Каждое личное существование держится на тайне, и, быть может, отчасти поэтому культурный человек так нервно хлопочет о том, чтобы уважалась личная тайна.
А.П. Чехов
Это понятие появилось в русском языке с легкой руки наших американских братьев. Ко всему американскому, будь то политкорректность, самореализация или уплата налогов, россиянин относится с разумным скепсисом: хорошо, но не для наших широт.
Достаточно втиснуться в маршрутку на окраине Москвы, чтобы расстаться с иллюзиями и осознать, что твое личное пространство — внутри тебя, а не наоборот. Впрочем, еще до распространения маршруток в советских автобусах противникам тесноты издевательски рекомендовали пересаживаться в такси.
Но, как известно, «наши люди на такси в булочную не ездят». Вывод очевиден: мы всегда предпочитали коллективное пространство, своеобразный материализованный бульон юнговского коллективного бессознательного. И все-таки.
Не все, что не хочется скрывать, хочется афишировать
Поживший в отдельной квартире по своей воле не вернется в коммуналку. Как говорил царь Соломон, многие знания несут многие печали. И точно, излишне знать, какого цвета подштанники у твоих соседей, и что они кушают на обед, и как именно в полемическом пылу называют своих детей.
Да, конечно, все тайное становится явным, и порядочному человеку нечего скрывать от своего народа. Но не все, что не хочется скрывать, хочется афишировать.
Постепенно кристаллизуется два-три ящика совсем своего — от лифчика до дневника. Внутренняя гармония, которую не хотелось бы никому разъяснять. Время, когда не надо никак выглядеть. В своей комнате, в лифте. А иногда и в вагоне метро. Как говорят мудрые дети, «я в домике».
Со временем и отдельные квартиры разворачиваются в западную формулу (n + 1), где с предельной отчетливостью выражены пропорции и приоритеты новейшей эпохи: n — по количеству членов семьи — личных пространств + 1 коллективное.
В мою комнату мать входила без стука. В комнату своей дочери я вхожу, постучав, а если забываю постучать, мне об этом напоминают.
Давайте попробуем количественно замерить ценность личного пространства, точнее, рост этой ценности. Например, выбирая между купе и плацкартом, ты, по сути, размышляешь над арендой двери. Дверь превращает участок вагона в условно — потому что на четверых — личное пространство.
С точки зрения советского человека, сомнительное преимущество, что и выражается в незначительном росте цен. По воспоминаниям пользователей интернета, плацкарт Москва — Владивосток — 63 р., купе — 79. Москва — Ленинград, соответственно, 10 и 12. Сегодня ценовой разрыв в среднем вдвое.
То есть — вдумайтесь — половина цены купейного билета уходит в дверь. Начинаешь понимать, что речь идет все-таки не об импортной фикции, а о глубокой накопившейся усталости от неправильно организованного пространства.
Даже самый близкий человек не вправе залезать ко мне в ум и учить меня жить
В коллективном и индивидуализированном пространстве изменяется соотношение слова и дела. В недалеком прошлом конфликты между близкими людьми редко происходили из слов. Гораздо чаще — из поступков. Например, родители отказались прописать молодую невестку. Или отказали в сумме денег в критический момент. Получалась трещина на долгие годы, если не навсегда.
Со словами ситуация не была такой гибельной. Речь идет не о грустных и запущенных семейных историях, когда отношения, по сути, умерли и слова только оформляют эту смерть. Нет, речь идет о конфликте по живому, когда разлад мучает участников. Слова удавалось как-то разрядить, загладить. Слова задевали, ранили, но не убивали.
Сегодня все иначе. Даже самый близкий человек — пока я его об этом не спросил — не вправе залезать ко мне в ум, сердце и душу и учить меня жить. Со стороны наш разговор может выглядеть вполне благодушно и мирно, но вызванная им трещина может оказаться весьма глубокой.
Твой поступок — твое право, и я уважаю тебя и твой поступок
Внутренняя логика проста: ты нарушаешь мое личное пространство — следовательно, ты либо не уважаешь его как категорию, либо не уважаешь лично меня. В любом случае с тобой нельзя иметь дело. Старый канон: любовь превыше уважения. Новый: без уважения нет любви.
Парадоксальным образом поступок, даже недружелюбный, не имеет таких страшных последствий, как раньше. Расшифровка этого тоже прозрачна: твой поступок — твое право, и я уважаю тебя и твой поступок. Например, я женюсь на ком хочу, а ты прописываешь на свою площадь кого хочешь. В новых координатах не нарушены никакие базовые принципы, есть лишь организационные проблемы, которые можно так или иначе разрулить.
Сама логика сопоставления предполагает вывод, что лучше. Заминка в том, что у нас нет общего инструмента для замера. Скажу лишь, что я, человек пожилой, предпочитаю, однако, новое, встраиваясь в него не без труда, но с удовольствием.
