета, с которого десять лет назад сбрасывали бомбы. Снова видит несчастного, который оказался под колесами прошлым летом. Это не галлюцинации: он понимает, что ему это кажется, но испытывает тот же ужас. И все новые события он рассматривает уже через призму этого опыта, отчего все время чувствует напряжение, тревогу, ожидает удара даже в обыденной ситуации.
«Человек с травмой вроде бы идет по жизни вперед, но его взгляд обращен назад, он продолжает вглядываться в прошлое, — объясняет травматерапевт. — Понятно, что в таком положении трудно двигаться, включаться в настоящее, ставить цели, видеть перспективу».
Раскол души
Подобно глубокому ранению, которое рассекает кожные покровы, психотравма нарушает целостность личности. «Она расщепляет психику и тело, сознание и эмоции, — продолжает Елена Мазур. — Пострадавший больше идентифицирует себя с мыслительными процессами и отрицает чувства, не проживает, а подавляет их. Нарушается целостность взаимоотношений с миром. Травма изолирует от окружающих, замыкает на себе, мир перестает восприниматься как безопасный».
Смертельная болезнь или уход любимого человека тоже может привести к травме — эмоциональной. Не угрожая нашей жизни напрямую, утрата нарушает ее ход. «Когда умирает близкий, который был частью нас самих, мы переживаем это как угрозу своей жизни, — уточняет Елена Мазур. — Смерть приближается к нам и вызывает не только боль потери, но и страх за себя».
Если же нас расстроило или выбило из колеи событие, которое не выходит за рамки повседневной жизни, было бы точнее говорить о нем как о стрессовом
Да, мы можем долго о нем думать и переживать, но при этом не чувствовать угрозу жизни. Это как правило относится и к видеоконтенту со сценами насилия или разрушений, которые мы все чаще видим в соцсетях, — они эмоционально захватывают, вовлекают нас в поле повышенной тревоги, усиливают переживание злости и бессилия, но в большинстве случаев преодолимы. А травмирующая ситуация вторгается в реальную жизнь и перекраивает ее.
«Я до последнего искала выход»
37-летняя Алина вспоминает, как пережила опыт насилия и смогла преодолеть болезненные воспоминания.
Это случилось десять лет назад. В чате знакомств я договорилась с мужчиной о встрече. Добиралась до его района долго: в пургу у нас в Петропавловске-Камчатском дороги заметает и транспорт почти не ходит. Новый знакомый мне не понравился, но я так замерзла, что согласилась на предложение выпить у него горячего чая.
Зашли в квартиру, он запер дверь и спрятал ключ. Налил мне чаю, а себе вина. Мне было страшно, но я делала вид, что все в порядке, и лихорадочно думала, как спастись. Мы разговаривали, смотрели фильмы. Когда он отворачивался, я отправляла друзьям сообщения с призывом о помощи и адресом, тут же удаляла и писала что-то нейтральное, так как он проверял, что я пишу. Прошел час, второй, — никто не откликнулся. Потом пришло смс от случайного приятеля, на которое я ответила: «Помоги. Меня хотят убить».
Я отчаянно ждала помощи, но никто не ехал. Я пыталась придумать новые темы для беседы и найти выход. Попросила показать балкон. Вышли: пятый этаж. Он посмотрел на меня и говорит: «Никто тебе не поможет. Ты здесь надолго». К вечеру он окончательно опьянел, навалился на меня и начал раздевать. И тут наконец раздался стук, милицейская бригада выломала дверь, его схватили. А меня заколотило, потекли слезы, началась истерика.
Три года я не могла приблизиться к мужчинам, постоянно плакала, мне снились кошмары. Ну и себя ругала, конечно: как я могла повести себя так глупо?! Позже постепенно начала знакомиться, но дело не шло дальше дружеского общения.
