Мы привыкли делить жизнь на возрасты: детство, отрочество, молодость, зрелость, старость. Но саму категорию возраста можно понимать шире. Каждый возраст — не только период жизни, это целый цикл, вмещающий все фазы развития человека. Всякий раз, вступая в очередную фазу, мы последовательно переживаем внутри него и детскую неуверенность, и удивление миру, и отроческую ломкость, беспокойство... и постепенное старение, изживание этого возраста.
Повторение чувств в каждом возрасте
Мы движемся через все возрасты и их фазы: от детства детства (от 0 до 1 года) к старости старости (после 80 лет). Периодизация возрастных этапов условна — важна сама модель двойного возрастного деления жизни.
Внутри каждого возраста существуют периоды отрочества, когда мы переживаем резкую ломку мироощущения, кризис доверия и уверенности, отчуждение от окружающих, чувство утраты смысла жизни. Первое отрочество случается уже в детстве: для «кризиса трех лет» характерны тенденция к самостоятельности и обостренно негативное, «ослушническое» отношение к взрослым.
В 35–40 лет у многих наступает кризис среднего возраста: чаще случаются разводы, экзистенциальные и семейные драмы, у кого-то возникает ощущение исчерпанной жизни и нового отчуждения от мира.
Как в зрелости есть место отрочеству, так и в отрочестве бывает время гармоничного расцвета, то есть зрелости. И старость тоже повторяется в жизни не раз: когда мы прощаемся с детством (9–10), с отрочеством (16), с молодостью (28–30), со зрелостью (55–60), а затем готовимся и к прощанию с самой жизнью. Кому как повезет, но для современных западных обществ можно с толикой щедрости указать этот период как «после 80 лет».
У каждой фазы возрастов особое мироощущение. Молодого человека под тридцать одолевает чувство «конца молодости», изношенности своего возраста, необходимости переступить черту и усвоить привычки следующего возраста. Это чувство роднит его с десятилетним ребенком, который вырастает из своего детства, с 16-летним подростком на пороге молодости и с тем, кому под 60 и кто уже чувствует приближение старости.
Главное событие жизненного цикла
В каждом возрастном этапе наблюдается и его соответствие самому себе: детство детства, отрочество отрочества, молодость молодости, зрелость зрелости, старость старости. Два из них — детство детства и старость старости — прилегают к началу и концу жизни, задаются временем рождения и смерти. А три остальных представляют собой центральные оси, вокруг которых словно вращается наше существование.
Отрочество отрочества (13 лет) — это время пробуждения пола, когда человек оказывается способен к продолжению рода. Это и возраст пробуждения самосознания, острой и порой мучительной саморефлексии — о внешней и внутренней личности, о своем месте и предназначении в мире.
Молодость молодости, первая половина 20-х, — возраст, наиболее подходящий для брака и рождения первых детей, а также возраст профессионального самоопределения, завершения цикла ученичества, когда мы становимся самостоятельными, начинаем сами обеспечивать свою жизнь.
Зрелость зрелости, от середины 40-х до середины 50-х, — возраст совершенства, время наивысших профессиональных достижений, когда мы уже в состоянии определить свое место в обществе и в памяти грядущих поколений.
Разглядеть похожее в непохожем
Получается, что возрасты не только сменяют друг друга, но и повторяются в нашей жизни. Если мы это поймем, нам станет легче ощутить симпатию к людям иных возрастов, а не только к своим ровесникам, чьи интересы мы понимаем и разделяем, сравниваем их достижения, надежды и неудачи со своими.
Нередко «эти совсем еще дети», «эта молодежь» или «эти старики» оказываются вне круга нашей экзистенциальной солидарности... Но, приближаясь к порогу старости, мы способны сопереживать юноше на пороге зрелости, или подростку на пороге молодости, или ребенку, вступающему в отрочество. Так мы можем увидеть новые — абсолютно реальные — конфигурации возрастных общностей и симпатий: молодое в старом и в молодом, детское в зрелом и в детском.
