«Пойми меня, если сможешь»: как работает эмпатия и чем может помочь искусственный интеллект

Насколько ограничены мы в понимании друг друга? И что это вообще значит? «Понять человека в его поступке или высказывании значит поместить его в соответствующий контекст, — дает определение психолог, специалист по эмпатии Татьяна Карягина. — В первую очередь в контекст его собственных переживаний и его восприятия, его внутреннего мира. Главная „точка входа“ здесь — чувства. Стремясь понять, какие эмоции вызывает у другого та или иная ситуация, мы лучше узнаем и его самого».

В этом эмпатическом процессе нам помогает система зеркальных нейронов, которая активируется автоматически при наблюдении чужих эмоций — мы невольно начинаем улыбаться в ответ тому, кто улыбнулся нам, или сжимаемся при виде драки.

«В каждом отдельном случае мы погружаемся в суть проблемы до „требуемой степени ясности“, по выражению одного из первых исследователей эмпатии философа Эдит Штайн, — уточняет Татьяна Карягина. — Скажем, мы заметили, что пешеходу на улице стало плохо, но уже приехала скорая помощь и наше участие не требуется. Но в отношениях с близкими людьми, с ребенком, подругой, партнером эта планка „требуемой степени ясности“ очень высока».

Почему так трудно понять другого

«Мой муж уже третий год не может потребовать на работе повышения или хотя бы индексации зарплаты, — жалуется 39-летняя Наталья. — Меня это просто бесит, ведь у него есть все основания, он укладывается в график и клиенты довольны. Я придумывала ему конкретные фразы и аргументы, но он боится даже попытаться. Не могу понять его слабости и инертности!»

Влезть в «ботинки» человека, отличного от нас по складу характера и темпераменту, бывает особенно трудно. «Требуется большое усилие, чтобы глубоко вникнуть в его состояние, чувства, распознать мотивы и потребности, — подтверждает Татьяна Карягина. — Но для этого и придуман диалог. Ведь понимание — это двусторонний и динамичный процесс. Со своей стороны я привлекаю личный опыт, включаю воображение и знания, почерпнутые из книг, фильмов, я выражаю сопереживание, строю и высказываю предположения. А мой оппонент также начинает себя лучше понимать и как-то по-другому выражать».

Мы способны находить основу для эмпатии в адрес того, чья ситуация резко отличается от нашей собственной биографии, по простой причине: нас связывает общечеловеческий контекст. Каждому по силам найти в своем опыте нечто такое, что поможет откликнуться на жизненную историю собеседника, далекого от нас: и мужчина поймет женщину, которая переживает послеродовую депрессию, и состоятельная европейская бизнесвумен — дворника-мигранта из азиатской страны. И счастливый человек — друга, у которого тяжелое горе.

«При этом достаточно вдуматься, и у любого обнаружится опыт, который поможет войти в резонанс с проблемой другого», — подчеркивает психолог. — Ведь переживание бесконечно, в нем множество нюансов, это такая текучая, подвижная, объемная ткань сознания, что у нас всегда найдется к чему присоединиться.

Предположим, один из партнеров, активный и общительный юноша, на публике начинает вести себя демонстративно, много говорит и умничает, чтобы привлечь внимание. И сколько бы он ни обещал себе следить за собой и сдерживаться, ему это не удается. Его тихой и скромной подруге, казалось бы, крайне сложно отозваться душой на его трудности.

Но нам не обязательно понимать все сразу и целиком. Достаточно найти отклик на какой-то один аспект переживания другого. Например, на вину за неспособность держать зарок. Знакомо ли ей это? Наверняка. Кто из нас не нарушал хоть однажды данное себе обещание? Вспомнив свои эмоции, девушка могла бы подключиться к чувствам своего партнера в этом объединяющем их аспекте переживания. И этот шаг будет невероятно ценным».

В чем причина отсутствия сочувствия

Почему же, обладая всеми необходимыми инструментами для понимания, мы порой равнодушны к страданиям даже значимых для нас людей?

«Отчасти дело в невысокой собственной эмоциональной компетентности, — объясняет Татьяна Карягина. — Когда нам трудно чувствовать себя и регулировать свое эмоциональное состояние, мы невольно отгораживаемся от чужого горя. Некоторые полагают: „Мне станет очень плохо. Это для меня невыносимо. Я не знаю, что делать в таких ситуациях“. Эмпатичный человек способен „децентрироваться“, то есть выйти на время из своего центра во внутренний мир другого. Но пребывая в ди­стрессе, мы на это не способны».