Только недавно я почувствовала, что страх ушел. Новые встречи вернули веру в то, что хороших людей больше. Мне есть за что себя поблагодарить, ведь я не опустила руки, пыталась себя защитить. Я рада, что не потеряла свою открытость, хотя извлекла для себя урок, стала более осторожной, бдительной. Жалею лишь, что не пошла к психологу: мне не пришлось бы так долго вздрагивать и оборачиваться в ожидании увидеть маньяка.
Есть разница
Одно и то же трагическое событие влияет на разных людей по-разному. Каким бы пугающим оно ни было, не всякий его переживший окажется травмированным. К кому-то через день-два вернется прежнее спокойствие и уверенность, и он будет рассказывать о случившемся как о невообразимом, но свершившемся факте. Другой же, напротив, замрет, впадет в состояние отчаяния, безнадежности и будет жить с ощущением угрозы и пониманием, что никто ему не поможет. От чего зависит наша реакция?
Прежде всего, от состояния здоровья и самочувствия. «Травматическое воздействие легче перенести тому, кто полон сил, а не истощен, — рассказывает Елена Мазур. — Но еще важнее осмысление опыта. Виктор Франкл и Питер Левин считали, что источником психологического расстройства оказывается не само воздействие, а тот устрашающий смысл, который мы в него вкладываем. Человек, которому свойственно катастрофическое мышление, скорее провалится в переживание обреченности, чем тот, кто воспримет происходящее как вызов, на который надо ответить».
Большую роль в адаптации, приспособлении к изменениям играет навык преодоления трудностей, который мы приобретаем — или нет — в детстве. Поддержка, которую мы получаем сначала от родителей, потом учителей и друзей («Ты справился, у тебя получилось!»), оказывается для нас надежной опорой. А привычные фразы «не трогай, все равно сломаешь» или «у тебя никогда ничего не получается!» лишают уверенности, и каждая незнакомая ситуация пробуждает в нас это ощущение опущенных рук: не стоит и пытаться что-то исправить.
Одно из важнейших качеств, которые помогают сопротивляться стрессовым обстоятельствам, — жизнестойкость
«Конечно, лучший путь к скорейшему исцелению от травмы — работа с опытным специалистом в этой сфере в безопасной обстановке психотерапевтического кабинета, — считает клинический психолог Елена Рассказова. — И все же жизнестойкость стоит развивать, независимо от того, пострадали вы или нет». Обладая этими навыками, вы быстрее сможете использовать их в ситуации слома и выбраться из травмы с наименьшими потерями.
Можно назвать и другие ресурсы, которые при желании мы можем наращивать. Это такие личностные качества, как оптимизм, уверенность, ощущение силы и устойчивости; социальные ресурсы (партнеры, друзья и знакомые, положение в обществе), материальные (жилье, деньги) и энергетические (знания, умения и навыки). Сложность заключается в том, что ресурсы сами себя не используют.
«Если вы не умеете ими распоряжаться и управлять, их всегда будет недостаточно, — замечает доктор психологических наук Дмитрий Леонтьев. — Вообразите себе обезьяну, которой необходимо перебраться через высокое препятствие. Рядом свалены грудой лестницы. Но она не знает, как их использовать, и не может справиться с проблемой. У каждого из нас есть такие бесхозные лестницы, которые могли бы нас спасти и которые мы не замечаем».
Сделать выбор
Есть один ресурс, который нам доступен практически всегда, — ощущение себя субъектом происходящего. Но даже зная об этом, мы часто преуменьшаем свою возможность влиять на события.
«Есть у нас такая культурная особенность — фатализм, установка, что „начальству лучше знать“, — замечает Дмитрий Леонтьев. — Занимая такую позицию, мы фактически отказываемся от своей субъектности, плывем по течению и в результате оказываемся более уязвимыми».
Как сопротивляться привычному фатализму? «Осознать, что это неправда, — отвечает психолог. — Благодаря своей профессии я точно знаю, что ничто не предопределено. Связь наших усилий с исходом событий нельзя проверить или доказать. Но вера действует независимо от того, обоснованна она или нет, как говорил выдающийся психолог и философ Уильям Джеймс. Независимо от того, есть Бог или нет, люди, которые верят в Бога, ведут себя иначе».
