Предположение о том, что нерожденный ребенок может что-то помнить, первым высказал ученик Зигмунда Фрейда Отто Ранк. Выступая на одном из заседаний Венского психоаналитического общества, Ранк говорил, что, устранив последствия родовой травмы, пациента можно избавить от неврозов. Говорил он эмоционально и убедительно, но в итоге вызвал бурю негодования у членов общества и у своего учителя, Фрейда.
Другой воспитанник великого психоаналитика — Густав Ханс Грабер полвека спустя объявил, что ребенок помнит события, которые произошли с ним не только во время родов, но и задолго до появления на свет. Именно по инициативе Грабера была создана Международная ассоциация по пренатальной и перинатальной психологии и медицине. Позднее его последователи начали проводить эксперименты, пытаясь проникнуть в далекое прошлое человека.
Во время таких сеансов под воздействием психоактивных веществ люди вспоминали, как чувствовали себя отверженными еще до рождения (при этом у их матерей была нежеланная беременность). А пациенты с проблемами в сексуальной сфере — о том, что, оказывается, мать мечтала о ребенке другого пола.
Впрочем, другие исследователи тут же доказывали несостоятельность подобных экспериментов. Например, психолог Элизабет Лофтус говорила, что память может услужливо подбрасывать «нужные», но ложные воспоминания. Своим пациентам, которые в детстве были в Диснейленде, она показывала фотографии оттуда. Они радостно вспоминали, что видели и то, и это… На одном из снимков был изображен кролик Багз Банни. Почти 20% респондентов «вспомнили», что видели и его, хотя это невозможно: Багза Банни в Диснейленде нет и никогда не было, поскольку этого персонажа придумали на другой студии.
Впрочем, современные ученые все же склоняются к тому, что память у плода есть. Правда, она сильно отличается от памяти взрослого человека. Эмбрион запоминает не информацию, а… эмоции. Например, тревогу матери, которая переживает — все ли хорошо у ребенка? Удачно ли пройдут роды? Иногда — например, из-за смерти близкого человека или потери работы — мать переживает так сильно, что негативные эмоции передаются ребенку. В итоге он может родиться не очень здоровым, а потом чаще страдать от непонятных страхов, психических расстройств или вредных привычек.
Если эмбрион может запоминать печальные события, может ли он запомнить что-то полезное? Скорее всего, да. Основным каналом для восприятия внешнего мира становятся звуки. Ребенок начинает слышать их на 19-й неделе, а с 23-й уже на них реагирует.
В 2002 году в «Британском журнале музыкального образования» были опубликованы результаты исследований, согласно которым дети, которые слушали музыку (и особенно произведения Моцарта) в утробе матери, были более развиты, чем их сверстники. На первом году жизни они раньше переворачивались, садились, раньше начинали «гулить» и произносить первые слова.
Это подтвердили и исследования испанских специалистов в 2007 году. Впрочем, с точки зрения именно внутриутробного развития эти эксперименты трудно назвать чистыми: опережение в развитии могло быть вызвано не столько музыкой, сколько, например, тем, что родители больше общались и занимались с детьми.
В 1990-е годы Президент Французской национальной ассоциации перинатального воспитания Андрэ Бертин опубликовала данные, которые доказывали: плод запоминает звуки, которые слышит внутри утробы. Поэтому, родившись, он способен узнавать голоса матери и близких и музыку, которую «слушал» (правда, по некоторым данным, ее он помнит только 3 недели после рождения, а потом забывает).
Но действительно ли это ускоряет развитие? Эмбрион общается с миром иначе, чем мы. Прежде всего — на биохимическом уровне, вне слов и понятий. Именно поэтому, если мать не хочет ребенка или у нее просто плохое настроение, Моцарт не поможет ее младенцу стать свободным и счастливым. А если женщина во время беременности радостна, спокойна и получает удовольствие от прекрасной музыки, такое же удовольствие получает и ребенок.