Расцвет юности в старости
В каждом возрасте можно разглядеть немало парадоксов. Человек преклонных лет бывает раскрепощеннее юных. Прежние возрасты в нас не только продолжают жить, порой они впервые по-настоящему пробуждаются, когда их время, казалось бы, давно прошло. В отрочестве или в молодости часто не хватает времени на то, чтобы их глубоко пережить, войти во вкус, испытать в полной мере, — мы торопимся вперед, нам хочется поскорее добраться до зрелости.
Если мы уже испытали все прелести взрослости, то, подходя к рубежу 50 лет, можем чуть расслабиться... и наконец просто позволить себе быть юными! Глядя на хмурого, зажатого 20-летнего, обремененного задачей определить себя, а также ответственностью за будущее, 50-летний может вполне оценить тот резерв беззаботной юности, который он накопил трудами прежних лет.
Когда зрелость уже достаточно испытана, мы можем заново развернуть все возрасты и перечитать их не спеша
Такая рокировка возрастов — зрелость в ранней молодости, молодость в поздней зрелости — характерна для времени, когда социальная ответственность все больше перекладывается на молодых. Зато ее бремя снимается с плеч 50–60-летних: инерция или разгон, достигнутый к середине жизни, толкают их дальше с уровня на уровень.
Когда зрелость уже достаточно испытана, мы можем заново развернуть все возрасты и перечитать их не спеша, как пройденные в школе книги, — уже не для того, чтобы сдать экзамен на «готовность к жизни», а потому, что это и есть настоящая жизнь.
Переломные моменты в жизни каждого
В течение жизни каждому из нас предстоят несколько «развилок». От того, с каким результатом мы их пройдем, зависит наше отношение к жизни, считает психотерапевт Маргарита Жамкочьян.
«Иногда кажется, что мы долго-долго будем молодыми, а потом сразу «провалимся» в старость. На самом деле это не так. Первая критическая отметка — 29–35 лет. Если мы понимаем, что нашли себя и свое дело, делаем то, чем увлечены, у нас есть долгосрочные планы, тогда мы можем сказать: в 30 лет жизнь только начинается. Если же мы не находим для себя смысла жизни, не знаем, куда себя деть, то невольно начинаем думать о старости и бояться ее.
Еще одна точка роста — 45–50 лет. Если человек уже нашел четкое представление о мире и собственный статус — место, которое он занял и не собирается покидать, — происходит стагнация: он всем доволен и хочет лишь удержать то, что есть. Но тогда он начинает бояться старости, которая означает утрату статуса.
Положительное движение в этом возрасте происходит тогда, когда мы начинаем познавать мир через молодых — учеников, коллег, выросших детей. Нам интересен их взгляд на мир, мы впускаем их в свою жизнь, и у нас начинается новый виток. Тогда вместо конкуренции и ревности мы получаем удовольствие от того, что молодые спорят с нами и идут дальше. Мы признаем себя немолодыми, но и от этого мы получаем удовольствие: да, я уже немолод, но я могу всему научиться, я расту, я продуктивно работаю, у меня есть опыт и новое видение нового мира.
Следующая точка роста наступает в 60–65 лет. Это возраст наивысшего расцвета — мы получаем абсолютную свободу. Дети выросли, мы больше не несем за них ответственность. Любовно-сексуальные страсти утихли, стала меньше необходимость работать. Мы можем делать все, что захочется, и если не впадать в уныние, то мы наслаждаемся этим возрастом.
Если эта точка пройдена негативно, страх остается: возникает мысль, что «жизнь кончена, пролетела, а я ее не заметил», и тогда человек злится на всех, кто молод… Жизнь уже сделана, и переиграть ее невозможно, но если мы ее принимаем, происходит нечто необычное: в 20 лет боялся смерти, в 40 боялся, а в 65 — перестаешь ее бояться».
Об авторе
Михаил Эпштейн — философ, культуролог.
