Романтизация психических заболеваний: почему нам хочется быть безумными?

Столь же ярко нарисован и образ гениального писателя, безумие которого становится спутником его таланта и описывается как способность видеть мир через призму более глубокой правды. Перед нами героическая картина борьбы с внутренними демонами, где сумасшествие кажется необходимым ключом к преодолению, созданию и преображению. 

Обе эти масштабные метафоры украшают болезни опасным, но пугающим и привлекательным ореолом, превращая их в объект страха, ненависти, зависти и восхищения.

С древних времен до наших дней отношение общества к психическим расстройствам претерпело значительные метаморфозы — от боязни и стигматизации до любопытства, романтизации и, наконец, принятия. Человечество то осуждало, то восхищалось этими необычными состояниями ума, не всегда понимая их природу и последствия. 

В этой статье эксперты табу-тока «Романтизация психических заболеваний в литературе», который недавно прошел в Центре толерантности Еврейского музея, собирают воедино картину романтизации безумия в культуре — этой прекрасной по форме, но тревожной по содержанию мелодии, которая вносит коррективы в наше восприятие реальности.

Как исторически сложилась романтизация? Как она влияет на наше психическое здоровье? Давайте выясним, как культурные образы и литературные произведения отражают и одновременно формируют наше понимание психических заболеваний и почему важно найти баланс между романтическим восхищением и реальным пониманием их серьезности.

Почему это проблема? 

Романтизация психических расстройств представляет собой сложное явление, корни которого уходят в глубину культурной истории.

Начиная с эпохи Романтизма, когда писатели и художники начали активно изображать психические заболевания как источник творчества и глубокого эмоционального опыта, образ «страдающего гения» закрепился в культурном сознании. Примеры такого восприятия можно увидеть в произведениях Гете и Гофмана, в трагических судьбах Эдгара По и Ван Гога. Эти фигуры часто представляются как жертвы собственного гения, а их психические расстройства рассматриваются как некий катализатор творческого процесса. 

Современные культурные продукты продолжают поддерживать этот стереотип, представляя психические заболевания как символ уникальности или путь к глубокому самопознанию. Такое представление ведет к формированию нереалистичных и часто романтизированных представлений о психических расстройствах, что может привести к неправильному их восприятию и пониманию. 

Это может серьезно затруднить поиск помощи и поддержки, а также продолжает тренд стигматизации со стороны общества. Люди, страдающие психическими расстройствами, могут чувствовать давление, ведь они не соответствуют нереалистичным образам из книг. Это буквально приводит к появлению «неправильных, потому что неэстетичных» страданий. 

Отсюда и наше опасение, и заключение, которое требуется донести до широкой аудитории, в особенности — подростковой: «Психические расстройства — это не романтические приключения, а серьезные медицинские состояния, требующие внимательного и профессионального подхода. Человек в таком состоянии не изгой для общества и не обуза для него, но вместе с тем — не гений и не возвышенный автор. Он просто человек, которому требуется здоровое и адекватное отношение».

Дон Кихот, Каренина, Гэтсби и другие: классика и страдания

Конечно, классическая литература часто использует образ психического страдания не столько для изображения реальных расстройств, сколько как средство исследования вопросов философских и моральных. И все-таки преподнесенные в этой связке психические расстройства и заболевания становятся созвучны либо гениальности, либо способам познать истину, демонстрируют невинность и жертвенность, активную борьбу с системой, ассоциируются с чем-то загадочным и не лишенным шарма. 

Например, образ героини Шарлотты Бронте, Джейн Эйр, или Раскольникова из «Преступления и наказания» Достоевского.

Эти герои, страдающие от внутренних конфликтов и моральных дилемм, часто даже в школьной программе рассматриваются как символы борьбы за истину, справедливость и самопознание.  

Присмотритесь внимательнее к произведениям из школьной программы и не только, чтобы разглядеть в образах знакомых героев паттерн поведения, который в 2024 году стал бы «красным флагом» для каких-либо отношений.

Гений-мученик

Персонажи, чье психическое расстройство является неотъемлемой частью их творческого гения. Они переживают внутренние конфликты и терпят муки, которые служат далеко не вечным двигателем их творчества или самопознания. Узнаете кого-нибудь? Натанаэль, герой новеллы Гофмана «Песочный человек», булгаковский Мастер или даже Грегор Замза из «Превращения» Франца Кафки.

Борец за правду или против системы

Для персонажей этого типа расстройство — некое средство борьбы против бесчеловечных общественных норм, двойных стандартов и лжи. Их безумие является символом протеста против общества.  Это, например, Дон Кихот из одноименного романа Сервантеса, шекспировский Гамлет и Уинстон Смит из «1984» Джорджа Оруэлла.

Жертва обстоятельств, нежное создание 

Чаще всего это именно женские персонажи, чье психическое заболевание символизирует их жертвенность, искренность и беззащитность перед обществом. Это жертвы обстоятельств, собственных роковых — и связанных с эмоциями и двойными стандартами общества — ошибок. Анна Каренина из одноименного романа Льва Толстого приходит на память сразу, Офелия из «Гамлета» Уильяма Шекспира чуть позже.

