Ловушка стыда — одна из сложнейших для распознавания и проговаривания форм стыда. Она часто так хорошо спрятана или замаскирована, что мы по незнанию попадаем прямо в нее — иногда бесконечно, раз за разом. Когда мы пойманы, мы начинаем трястись и задавать вопрос: что случилось, почему я весь в крови?
А расставивший ловушку частенько отвечает: «Что ты имеешь в виду? Я ничего не вижу. Может, у тебя глюки? Ты вообще-то как, в порядке?» Часто ловушка стыда застает нас врасплох, и мы, сами того не желая, снова и снова лезем в нее, чтобы убедиться, что она нам не померещилась.
Вот моя история про ловушку стыда. Когда родилась Эллен, я очень радовалась, встречая других мам маленьких детей. Однажды вечером на рабочем совещании меня познакомили с Филлис, которая тоже недавно родила. Она, как и я, приходила оформлять декретный отпуск.
Я уговорила ее вместе пообедать и попробовать запланировать встречу вместе с детьми. Я так обрадовалась «попутчице» по путешествию в материнство, что, когда мы обедали, совершила обычную ошибку — поторопилась с откровенностью.
Мне не терпелось поделиться своими новыми переживаниями, и я сказала: «Даже не представляла, что буду так уставать. Иногда так хочется поспать подольше или постоять под душем».
Она ответила: «Да? А я вот никогда не жалею о том, что родила малыша». Я, конечно, была в шоке
Я быстро ответила: «Я тоже не жалею, что родила Эллен, я говорю совсем о другом. Я просто устала». Она тут же вдарила второй раз: «Да это нормально, для некоторых женщин это непросто — природа не всем дает талант быть матерью».
Тут я расстроилась. «Филлис, слушай, мне нравится быть мамой, я люблю Эллен. Я ни о чем не жалею. Все здорово». Она посмотрела на меня как на ничтожество и произнесла: «Ладно, не впадай в истерику. Скоро она подрастет, и тебе будет полегче».
Вот тут я уже начала крутить головой в поисках скрытой камеры… надеясь, что кто-нибудь подслушал этот безумный разговор и сможет подтвердить, что я не псих и на самом деле хорошая мать. Я заплакала. Филлис сказала: «Слушай, ну я же не знала, что это твое больное место. Давай поговорим о чем-нибудь еще».
Когда я рассказала про этот случай своей подруге Дон, она была поражена... тем фактом, что я собиралась снова пойти обедать с Филлис. Дон все повторяла: «От этого же свихнуться можно. Зачем ты подставляешься?» Тогда я не смогла ей ответить, но теперь, задним числом, мне кажется, что я хотела со второй попытки доказать, что я нормальная, достойная подруга и мать.
Два месяца подряд, встречаясь с Филлис, я каждый раз приходила домой злая, подавленная и агрессивная. Дошло до того, что я тратила огромное количество времени и сил, пытаясь угадать, что она скажет в следующий раз, чтобы выдумать безжалостные ответы, дать ей сдачи, поставить на место.
Дон сказала: «Ты должна понять, что происходит. Это уже просто смешно». Я помню, что ответила: «Знаю. Вот я и стараюсь понять, что с ней такое». Дон вздохнула. «Что с ней такое, мне совершенно наплевать. Мне интересно, что с тобой такое».
Примерно месяц спустя я случайно встретила Филлис в аптеке, и она сказала: «Ой, как ты плохо выглядишь. Поправилась?» К счастью, я так плохо себя чувствовала и была такая замученная, что даже не наскребла сил «поддержать» разговор. Просто посмотрела на нее, пожала плечами и продолжила искать лекарство на полках. Когда она отошла, я подумала: «Какая подлая фраза. Она меня задела».
Когда я оставила попытки побить Филлис на ее поле и сосредоточилась на собственных чувствах, то обнаружила, насколько уязвима. Теперь я понимала, что незачем мне становиться в боевую стойку. Я четко осознала, насколько сильно она обижает меня, как часто говорит злобные вещи, то и дело стыдит.
Мне пора перестать с ней общаться. После каждого обеда с Филлис я уходила как оплеванная, но, только проговорив вслух слова «подлая фраза», «она меня задела», я догадалась, что пора прекратить эти отношения.
Проговаривание стыда позволяет нам перевести переживания на понятный язык. Нам становится легче учиться на собственных ошибках, а это и есть цель приобретения устойчивости к стыду. Мы не можем предотвратить стыд, но можем научиться распознавать его достаточно рано, чтобы переживать его конструктивно, а не разрушительно.
Во-первых, мне было одиноко и отчаянно хотелось пообщаться с кем-то по поводу своей новой роли матери. Я заметила, что наши отношения с Филлис превратились из обеденного партнерства в битву, но не распознала предупредительных сигналов, которые теперь вижу в своем тогдашнем желании «выдумать безжалостные ответы, дать ей сдачи, поставить на место».
Теперь я знаю, что, когда мне хочется дать сдачи, я, скорее всего, пропустила включение «кнопки» стыда
Готовясь дать сдачи, я прямо-таки тону в своей уязвимости. Знаю я теперь и то, что, когда я «отбиваюсь» стыдом, это лишь увеличивает мой стыд, а не сглаживает его. Я не хочу быть такой.
Во-вторых, будучи новоиспеченной мамой, я тогда еще не знала о критической осознанности, необходимой, чтобы понимать, что для большинства мам материнство — мощный фактор стыда. Я определенно индивидуализировала («это про меня») и патологизировала («я сумасшедшая») свой опыт. Нужно было время, чтобы научиться критической осознанности в области материнства и начать ею пользоваться.
В-третьих, когда я рассказывала Дон о разговорах с Филлис и она пыталась меня поддержать, мне нужно было ее послушаться.
В-четвертых, во время нашего обеда, когда я сказала, что материнство иногда утомляет, и Филлис ответила: «Да? А вот я никогда не жалею о том, что родила малыша», я должна была использовать свой опыт проговаривания стыда и сказать что-то вроде: «Ничего себе. Как ты ловко подменила тему: я говорю об усталости, а не о появлении ребенка».
Если бы наша пикировка продолжалась, мне следовало произнести что-нибудь вроде этого: «Кажется, мы не понимаем друг друга. Давай сменим тему». И конечно, мне совсем не нужно было продолжать эту дружбу.
Об авторе: Брене Браун — психолог, преподаватель Хьюстонского университета (США), исследователь чувства стыда. Автор книг «Все из-за меня (но это не так)» и «Дары несовершенства. Как полюбить себя таким, какой ты есть».