Есть среди нас и те, у кого все прекрасно с эмоциональной регуляцией, с пониманием собственных чувств, но… «Плохо кому-то, ну и что? Всем бывает плохо!» — чужие беды их не беспокоят. «Им не интересны другие люди и их внутренний мир, — считает Татьяна Карягина. — С большой степенью вероятности они и в себя не любят заглядывать, предпочитая жить и действовать во внешнем мире».

Психологи из Йельского университета убедительно показали, что описание проблемы в медицинских, биологических терминах снижает эмпатию врачей.

«Казалось бы, пациента с диагнозом легче пожалеть? Но, как выясняется, все наоборот, — комментирует Татьяна Карягина. — Когда мы вешаем ярлык „обсессивно-компульсивного расстройства“, „депрессии“ или „недостатка дофамина“, эмпатия наша ослабевает, потому что: „чего тут еще понимать, это диагноз, человека лечить надо, а не сочувствовать!“ Диагноз ставит барьер сопереживанию. Тенденция уже вышла за рамки медучреждений на уровень обыденного само­описания и самопонимания, и это тревожный знак».

Кроме того, эмпатии трудно пробить дорогу в обстановке тревоги и неопределенности, дополняет психолог. Мы замыкаемся в своей скорлупе, делимся на маленькие группы, становимся более подозрительными и эгоцентричными. Откликаться на чужие беды легче в атмосфере открытости и взаимного доверия, где есть свобода переживания и самовыражения.

Может ли помочь искусственный интеллект

Уровень доверия в нашем обществе не высок: 67% опрошенных считают, что с посторонними людьми нужно быть поосторожней, а 34% не готовы доверять и близким людям. Может быть, искусственный интеллект в этих условиях способен хотя бы отчасти давать нам необходимую поддержку и понимание?

«ИИ может очень точно (точнее человека!) распознать вашу эмоцию по словесному описанию или на основе биосигналов, скажем, частоты сердечного ритма, и отреагировать на нее по заложенному в нем сценарию, — объясняет Ольга Троицкая, специалист в области когнитивных наук и основательница платформы психологической самопомощи iCognito. — Да, он никогда не сможет «почувствовать» эту эмоцию, не имея органического тела (это похоже на то, как если бы слепой с рождения человек пытался понять, что такое красный цвет). Он не сможет разделить опыт человека и создать двустороннюю связь в той мере, которая возможна в идеальном варианте между людьми за счет полного эмоционального сопереживания.

И все же ИИ способен отчасти удовлетворить потребность в эмпатии. Наш мозг реагирует на виртуальный опыт в значительной степени так же, как на реальный. Представьте в уме сочный разрезанный лимон, как вы отрезаете дольку и кладете ее себе в рот, держите на языке, — и вы почувствуете, как во рту появляется слюна».

«ИИ прекрасно научился имитировать эмпатию на уровне речи, — подтверждает когнитивный психолог Яков Кочетков. — Он настолько точно отражает значимые слова собеседника, проявляет уважительное внимание к его опыту, признает его чувства, что эти реплики трудно отличить от сообщений живого человека».

Более того, ИИ моделирует идеализированное социальное взаимодействие, показывая, как мог бы разговаривать с нами самый эмпатичный собеседник-человек, если бы он был рядом. Ольга Троицкая приводит пример: «Если я скажу ChatGPT „Я ненавижу себя“, я получу следующий ответ: „Мне очень жаль, что вы чувствуете себя так плохо. Ненависть к себе может быть очень тяжелым бременем, но важно помнить, что есть способы преодолеть это чувство и найти пути к самопринятию и благополучию“. Далее он предлагает серию адекватных практических шагов: что можно сделать. Не каждый родственник или друг, искренне сопереживающий нам, способен на такую коммуникацию».

Результаты исследований в США и Австралии, которые сравнили эмпатические возможности СhatGPT с возможностями человека, оказались схожими: пользователи находили ответы ИИ более качественными, чуткими и полезными, чем советы людей. Но у экспериментов есть любопытное продолжение: как только участники одного из них узнавали, что с ними общается ИИ, они находили его имитацию сочувствия странной и бессодержательной — в первом случае. А во втором 77 % респондентов заявили, что предпочитают услышать ответ человека, а не компьютера.

Научится ли ИИ подлинной эмпатии, то есть способности реально переживать и пропускать переживания человека через себя на уровне эмоций, а не знаний, откликаться собственным опытом? Здесь мнения специалистов расходятся. Но, учитывая скорости развития и обучения нейросетей, результаты споров могут увидеть уже нынешние поколения. Если, конечно, нейросети по-прежнему будут нам подотчетны и позволят это сделать.