Загадочный поэт/художник, мечтатель-идеалист

Этот архетип включает персонажей, чьи психические страдания и вопиющая ненормотипичность, скажем так, делают их образы особенно притягательными и мистическими. Они одержимы своей недостижимой мечтой, глубоко трагичны и потому, в том числе, обаятельны.

Это Гэтсби из «Великого Гэтсби» Ф. Скотта Фицджеральда, Чайлд Гарольд Байрона и, возможно, Дориан Грей из «Портрета Дориана Грея» Оскара Уайльда.

Изгнанник/одиночка

Эти персонажи, часто из-за своих психических особенностей, оказываются в изоляции от общества или чувствуют себя чужими в нем. Их расстройство усиливает чувство одиночества и непонимания, но именно из-за этого яркого чувства инаковости с ними хочется себя ассоциировать. Пожалуй, это и ужасный Жан-Батист Гренуй из «Парфюмера» Патрика Зюскинда, и подросток Холден Колфилд из «Над пропастью во ржи» Дж.Д. Сэлинджера, и «Демон» Лермонтова.

Восприятие безумия как спутника гениальности

Мишель Фуко, один из самых влиятельных философов XX века, изучал глубокую взаимосвязь между властью, знанием и социальными институтами, в том числе и в контексте восприятия психических заболеваний. 

Если тема романтизации и взаимодействия власти и психической нормы вас интересует, обязательно загляните в его работу «История безумия в классическую эпоху» (1961 г.). 

Фуко анализирует, как в различные исторические периоды менялось отношение к безумию. Например, в эпоху Возрождения безумие рассматривалось как некий вид высшего прозрения, способность видеть то, чего не видят обычные люди.

Правда, в эпоху классическую, то есть в XVII–XVIII веках, по мнению философа, происходит изменение в восприятии безумия. Не абстрактно «романтизированного», а самого настоящего. Оно начинает рассматриваться как нечто противоположное разуму, как состояние, которое нужно контролировать, а его носителей изолировать.

В этот период как раз появляется большое количество институциональных учреждений для душевнобольных, а само отклонение от нормальности приобретает ассоциацию с моральной и деятельностной неполноценностью, а никак не с гениальностью.

Но вернемся к раннему представлению, которое вернуло себе власть уже в XX веке (стоит только вспомнить слова Сальвадора Дали, Кафки и даже Джонна Леннона).

Возрождение действительно было временем огромных открытий и интеллектуальных достижений. В это время начали формироваться новые представления о человеческом разуме как о чем-то более сложном и многогранном, чем считалось ранее.

Религиозные и философские течения эпохи Возрождения тоже вполне могли способствовать появлению связи между гениальностью и безумием. Мистицизм, который утверждал, что можно «пережить божественный опыт», в своих практиках нередко пересекался с состояниями, похожими на транс или экстатическое безумие.

Такие фигуры, как Леонардо да Винчи или Микеланджело, были идеализированы (и тогда, и позднее) как примеры этого гения, и иногда их оригинальное поведение рассматривалось как часть их исключительности. Многие писатели и художники спустя и три, и четыре столетия будут эксплуатировать ту же тему, связывая гениальность с некоторой формой эксцентричности или даже психическими расстройствами. 

Одним из наиболее известных и понятных образов, связывающих гения и безумца в единое целое, является Гамлет Уильяма Шекспира. Принц датский — это чрезвычайно сложный и высокоинтеллектуальный персонаж, чье предполагаемое безумие служит и как защитный механизм, и как средство поиска ответов на глубокие философские и моральные вопросы. 

На втором воображаемом месте находится «Фауст» Иоганна Вольфганга фон Гёте. Фауст — это образ чрезмерно амбициозного ученого, чье стремление к знанию и пониманию мира выходит за границы обыденного. Он вступает в договор с дьяволом, что символизирует крайности, до которых может дойти человеческий разум в погоне за познанием.

И конечно же, «Франкенштейн» Мэри Шелли. В романе Шелли вопрос о гениальности и безумии представлен через образ Виктора Франкенштейна, ученого, создавшего живое существо из неживой материи. Его одержимость научными достижениями и последующее психическое расстройство — метафора очень расплывчатых границ научного стремления и моральной ответственности.

От стигматизации до романтизации

И стигматизация, и романтизация психических заболеваний — это упрощение и серьезное искажение представлений о причинах, последствиях и состоянии людей. А любое упрощение, к сожалению, ведет к рискам и трагедиям не на бумаге. 

«Это несерьезно, это пройдет»

Часто психические расстройства не воспринимаются как серьезные проблемы, а рассматриваются как слабость характера, творческий порыв или даже «блажь богатых, которым нечем заняться». Все это мешает людям получить реальную и столь необходимую медицинскую и психологическую помощь. Кроме того, такое отношение заставляет людей молчать о своих проблемах и всячески избегать помощи из-за страха быть непонятыми и осужденными. 

