Psychologies: Чаще всего врать нас заставляет страх, чувство вины или стыда. Но существуют ли такие обстоятельства, которые дают нам право или даже обязывают нас соврать?
Борис Цирюльник: Конечно, можно вести речь об обязанности соврать как о доказательстве человеколюбия. Ложь — это тонкая и виртуозная игра человеческого разума. Соврать — значит словом, мимикой, разыгранной ситуацией, уместной улыбкой или правильным жестом повлиять на представления человека о себе и мире и проникнуть в его личное пространство.
Ложь — это своего рода интеллектуальное достижение, позволяющее как бы примерить на себя мысли и представления другого человека. Чтобы удачно соврать, надо быть не только умным, но и хотя бы отчасти уважать собеседника.
Люди с отклонениями никогда не врут, так как им наплевать на окружающих. Они всегда говорят только то, что думает; а если их слова жестоки и могут ранить, им нет до этого никакого дела. Что же касается психически нездоровых людей, то для них окружающие вообще не существуют; соответственно, нет смысла скрывать свои истинные мысли. Проще говоря, у страдающих психозом отсутствует представление об окружающих, а у людей с отклонениями отсутствует уважение к представлениям окружающих. А ведь ложь — это именно уважение к окружающим.
Вы упомянули понятие стыда. Действительно, зачастую мы говорим неправду в целях самозащиты: если жизнь находится в опасности, то порой достаточно смолчать, чтобы ее спасти. Таким образом, мы имеем право соврать и исказить представления другого человека согласно нашему желанию, если ложь способна спасти нас от опасности (и это вполне оправданное средство защиты).
Зачастую наше тело выдает нас, если мы говорим неправду. Каковы основные и наиболее очевидные признаки лжи?
Б.Ц.: Нарочитая честность зачастую сопровождается вызывающими подозрения интонациями, непривычной мимикой или жестами, которые мы не способны контролировать. Говорящий неправду точно знает, что он хочет сказать, и ему не надо выбирать выражения.
В то время как, желая высказать неудобную, невыгодную правду, мы запинаемся, подыскиваем правильные слова, заикаемся и т.д. А вот продуманная ложь — это хорошая инсценировка. Лжец может выдать себя только слишком уж ровными и наигранными интонациями; а если к тому же речь идет о неумелом лжеце, то его легко узнать по путаной, несвязной речи.
Хотя и умелого лжеца иногда выдают неподвластные его контролю признаки: так, невозможно заставить себя не краснеть или проследить за тем, чтобы зрачки не расширялись.
Каждый ли из нас подвержен так называемому самообману?
Б.Ц.: Да, все мы вынуждены, даже обязаны лгать самим себе. Возможно, это явление связано с самоопределением. Я, например, осознав к шести годам, что я мальчик, понял, что отличаюсь от девочек не только анатомически и психологически, но и своим социальным положением. С этого момента я отождествлял себя с отцом (и окружающими меня мужчинами) и пытался прочувствовать то, чем я отличаюсь от матери (и остальных женщин).
Эта дифференциация полов очень важна для самоидентификации и личностной эволюции. Так мы создаем некое представление о самих себе. И мы обязаны это делать, ведь эти мечты, это кино о самих себе, которое мы сочиняем в своем воображении (где мы выступаем то в роли президента, то эстрадной звезды, то чемпиона по теннису), необходимы нам для создания собственного образа. Мы нуждаемся в этих фантазиях, в этом самообмане, ведь они задают нам направление для действий, даруют смысл жизни.
В таком случае можно ли сказать, что ложь — это необходимый элемент структуры личности?
Б.Ц.: Безусловно! Ведь как детям, оказавшимся один на один с самыми чудовищными обстоятельствами, удается с ними справиться? Это удается только тем, кто способен уйти от реальности в мир своих выдумок. Дети, которые не знают, удастся ли им сегодня поесть, жизнь которых в опасности, выживают именно благодаря самообману и миру грез.
