В сознании зрителей с годами сформировался романтический образ художника, в рамках которого творец — это полубожественное создание, которое видит прекрасное повсюду. Зритель тоже хочет прикоснуться к прекрасному, за этим он идет в музей или гулять по городу, наслаждаясь архитектурой.
Завышенные ожидания приводят к тому, что, когда на выставке зритель видит абстрактную корову в аквариуме, он неизменно скажет: «И какое это искусство?» Восторженно рассматривая пластилиновую поделку пятилетнего ребенка, мама может сказать, что у нее растет будущий художник. Но работы реального художника, который тратит годы на формирование собственного стиля, проще назвать мазней.
В школе, когда учителя водят детей в музеи, они учат тому, что классическое искусство предполагает приукрашивание реального мира, у картин полагается замирать и восхищаться ими. Но искусство способно обслуживать разные задачи, возлагаемые на него временем. В Средние века задачей художника было доносить вероучения до людей, не умеющих читать; в эпоху Ренессанса — прославлять красоту человека. Художникам XX века нужно было искать не столько новые сюжеты, сколько новые способы передачи идей. А все новое всегда воспринимается критически.
Валерия Шмелева, архитектор
Когда я поступала на архитектора, одним из вступительных испытаний был рисунок узла фермы. Это когда узел фермы ставится в центр аудитории и каждый абитуриент должен нарисовать его за 4 часа с определенного ракурса, который написан в твоем билете. Рисунок этот выглядит очень конструктивно и графично.
И вот, когда я готовилась к этому экзамену, мои одноклассники говорили, что это легкий экзамен — взял и начертил. Хотя на экзамене нельзя пользоваться линейками, у тебя нет четких размеров и вообще тебе его в перспективе надо нарисовать. Почему они так говорили? Наверное, потому что сами никогда не пробовали сделать то, что делает архитектор или художник.
Когда в 1962 году Энди Уорхол впервые выставил серию картин «Банки с супом Кэмпбелл» в Лос-Анджелесе, публика раскритиковала его и ни один галерист не хотел сотрудничать с ним. Новый стиль, позже названный поп-арт, тогда еще не имел ни названия, ни поклонников. Банальность, воспроизведенная в ранг искусства, — именно так зрители называли коллажи с портретом Мэрилин Монро или банками кока-колы. Уорхолу говорили, что таким искусством может заниматься любой, но попыток не предпринимал никто. Банки супа Уорхола так и остались банками супа Уорхола.
«Когда я был в их возрасте, я умел рисовать как Рафаэль. Мне потребовалась целая жизнь, чтобы научиться рисовать как они», — говорил Пикассо про детские рисунки. Биография гения в очередной раз доказывает, что истинное мастерство художника в том, чтобы взять все самое лучшее у великих предшественников, изучить композицию, освоить все приемы и правила, а потом нарушить их. Начать с чистого листа.
Именно так и сделал Пикассо, шокировав публику своими работами в стиле кубизма. За пятьдесят лет до появления банок супа Уорхола, которые хотя бы имели репрезентацию в реальном мире, кубистические произведения пугали своим обликом.
Зрители не видели на картинах ничего, кроме геометрических конструкций, и восприняли кубизм как чистый бред. Насмешку
Но не только зрители выражали презрение — сами художники, которые склонялись к традиционной живописи, осуждали мастеров кубизма. В эти же годы в России появляются манифесты Малевича и «Черный квадрат».
В 1915 году на футуристической выставке «0–10» появился «Черный квадрат», а рядом с ним серия супрематических полотен. В манифесте супрематизма, выпущенном к выставке, Малевич писал: «Когда исчезнет привычка сознания видеть в картинах изображение уголков природы, мадонн и бесстыдных Венер, тогда только увидим чисто живописное произведение. Я преобразился в ноль форм и выловил себя из омута дряни Академического Искусства».
Сохранились воспоминания художницы Веры Пестель от, которая возмущенно кричала: «Да ведь это легко! Это всякий может сделать! И ребенок так сделает!» Публика, даже та, что склонялась в сторону необходимости перемен, смеялась над Малевичем. Художественный критик Александр Бенуа писал в газете «Речь»: «Несомненно, это и есть та „икона“, которую футуристы предлагают взамен мадонн и бесстыжих венер, это один из актов самоутверждения того начала, которое имеет своим именем мерзость запустения».
Шевкет Кешфидинов, художник, куратор
Я несколько лет преподаю рисование детям и уверяю: очень редко бывает, когда пятилетние рисуют лучше взрослых художников. Хотя бы потому, что дети не особо размышляют над тем, что создают на холсте. Подобные комментарии возникают от незнания и невоспитанности. «Я тоже могу нарисовать „Черный квадрат“», — сколько раз я слышал подобное! А кому это надо? Твой квадрат что-то изменит?
Дело в том, что Малевич написал свою работу больше ста лет назад, и никому не нужно повторение. Такие комментаторы считают выставки модным досугом, а понять автора, видимо, не входит в число приоритетов. А еще иногда автор и правда плох.