«Тебя запрут на чердаке, как героиню романа»

Существует множество мифов и заблуждений о методах лечения психических расстройств. От описанных нами в начале готических особняков с карательной психиатрией до полной социальной изоляции. Такие заблуждения могут препятствовать и эффективному лечению, и возвращению имеющих опыт ментальных расстройств в общество. 

«Ты гениален, я хочу как ты!»

Да, образ гения-безумца очень привлекателен. Но такая идеализация ведет к восхищению психическими расстройствами, которое чревато как поиском способов добиться измененного «ненормального» состояния (алкоголь, наркотики), так и недооценкой страданий человека — а значит, возможным отказом помогать ему, чтобы не лишить творческой уникальности и интеллектуальной мощи. 

«Не подходите к ней, она опасна»

Зачастую психические расстройства любого характера сопровождаются грубыми стереотипами. Например, что такие люди неспособны контролировать свои эмоции и поступки, что они непредсказуемы и опасны, что они виноваты в своем состоянии. Это может привести к социальной изоляции и дискриминации, а еще усилить совершенно несправедливое чувство стыда и неполноценности у людей, переживающих психологические проблемы. 

Непонимание характера психических расстройств может негативно сказываться на личных и профессиональных отношениях. Люди будут избегать общения с теми, кто страдает от психических заболеваний, или неправильно реагировать на их поведение, что только усилит ощущение изоляции и отчужденности.

«Это так романтично!»

Таинственные, загадочные, обладающие особой притягательностью… Образ сложного и непонятого поэта и страдающей, нежно-возвышенной девушки — все это делает из депрессии чуть ли не желаемое заболевание.

Но на этом риски не заканчиваются: столкнувшись с реальными психическими заболеваниями, люди могут негласно обвинить человека в «несовпадении» книжного и текущего образов. Почему ты лежишь и смотришь в потолок, а не пишешь стихи? Почему истерики — это страшно, а не страстно? Почему любовь не помогает тебе исцелиться? 

«Я сам себе отвратителен»

Люди под влиянием реакции окружающих и негласных культурных норм начинают воспринимать себя через призму этих стигматизирующих представлений. «Я в депрессии, значит, я слабак», «Я истеричка! Я просто не умею держать себя в руках!». Естественно, это негативно влияет на самооценку, жизненные перспективы и вообще способность жить. 

Так почему нам хочется быть безумными?

Кто я? Какой я? Чем я отличаюсь от других, в чем моя уникальность? Эти вопросы сопровождают нас всю жизнь и особенно актуальны в подростковом возрасте.

Конструируя и осознавая свою самость, мы отталкиваемся от своего социального опыта. Наша идентичность, подобно лоскутному одеялу, соткана из наших героев и антигероев. Это могут быть как реальные люди (наши современники или действующие лица прошлых эпох), так и литературные герои. Нам хочется быть похожими на них в общем или в деталях. Или наоборот, мы обещаем себе, что никогда и ни за что на свете не станем такими.

В течение жизни наш образ себя меняется, как меняются наши герои и наше к ним отношение, как меняется внешняя социальная среда. Неординарность, особая острота ощущений, нестандартные поступки — это то, что ждет от нас эпоха постмодерна.

Харизматичный Гамлет, обаятельный Гэтсби, благородный Дон Кихот, умирающая от любви Каренина, гениальный Мастер — примеров достаточно, чтобы действительно почувствовать неподдельное желание назваться безумцем в мире обыденности и серости.

Это иллюзия полной свободы, где человек может выражать себя самым искренним, открытым и непосредственным образом.

В истории много примеров того, как великие умы страдали от психических расстройств, что только подкрепило миф о том, что гениальность и безумие неразрывно связаны. Такой образ предполагает, что истинное творчество и глубокие интеллектуальные способности невозможны без некоторой доли сумасшествия. Это, трудно не согласиться, манит, предлагая доступ к самым глубоким истинам о мире и о себе.

Наконец, безумие часто изображается как форма протеста против общества. Оно выступает средством борьбы с угнетением, инструментом открытой и яркой критики общественных порядков и неравенства. Кто не мечтал хотя бы в подростковом возрасте стать символом сопротивления и борьбы за справедливость?

Но несмотря на все романтические представления, реальность безумия далека от привлекательных образов, созданных искусством и литературой. Психические заболевания приносят страдания не только тем, кто их испытывает, но и их близким. В реальной жизни безумие — это не свобода, а цепи, которые ограничивают возможности человека, его способность творить, любить, а иногда и просто находиться в обществе. В реальной жизни психические заболевания требуют не восхищения, а помощи и поддержки. 

Восприятие безумия как желательного состояния — это скорее игра воображения и желание сбежать от реальности и необходимости совершать выбор и бороться за свою жизнь, чем стремление к истинной свободе или гениальности. 

Понимание и признание реальных последствий ментальных расстройств важно для глубокого, истинного и человечного отношения к психическому здоровью.

Читайте литературу. Вдохновляйтесь реальностью.