Выступая с речью о реформировании образования, Тед Кеннеди, в то время сенатор штата Массачусетс, со свойственной ему страстностью взмахнул рукой и вместо слова «лучшие» неожиданно произнес слово «грудь». Он, разумеется, оговорился — в английском языке слова «best» и «breast» близки по звучанию. По аудитории прошел смешок, но опытный оратор не смутился и тут же исправил оплошность, продолжив — «the best and brightest» — лучшие и достойные.
«Невзирая на эту двусмысленную оговорку, а быть может, отчасти и благодаря ей выступление Кеннеди запомнилось как наиболее удачное и часто цитировалось, — отмечает Джеймс Паннибекер, глава кафедры психологии Техасского университета. — Оно стало примером того, что речевые ошибки необязательно играют против нас. Однако, как показывает практика, людей пугает возможность таких ситуаций во время выступления и важных переговоров».
Косвенным виновником нашего беспокойства оказался не кто иной, как Зигмунд Фрейд. После опубликования в 1901 году «Психопатологии обыденной жизни» идеи отца психоанализа о том, что за невинной оговоркой лежит нечто большее, что прорывается из глубин подсознания и вскрывает наше истинное намерение или желание, постепенно получают мировую известность. Сам же термин «оговорка по Фрейду» давно вышел из академического обихода и укоренился в реалиях бытового языка, обретя явно ироничный оттенок.
Оговорки в нашей речи почти неизбежны. В среднем на тысячу слов мы допускаем одну или две ошибки
«По сути, всего лишь одна из гипотез Фрейда превратилась для огромного числа людей в аксиому, которая невротизировала человечество целое столетие», — говорит Джеймс Паннибекер. Мы стали придавать оговоркам сверхценный смысл, и после распространения идей Фрейда необходимость публичного высказывания, всегда так или иначе заставлявшая многих людей волноваться, начала тревожить нас с большей силой. Почему это произошло?
«Такая ситуация во многом стала следствием авторитаризма самого Фрейда, который, обладая огромным влиянием и впервые формируя психотерапевтическое сообщество, был нетерпим к инакомыслию, — утверждает Паннибекер. — Последователи Фрейда также жестко насаждали точку зрения своего учителя».
Однако еще в начале прошлого века теория о дополнительных коннотациях оговорок была подвергнута критике филологом Рудольфом Мерингером. В одной из серий своих статей «Слова и вещи» («Wörter und Sachen») Мерингер настаивает на менее щекотливом объяснении: «Это лишь банановая кожура на пути предложения, случайная перестановка в лингвистической структуре».
«Сегодня накоплена достаточная экспериментальная и доказательная база, подтверждающая, скорее, точку зрения фрейдовского оппонента», — подчеркивает Джеймс Паннибекер. Однако столетие спустя после того, как некоторые идеи Фрейда подверглись десакрализации, страх в самый важный момент сказать что-то не то продолжает преследовать нас.
Людям свойственно ошибаться
Оговорки в нашей речи почти неизбежны. В среднем на тысячу слов мы допускаем одну или две ошибки: выбираем слова, близкие по звучанию, но выпадающие из контекста, или фонетически коверкаем те из них, о которые прежде никогда не спотыкались. Ежедневно почти каждый из нас совершает от 7 до 22 вербальных оговорок. Некоторые из них благодаря своей двусмысленности вошли в историю ораторских faux pas.
Вскоре после адюльтер-разоблачений звезды гольфа Тайгера Вудса репортер, намереваясь сказать, что спортсмен не принял участия в турнире из-за травмы спинного диска, произнес близкое по фонетике слэнговое обозначение противоположной части мужской анатомии. Когда был пойман и казнен лидер движения «Аль-Каида», один из известных противников американского президента заметил: «Обама мертв. И я не сожалею об этом». Разумеется, он хотел назвать имя Усама. Президент Буш-младший изрек: «У нас были триумфы. И был секс…» На самом деле он пытался произнести слово «неудачи» — «setbacks», но неожиданно обрубил второй слог, отчего родилось совсем иное высказывание.
Подсознание играет роль в наших оговорках, но далеко не всегда в том смысле, в котором это рассматривал Фрейд
«Венский психотерапевт, скорее всего, поместил бы американского президента на кушетку и расспрашивал о его детстве и отношениях с женой, — говорит когнитивный психолог, профессор лингвистики и психологии Университета Иллинойс Гарри Дэлл. — Очень может быть, что он предположил бы: слова «триумф» и «ошибки», выстроенные в один ряд, оказались триггером для возникновения бессознательной ассоциации с сексом. Ведь именно так Фрейд демонстрирует суть своего анализа в «Психопатологии». Однако современные исследования речи, демонстрируя, как именно мозг переводит мысли в слова, доказывают, что в подобных случаях отец психоанализа явно ошибался».