Но можно ли внушить себе веру, заставить себя поверить? Можно! Пример тому — жизнь самого Уильяма Джеймса
Он учился на медицинском факультете в то время, когда в науке главенствовал биологический детерминизм: профессора учили, что все в человеке определяется рефлексами и инстинктами.
«Осознание несвободы личности привело его к серьезному кризису, — рассказывает Дмитрий Леонтьев. — Он заболел и был на грани самоубийства, но потом нашел выход: он решил верить в свободу. И каждый день, вставая утром, говорил себе: свобода есть, наши действия на что-то влияют. И такая вера обернулась для него настоящей свободой».
Выбирая верить в небезнадежность собственных усилий, мы тем самым заявляем: на все влиять я не могу, но что-то все-таки могу. Взять из приюта собаку, о которой мечтала умершая дочь. Позволить себе плакать. Рассказать о пережитом в группе поддержки.
Вперед и вверх
Как мы замечаем, что началось восстановление, что трагическое событие утрачивает свою власть над нами? «Появляется больше сил, желание двигаться дальше, — объясняет Елена Мазур. — Ведь травма отбирает, удерживает энергию жизни. Пострадавший, оглядываясь назад, то и дело задается вопросом: почему это случилось со мной, почему это так? Постепенно жизнь обретает новые смыслы. Замкнутый прежде человек становится более открытым, спокойным и теплым».
Тот, кто отгоревал утрату и сложные отношения с умершим, способен не просто отпустить вину, обиду, но и простить, завершить, строить жизнь без этой утраты
«Тот, кто пережил страдания, вполне понимает, что не пожелает этого никому и лучше, чтобы в его жизни их не было, — добавляет Елена Рассказова. — Но раз уж это случилось, он может найти в этом опыте то, благодаря чему он правда стал другим человеком — стал зорче, сильнее, разумнее, начал ценить каждый момент жизни. И лучше понимать свои возможности и ограничения».
Тяжелый опыт помогает пересмотреть свои цели и ценности, отбросить неважное и увидеть пути развития, которые прежде были не замечены. Переживший трагический опыт начинает по-новому ценить жизнь, иначе выстраивает приоритеты, — заключает Елена Мазур. — Так происходит смысловая перестройка личности и движение в сторону личностного роста».
Повысить прочность
Жизнестойкость — способность сопротивляться неблагоприятным обстоятельствам, уметь защитить себя, основанная на наших представлениях о себе и мире. Психолог Елена Рассказова описывает три грани жизнестойкости и предлагает практики.
1. Вовлеченность
Это уверенность в том, что я могу — если я вообще действую и ищу вокруг — найти что-то полезное и спасительное для себя. Помните сказку про двух лягушек, которые оказались в кувшине с молоком? Вот той, которая не сложила лапки, а осматривалась вокруг в поисках выхода, и удалось спастись.
Задание: ищите в своем прошлом и опыте окружающих такие истории, которые покажут: активные поиски решения реально помогают!
2. Контроль
Я не только вижу и слышу, что происходит вокруг, но стараюсь через борьбу, используя все свои навыки и умения, достичь результата, который точно будет лучше, чем при отказе от борьбы. Это как раз действия той самой лягушки, которая выпрыгивала из кувшина до тех пор, пока не сбила молоко в масло.
Задание: замечайте, что вы умеете бороться, и стараетесь достигать целей, преодолевая даже сложные препятствия.
3. Принятие риска
Это самое сложное. Действуя в ситуации неопределенности, я могу понять, что делаю что-то не очень хорошо. Я скорее всего расстроюсь, но обязательно обращу внимание на обратную связь и пойму, что мне стоит исправить.
Задание: относитесь к неожиданностям как к вызовам и возможности получить новый опыт.
Травматерапевт