Для свежего взгляда на новое искусство нужно начать с нуля, стерев с доски все прошлые знания. Не так важны детали, сколько эмоции от увиденного, будь то запутанные нити красочных потеков Джексона Поллока или каракули Сая Твомбли. Можно не понимать теоретического посыла художника, не читать манифесты и философские трактаты, но тем не менее получать удовольствие от его картин.
«Представьте себе свой мысленный взор как белый холст, чистую страницу или пустую галерею, а затем позвольте работе медленно заполнить пространство. Первый навык, который поможет вам пробраться сквозь джунгли современного искусства, — это умение смотреть на каждое произведение, как будто вы впервые сталкиваетесь с чем-то подобным, будь то картина, скульптура или не поддающаяся определению медиаинсталляция. Только так вы сможете смотреть на произведение современного искусства современными глазами», — рекомендует в книге художественный критик Оссиан Уорд.
Анастасия Куликова, преподаватель
Пару лет я наблюдала за взлетом карьеры одной известной художницы, не буду называть ее имени. Всего за пару лет она из хостес отеля стала художницей, чьи картины сейчас выставляются и в России, и за рубежом. Я была шокирована, как можно без образования и особого таланта выставляться в галереях и получать деньги за странные полотна. Что служит мерилом таланта? Для меня это загадка.
Как-то раз я пришла на выставку с племянницей, которая тоже пишет картины, и возмутилась: «Разве нормально, что любой человек с улицы может попасть в живопись?» Она ответила: «Все проще — красиво то, о чем кто-то хоть раз сказал „красиво“».
Художница перформанса Марина Абрамович называет работу творца зеркалом для аудитории. Страхи, комплексы, желания людей выплескиваются наружу, когда они соприкасаются с объектом искусства, а художник только подсвечивает их. Относительно своих ранних работ Абрамович регулярно слышала от матери: «Как ты могла сделать такую отвратительную работу и унизить нашу семью? Ты не лучше проститутки», а публика делилась на тех, кто восторгался, и тех, кто желал ей смерти. Сама Абрамович говорит, что искусство — это не то, что красиво, а то, что меняет сознание.
Однако многие люди считают, что искусство должно быть красивым и возвышенным, иначе это суррогат. Поэтому, когда посетитель встречается с нестандартной работой в музее или читает новость о том, что приклеенный к стене банан продан за 120 тысяч долларов, он с презрением отворачивается: «И что это такое? Кто платит огромные деньги за такую фигню?»
«Когда произведение слишком неоднозначно и не приходится нам по вкусу, начинаются огромные трудности, — пишет автор книги „Как ходить в музей“ Йохан Идема, — Пока оно проходит путь от „Чего?“ до „Ого!“, вы убедитесь, что хорошее искусство требует времени».
Искусство, которое нас озадачивает и только потом удивляет, со временем оказывается более ценным
Французский живописец Морис де Вламинк говорил, что хотел бы писать картины, легко воспринимаемые проезжающим мимо водителем автомобиля. Первый художник, который отказался от понятия картины, Марсель Дюшан даже не претендовал на то, чтобы его поняли.
Автор скандального писсуара, который он купил в соседнем с галереей магазине и принес на выставку, в одном из интервью сказал: «Поскольку меняется отношение публики к искусству, картина уже не может служить для украшения столовой или гостиной. Люди ищут что-то другое. Искусство все больше приобретает форму знака. Оно уже не довольствуется украшательством».
Британский историк и теоретик искусства , что любое общество в любую эпоху выстраивает свои предубеждения по отношению к искусству, нынешняя общественная среда не составляет исключения. Но научиться критически к собственным предубеждениям можно благодаря взгляду в прошлое, на заблуждения прошлых поколений.
Аналитический психолог Ольга Макарова считает, что обесценивание современного искусства связано и с переизбытком информации
«Сейчас все быстрое и всего много. Очень много стимулов, на экране смартфона можно в любой момент посмотреть на что угодно, воспользовавшись поисковиком. Раньше, чтобы послушать оркестр и испытать глубокие чувства, человеку нужно было идти в филармонию или оперу. Не у всех была возможность, и это было очень особенным событием. Сейчас достаточно достать смартфон и нажать на play. Мы перегреты, наши домафиновые рецепторы еле живы. Говоря проще, ничего уже «не вставляет».
Музыка звучит из каждого утюга, на улицах люди в футболках с полотнами Ван Гога, у нас все есть, но нет радости. И сил тоже нет. Потому что стимулов слишком много. Почему мы так устаем от музея или от торгового центра — они истощают нас психически, там очень много всего. От аналогичной по времени и затраченным физическим усилиям прогулки в лесу мы не устанем так, скорее наоборот, получим энергию. У всех разный психический метаболизм, и переварить мы можем разное количество впечатлений.
Стоит обратить внимание на их количество и качество. В музее полезнее будет осмотреть творения одного автора и потом как следует их обдумать и переварить свои чувства. Это скорее обогатит и придаст сил, в то время как пробежка по Эрмитажу скорее оставит ощущение усталости и ничего не запомнится толком, не говоря уж о возможности отрефлексировать свои чувства. Доступность информации и искусства — это замечательно. Но любое лекарство — яд, так что пользоваться стоит с умом».