Дэлл утверждает, что оговорки — явление полезное, так как показывает исключительную человеческую способность оперировать языком. Звуки, слова и понятия соединяются в нашем мозгу в три цепочки — семантическую, лексическую и фонологическую, и речь возникает благодаря их взаимодействию. Но время от времени эти цепочки сталкиваются. В результате происходит речевая оговорка.
При этом система производства речи, допуская ошибки, не останавливается и тут же запускает новые слова. Пусть они попадают в ложный контекст или звучат неверно, но эти ошибки не закрывают для нас саму возможность коммуникации, ведь наша речь продолжается. Дэлл называет это проявлением речевой гибкости и доказательством маневренности и огромных функциональных возможностей мозга.
Иногда сигнал звука, который понадобится нам в предложении чуть позже, активизируется в нашем мозгу слишком рано и подменяет необходимый. Как результат — оговорки, называемые «ошибки упреждения».
Из их числа оговорка Тэда Кеннеди — «breast and brightest» — где слово «best» (лучший) из-за за звуковой схожести соседствующего слова превратилось в слово «breast» (грудь). В хрестоматийной оговорке Буша «sex» вместо «setbacks» (неудачи) — звук «кс» оторвался от необходимого слова и был артикулирован слишком рано.
К ошибкам упреждения относятся оговорки, связанные с Обамой и Тайгером Вудсом. В последнем случае из слова disk выпал звук S, так как конечный звук был активирован слишком рано. И образовавшееся слово обернулось комичным символом секс-похождений спортсмена, получивших в тот момент широкую огласку.
Что скрывает оговорка?
Вместе с тем нельзя не признать, что некоторые ошибки звучат подозрительно, намекая на скрытые мысли или намерения оратора. «Наш мозг активизирует последнее впечатление, которое мы получили, — объясняет Гарри Дэлл. — Если вы обедаете с коллегой и обратили пристальное внимание на его часы, то именно их, вместо ножа, можете неожиданно попросить у официанта. Такие ошибки никак нельзя признать классическими «фрейдистскими промахами», так как они не обнаруживают глубоко вытесненные и скрываемые желания. Однако они безусловно связаны с чем-то, что так или иначе привлекло наше внимание».
«Подсознание играет роль в наших оговорках, но далеко не всегда в том смысле, в котором это рассматривал Фрейд», — утверждает Даниэль Вегнер, доктор психологии Гарварда. Вегнер — автор знаменитого эксперимента с белым медведем, в котором группу испытуемых просили не задумываться об этом животном. Когда же позже люди говорили о чем-то, что приходит им в голову, запрещенный зверь постоянно прорывался в речь.
Группа психологов под руководством Майкла Мотли в Калифорнийском университете провела ряд похожих экспериментов. В ходе исследования одной из групп мужчин была представлена ассистентом молодая и сексуально привлекательная женщина. Другая группа работала с пожилым профессором.
«Мы специально посадили ассистентку так, чтобы колени девушки оказались на уровне глаз испытуемых, — рассказывает Мотли. — Сначала участники читали про себя слова, близкие по звучанию. Время от времени мы просили кого-то из них произнести слово вслух. Мужчины, которые находились в комнате с девушкой, совершали на порядок больше сексуально окрашенных оговорок, чем те, кто был в комнате с профессором».
По тому, насколько активно «я» фигурирует в речи вашего визави, отчасти можно сделать вывод о его искренности
В рамках другого эксперимента Майкла Мотли с участниками предварительно говорили об опасностях электрического тока, и в результате было зафиксировано больше ошибок, связанных с этой темой. «Характер оговорок напрямую зависел от «раздражителя внимания, — утверждает Мотли. — Но есть ли в этом вытесненный мотив, о котором писал Фрейд? Да, эти оговорки были неосознанными, между тем мужчины вполне отдавали себе отчет, что женщина им нравится. Некоторые даже пригласили ее на свидание».
Мотли считает, что участники эксперимента пытались подавить мысли и о сексе, и об электрическом токе и отвечать лишь на непосредственный вопрос, но их усилия сводились на нет во многом из-за этого внутреннего запрета.
Помимо оговорок есть и другие речевые погрешности, которые мы допускаем в разговоре. «И скорее они, а не «фрейдистские промахи», способны выдать говорящего, — утверждает Джеймс Паннибекер. — Например, то, как часто собеседник употребляет личное местоимение «я», многое может рассказать о нем. Мы используем это местоимение в среднем через каждые 16 слов, причем женщины произносят его чаще мужчин. По тому, насколько активно «я» фигурирует в речи вашего визави, отчасти можно сделать вывод о его искренности. Лгуны этого местоимения, как правило, избегают».