Кстати говоря, все они — талантливые актеры и искусные лгунишки. Даже представить сложно, насколько богат мир их воображения. Когда же их ловит полиция или социальные работники, они разыгрывают комедию, строя из себя послушных и невинных созданий. Их поведение — это ложь во спасение.
Значит, тот, кто никогда не лжет, скорее просто не приспособленный к жизни в обществе человек, чем святой?
Б.Ц.: Соврать — значит проявить уважение к окружающим, уберечь их от боли, а также подготовить их к горькой правде. Будучи начинающим врачом, я считал, что нужно беречь спокойствие больных и скрывать от них страшный диагноз.
Но потом получалось, что болезнь прогрессировала, состояние ухудшалось, семья больного не следовала предписаниям, а сам он оказывался обманутым. Мне пришлось изменить свою точку зрения. Хотя иногда диагноз сообщают как смертельный приговор, и я видел, как тяжело неподготовленному пациенту пережить этот шок.
Такого рода правда — это проявление неуважения к чувствам человека. Необходимо все же быть максимально тактичным и подготовить человека.
Верен ли вывод о том, что существует полезная, даже необходимая ложь и губительная? Ведь многие считают, что любая ложь губительна.
Б.Ц.: Если бы наше общество жило только правдой, то те из его членов, которые находятся на нижних ступенях социальной лестницы, рано или поздно смирились бы со своим положением «недочеловеков». Так что самообман просто необходим нам для защиты чувства собственного достоинства вопреки обстоятельствам. В то же время постоянное пребывание в мире грез и самообмана лишает нас возможности преодолевать жизненные преграды.
Математические формулы не могут быть немного выдумкой и немного правдой. Они либо истинны, либо ложны. Теория может быть логичной или абсурдной. Тут уж нет места лжи или выдумке. Отсутствие обмана в данном случае позволяет нам учитывать законы природы и совершенствовать условия жизни.
В то же время вспомним о том, что выживают как раз те особи, которые плохо приспособлены к условиям жизни, ведь именно эта неприспособленность толкает их к самосовершенствованию. Вот почему необходимо оставить человеку право на самообман и ложь во спасение, ведь благодаря им он может расти и лучше приспосабливаться к жизни.
Вы утверждаете, что искусная ложь — один из двигателей эволюции. Но ведь в последние годы в нашем обществе проснулась потребность в правде, истинности, прозрачности жизни. Возможно, это признак регресса?
Б.Ц.: Это может быть признаком регресса, если правда высказана в жесткой манере. Но, например, дети — жертвы инцеста рассказывают об этой проблеме спустя 40 лет. И это абсолютно правильно, ведь у них было достаточно времени, чтобы собраться с силами и вербально выразить все пережитые страдания. Они приходят к этому, получив необходимый багаж знаний. Никто не говорит, сколько психических сил тратят те, кому случилось пережить такого рода испытания. А ведь без этого они бы просто не выжили…
Если бы наше общество жило неприкрытой правдой, эти дети оказались бы в домах для неполноценных. На самом же деле они только в самом начале, находясь во власти пережитого горя, кажутся как бы заторможенными; несколько лет спустя, когда их душевные раны немного затянутся, они будут развиваться обычными темпами. Вот почему так важно не путать истину и жестокую неприкрытую правду.
Напрашивается вывод: чтобы достичь зрелости и понимания истинной сути вещей, человечество должно совершенствовать свою способность к обману.
Б.Ц.: Что касается человеческой личности, ложь — это средство защиты, необходимое для ее прогресса. Но это вовсе не значит, что надо жить с установкой «Я никогда не должен говорить правду». Вообще-то мы всегда говорим правду, но делаем это по-разному: в грубой форме или же более тонко, по частям, намеками и умолчаниями. Различие тут только в стратегиях.
Говорить правду прямо в лицо возможно только в благоприятной психологической обстановке, когда эмоциональное состояние это позволяет, а такое бывает редко. Вот почему сама наша культура толкает нас к обману и тем самым вынуждает нас изобретать новое, прежде всего в поэзии, живописи, литературе и вообще в искусстве.
