Кого нам хочется судить?

Начиная с фольклорного «закон что дышло: куда повернул, туда и вышло» и до грибоедовского «А судьи кто?» тема правосудия в нашей стране всегда задевала за живое. Формат судебного разбирательства подхватило телевидение — и судебные страсти стали поистине всенародными. Рейтинги таких передач очень высоки: по данным Gallup Media в среднем их смотрят около 20% зрителей, в момент эфира включивших телевизор.

Такая популярность не могла пройти незамеченной для создателей других программ: судьи, защитники, обвинители (в более или менее узнаваемой форме) появились во многих передачах — например, там, где обсуждают внешний вид, стиль и умение героев одеваться. Судейскую мантию надеваем и мы: так, во многих шоу выступления участников судит не только профессиональное жюри — решающее слово остается за телезрителями.

Суждение — один из архаичных типов социального взаимодействия, объясняет психоаналитик Норбер Шатийон. По сути, на нем строится вся наша эмоциональная жизнь: в младенчестве мы плачем и гневаемся оттого, что пеленки мокрые или молоко в бутылочке горячее… и так выносим свои первые суждения. И дальше в любом возрасте они неизменно будут нам помогать осмысливать окружающий мир: решать, за кого голосовать на выборах, к кому обратиться в трудную минуту или какой фильм посмотреть в выходные.

Но если суждение необходимо как процесс, который позволяет нам определить свое мнение, то суждение как оценка — например, другого человека — слишком часто перерождается в осуждение. Судить и осуждать другого — слишком легкий способ ощутить свое над ним превосходство. Так почему же мы так охотно, как минимум у экранов, включаемся в судебный процесс? О чем говорит это желание? Мы попросили ответить экспертов.

Узнавая себя

Мы так устроены, что любые оценочные суждения о себе воспринимаем с душевным трепетом. Во всяком случае, это естественная первая реакция. Потом уже мы можем поразмышлять о том, согласны ли мы сами с оценкой извне, справедлива ли она. Но эта человеческая уязвимость знакома каждому. И это делает понятными и близкими для нас героев передач «судебного» формата. Когда герой открыт взглядам судей, когда он предъявляет на суд нечто cвое — собственное, выстраданное, личное, тогда он в полной мере человечен и нам в своей открытости понятен.

Так, когда режиссеры, актеры приходят в студию обсуждать фильм над созданием которого долго работали, думаю, они чувствуют себя так же, как если бы обсуждали их ребенка. Разница лишь в том, что продукт творчества для того и создается, чтобы впечатлять других.

Герои «Модного приговора» предстают перед «судьями», которые оценивают неподходящий им стиль в одежде, причем в ситуации, где уже есть кто-то, кому этот стиль не нравится.

Когда в рамках других телепередач ведутся споры родителей и детей, соседей, друзей, даже если сюжеты разыгрывают артисты, нас больше трогают узнаваемые ситуации, которые случались и с нами.

Что сказало Супер-эго

Судить людей и их поступки нас побуждает Супер-эго, или Сверх-Я — та часть личности, которую Фрейд называл вместилищем нашего морального сознания, нашей совести.

Сверх-Я появляется в конце эдипова периода, к пяти годам, и воплощает родительские и социальные запреты. Однако вот парадокс: как утверждают детские психоаналитики, чем меньше родители занимаются ребенком, чем больше ему позволяют, тем более строгим оказывается его Сверх-Я. Эта психологическая стратегия позволяет ему компенсировать нехватку надежных ориентиров.

Самые категоричные, чрезмерно подверженные чувству вины, склонные к негативной самооценке люди обычно вырастают там, где им позволяли расти как в поле трава. Они суровы к самим себе и очень требовательны к другим, стремясь дотянуться до высот недостижимого морального идеала.

Импульсивный характер Сверх-Я делает его ненасытным до булимии: оно все время требует большего — большего совершенства, большей жертвенности. «Ты должен быть хорошим», — твердит оно. И чем больше мы подчиняемся этому приказу, стараясь быть безупречными, тем меньше себя таковыми ощущаем.

В поисках мудрого судьи

Мы так устроены, что всегда, если только не нуждаемся в милосердии, сами заинтересованы в справедливом и аргументированном суждении о себе. Нам нужны зеркала, чтобы лучше понимать, какие мы или какими стали. Для этого и существуют другие люди, но среди них до обидного мало мудрых судей.