Некоторые недоговорки могут проявиться и в других стилистических особенностях речи. Бывший агент ФБР Джек Шафер cоветует обращать внимание на неожиданное появление в разговоре многочисленных вводных слов и наречий. «Они бессознательно заполняют информационные пробелы», — утверждает Шафер. По его мнению, лучший способ ввести в заблуждение — это говорить чистую правду, лишь опуская ту часть информации, в которую не хотят посвящать партнера. Однако такие оставшиеся за кадром эпизоды заполняются текстовыми мостами между скрытой информацией и той, о которой собеседник думает, но не говорит.
«Если у партнера есть мотив что-то недоговаривать, обратите внимание на внезапную эскападу «затем, собственно, таким образом, иначе говоря». Это с большой вероятностью может указывать на попытки опустить часть истории», — говорит Шафер.
Как быть?
Боязнь оговорок — частный случай распространенного страха публичных выступлений. «Люди опасаются показаться неубедительными или смешными, — говорит гештальт-терапевт Мария Лекарева-Бозененкова. — И лучшее лекарство — позволить себе самому быть забавным. Например, некоторые терапевты на тренингах часто предлагают людям произносить серьезный текст, стоя на одной ноге или показывая друг другу нос. Знакомиться друг с другом в группе, цепляясь за мизинец. Это не только раскрепощает, но и помогает учиться видеть забавное в себе и других и относиться к этому с теплотой».
Нас также беспокоит, что в самый неподходящий момент в речь начнут вкрадываться слова-паразиты, даже если обычно мы говорим вполне грамотно. «Перед ответственной встречей с инвесторами я рассказала близкой коллеге смешную историю про своего маленького сына, распевающего «тыры-пыры», — говорит Ирина. — Когда подошла моя очередь говорить, вместо слов «и так далее» я вдруг произнесла обрывок этой бессмыслицы. Заставила себя сделать вид, что не смутилась, и продолжать дальше. После, сгорая со стыда, я спросила ту самую коллегу, насколько нелепо я смотрелась. Она заверила меня: напряжение встречи было так велико, что в памяти остались совсем другие вещи».
Мария Лекарева-Бозененкова называет такую реакцию на собственную оговорку самой удачной: «В ситуации волнения могут прорываться слова, относящиеся к другой реальности нашего «Я». Это не я — участник совещания, а я — подросток у доски, я — декламирующий стихи на табурете, или я — разряжающий конфликт в семье с помощью милых глупостей. Таким образом в речь может проскочить любое слово. Стоит либо сразу же отшутиться, либо как ни в чем ни бывало двигаться по тексту».
Назвать собеседника чужим именем, в то время как его собственное вам хорошо известно, — еще одна распространенная оговорка. Это происходит, как правило, в двух случаях: человек не очень интересен или, напротив, сверхважен. В первом случае стоит мотивировать себя на более персональное к нему внимание.
Слушатели больше внимания обращают на ошибки, если повествование им не интересно
«Можно поискать в памяти какую-то эмоционально окрашенную связанную с ним ситуацию, — предлагает Мария Лекарева-Бозененкова. — Быть может, когда-то он остроумно пошутил или что-то рассказывал о своих увлечениях. Можно понаблюдать, какие жесты во время беседы свойственны вашему визави, и закрепить их в воображении. В случае же сверхзначимости контакта имеет смысл представить человека в реалиях его частной жизни. Вообразите — любит ли он кофе или чай, может ли у него быть собака. Выведя его образ из официального, обезличенного контекста, нам и самим удается выйти из самой напряженной точки зрения на ситуацию».
Что же способствует тому, что мы оговариваемся, позволяя нашим внутренним мониторам пропускать ошибки? «Есть два главных провокатора, — говорит Даниэль Вегнер. — Первый — это мысль, которую мы себе запрещаем. Второй — фактор стресса. Речевые ошибки увеличиваются, если нас прерывают или неожиданно ограничивают время выступления».
В числе других причин исследователи называют алкоголь, усталость и попытки решения нескольких задач одновременно. Стремительный темп речи также способствует оговоркам. «Чем быстрее мы говорим, тем больше вероятность, что сигнал предыдущего слова все еще активирован и, значит, есть риск «споткнуться», — утверждает Вегнер.
Допустившим оговорку он советует не останавливаться — так увеличится вероятность того, что ошибка останется незамеченной или мгновенно забудется. Вегнер также отмечает, что слушатели больше внимания обращают на ошибки, если повествование им не интересно. И напротив, если вам удалось завладеть вниманием, то они не смутят собеседника. Возвращаясь к теме своего же исследования о медведе, психолог пошутил: «Возможно, упомянутый не к месту белый медведь и останется у кого-то в памяти. Но не будем забывать — это все-таки очень редкая порода».