Если мы взглянем на свою жизнь — нынешнюю и прежнюю, в детстве, мы можем спросить себя: «Встречал ли я тех, чьи оценки меня были на самом деле справедливыми — не снисходительно высокими и не обесценивающе низкими, а такими, чтобы я мог опереться на них в трудной ситуации и что-то про себя понять? Есть ли у меня такие собеседники сегодня?» Этот вопрос у многих может вызвать грусть или растерянность. Как мало тех, кто способен сказать нам о наших недостатках искренне, без раздражения и высокомерия, так, чтобы не ранить.

Мы, таким образом, сталкиваемся с огромным дефицитом критики, которая была бы: справедливой и аргументированной с одной стороны и излагалась бы в приемлемой для нас форме с другой. В нашей стране многие десятилетия было не принято, вернее, небезопасно показывать себя и Свое. Мы придумали тысячи способов показывать себя, не показывая по-настоящему, с одной целью — защититься от огульной, слепой и уничтожающей наше «Я» критики. Этот дефицит хороших судей и потребность в уважении и справедливости сделали передачи, о которых мы говорим, востребованными нами, зрителями.

Кого нам хочется судить?

Открыть себя

Мы так устроены, что во взгляде судьи, если этот судья по-настоящему мудр, ищем ответа не только на вопрос: «Какой я в чем-то или где-то?», но и на более глубокий, подразумевающий: «Кто я?» Неважно, что мы обсуждаем, — вкус в одежде, профессиональные достижения или семейные конфликты, все сводится к одному: человеку нужно быть понятым другим человеком, чтобы лучше понимать себя. В этом и состоит жизненное значение критики, это делает критиков очень нужными нам людьми, если они, конечно, смогут свое мнение о нас донести так, чтобы мы смогли его «проглотить».

Сегодня в обществе, где так долго справедливость мы видели только в кино, выросло поколение, которое больше не боится показывать Собственное.

Стать собой

Мы так устроены, что, если не будем показывать себя, отстаивать Свое перед лицом доброжелателей или недоброжелателей, если не научимся требовать того, чего по справедливости заслуживаем, мы никогда как личность не сформируемся. Интуитивно это чувствуют все, поэтому мы хотим учиться этому и учимся всю жизнь, вернее, с трех лет, когда впервые начинаем с удовольствием произносить «нет!».

То, каким способом мы отстаиваем Свое, по сути, и делает нас самими собой. Кто-то старается вроде бы отступить, согласиться с несущественным, чтобы потом снова вернуться к главному, гнется, но не ломается. Кто-то, наоборот, прямолинеен, но не тверд, а скорее хрупок. Кто-то агрессивен, напоминает петушка, грудью набрасывающегося на препятствие. Ему достаточно сказать «Не делай того-то!», чтобы он именно это и сделал. Кто-то в ситуации угрозы забирается на пьедестал и сверху вниз излагает свои аргументы, а иногда и до аргументов не снисходит — просто презрительно и недоуменно смотрит на того, кто посмел его критиковать.

Обычно в детстве человек выбирает в качестве учителей в этом деле тех, кто ближе (родителей, старших братьев и сестер, взрослых). Те несправедливые критики, которых мы любили, въелись в нас и внутри как бы всегда присутствуют. Это знают все психотерапевты, занятые лечением последствий присутствия в нас этих внутренних прокуроров. Но у взрослого человека есть возможность переучиться, если он убедился, что усвоенный им стиль ему не соответствует. Тогда он смотрит на образцы, которые ему предлагает, например, телевидение, или идет к психотерапевту.

Марк Твен говорил: «Правду нужно подавать так, как подают пальто. А не швырять, как мокрое полотенце, в лицо». В телеэфире, как и в психотерапии, чтобы критика подействовала (а разве не для этого создаются такого рода передачи?), ее нужно подать так, чтобы человек мог с ней как-то обойтись. И получить возможность жить лучше.

«Важно помочь людям, не критикуя их»

Эвелина Хромченко, журналист, ведущая программы «Модный приговор»

alt
Фото
ИТАР-ТАСС

«Моя роль предполагалась как роль злого полицейского, и меня это очень пугало: мне не нравится, когда людей унижают, я категорически не приемлю открытой критики в адрес чьего-либо внешнего вида. Я искала тот путь, в рамках которого можно было бы помочь людям, не оскорбляя их, — для меня это самое важное.

Прелесть этой программы в том, что она разбивает стереотипы… Здесь человеку дан шанс посмотреть на себя со стороны при помощи профессионалов и тех советов, которые эти профессионалы дают — не только словом, но и делом. Это очень редкая возможность. Это здорово! Люди по ту сторону экрана узнают, идентифицируют себя и понимают: вот что я могу с собой сделать! Герой программы смог — значит, и я смогу!»

Мнение психотерапевта Светланы Кривцовой:

«К личности «подсудимого» обращается только соведущая «Модного приговора». И делает это единственно возможным способом: ни в чем плохом человека не подозревая, симпатизируя ему, а иногда и откровенно им восхищаясь. Только такой любящий взгляд и дает возможность глубокого понимания аутентичного (настоящего) в человеке.

Эвелина Хромченко умна, профессиональна и точна в словах, она демонстрирует такое уважение к героям, которых оценивает, такую деликатность, которые соответствуют, на мой взгляд, высочайшим критериям интеллигентности. Если критика подается именно так, то она учит быть к себе внимательнее и больше не бояться показываться в своем несовершенстве людям или просить совета у профессионала, чтобы стать лучше и жить счастливее».

«Судить другого — значит выносить суждение о самом себе»

Критиковать — нередко значит приписывать другому человеку те качества, которые мы не решаемся признать за собой, объясняет психоаналитик Норбер Шатийон. Это один из способов защититься от того, что нас тревожит.

Psychologies: Как возникает в нас желание судить?

Норбер Шатийон: Изначально выносить суждение о ком-то означает лишь проводить различие между другим и собой, определять, кто есть я и кто он. В сущности, судить и оценивать для нас так же естественно, как, например, дышать. Но если вместо констатации несходства мы искажаем и принижаем личность другого, то извращаем оценку как жизненно важную функцию психики.

Почему различие или сходство с другим человеком нас так волнует?

Мы все неизбежно сталкиваемся с тем, что Юнг называл нашей «тенью» и что нам трудно признать в себе: наше малодушие, агрессию, душевные раны, слабости, тревожность, страхи. Речь может идти и о тех положительных чертах, которые (по причинам, заслуживающим отдельного анализа) мы отказываемся считать своими.

Именно эта теневая часть и заставляет нас, используя психологический механизм проекции, приписывать другому достоинства или изъяны, в которых мы сами себе не признаемся. Не так-то просто смириться с тем, что мы не обладаем, к примеру, таким же социальным статусом или такой же добротой, как наш знакомый. Трудно себе признаться, что мы тоже могли бы повести себя так, как тот грубиян, которого мы видим на экране. Гораздо легче судить, а то и выносить приговор, когда нам дана такая власть.

И все-таки, кого мы судим?

В первую очередь себя! Судить другого — значит выносить суждение о самом себе. Потому что это суждение больше говорит о нас, чем о другом. Вспомните Евангелие: «Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Лк. 6, 41). В этой цитате есть вполне психологический смысл: мы видим сучок в глазу ближнего, и это позволяет нам уйти от размышлений о своем собственном бревне, отрицая свою теневую часть и откладывая на потом то, что нужно бы и пересмотреть.

Оценка «такой-то слишком много пьет» избавляет от раздумий над собственной зависимостью, например от никотина или компьютера. Осуждение «такая-то явно не напрягается на работе» позволяет оправдывать то, что ты сам работаешь больше, чем это было бы разумно.

Это очень простой идентификационный механизм: другой поступает или думает «плохо»; он не такой, как я; значит, я «хороший». И аналогично: другой поступает или думает «хорошо»; я такой же, как он; значит, я поступаю или думаю «хорошо». Это дает чрезвычайно благотворный эффект. Разумеется, в краткосрочной перспективе.

Почему некоторые больше других чувствуют потребность критиковать?

Нам всем необходимо постоянно доказывать, что мы существуем. Но некоторые — из-за недостатка уверенности в себе, самостоятельности, осознания себя как создания, одновременно похожего и непохожего на другого, — выбирают в качестве способа существования борьбу против другого. Это ожесточенный бой за утверждение своей идентичности, которую им трудно обрести иначе.

Получается, те, кто не судит, более уверены в себе?

Судит каждый из нас — от первого младенческого крика до последнего вздоха. По-моему, нет таких людей, которые бы не судили. Зато есть те, кто уклоняется от вынесения суждения — из страха ошибиться или самому подвергнуться осуждению, из страха, что другие перестанут его любить, или стремясь любой ценой избежать конфликта. Тот, кто избегает собственных оценок, на самом деле похож на того, кто судит обо всем подряд: им одинаково трудно признать, что суждение — это просто факт и не больше.