Как помочь человеку умереть спокойно: откровения доулы смерти

О себе

Три года мы практически ежедневно говорили друг другу эти слова. Мы — это основатели сообщества свободных путешественников. В тот же период в рамках практик и ретритов Марат иногда проводил для нас медитацию на смерть. Тогда я впервые заметила, что у меня достаточно устойчивые отношения с этой непростой для многих темой.

С профессией доулой смерти меня сначала коротко познакомил интернет — встретилось упоминание о существование профессии death doula. Мне кажется, тогда я захлебнулась от удивления, любопытства и воодушевления одновременно. Короткие поиски вывели меня на несколько англоязычных сайтов, где обучают этой профессии. Больше всего мне отозвался именно сайт INELDA (International Association of End of Life Doula).

Доул смерти в США еще называют доулами конца жизни. В разделе «Зачем становиться доулой конца жизни?» на сайте меня встретила фраза: «Возможно, ты читаешь эти строки, потому что отозвалась на зов служения умирающим».

Но эта область была настолько неизведанной для меня, а профессия настолько неожиданная, что я решила взвешенно подойти к решению. Несколько месяцев читала статьи и искала материалы, примеряла этот мир на себя, обсуждала с моим партнером, рассказывала в блоге о своем интересе читателям и встречала разную реакцию.

Прошло несколько месяцев, прежде чем я решила подарить себе курс обучения на доулу смерти на мое 34-летие. И сам день рождения я уже встретила в ночной сессии обучения (с учетом разницы часовых поясов, потому что занятия шли по времени США).

На курс я шла, совершенно не представляя, буду ли потом работать, как, где. Я шла на него в первую очередь потому, что эти знания однозначно пригодятся мне в моей жизни — хочу я того или нет. Но уже на следующий день после выпускного я начала работать доулой смерти.

О смерти

Когда я впервые увидела мертвого человека? Еще в дошкольном возрасте: моя украинская бабушка взяла нас на прощание и похороны. Это был младенец в одной из семей деревни, в которой жили мои родные. Помню, как меня, маленькую, очень удивил его вид — он казался мне восковым, не настоящим. Помню слезы семьи в доме. Но помню и теплое ощущение какой-то причастности, объединенности — вся деревня пришла прощаться, все были частью целого, и меня тоже пригласили в эту историю.

Кладбище деревни начиналось там, где заканчивались владения нашего хутора, — мы постоянно видели и слышали похороны. Смерть очень органично была встроена в деревенскую жизнь, куда я приезжала каждое лето. Думаю, что у бабушки даже мыслей не было прятать от нас похороны и поминки, хотя я и не помню, чтобы она объясняла нам что-то о происходящем.

Я родилась и выросла в Москве и с детства очень сильно чувствовала контраст жизни городской и деревенской. В Москве я впервые была на похоронах подростком — в школе умерла девочка, с которой мы общались. Я помню, что плакала, что почти невыносимо больно было смотреть на маму, которая обнимает в гробу своего единственного ребенка-подростка, но снова мне не было страшно.

Позднее, когда я поступила на юридический, планировала стать следователем и заниматься криминальным правом. В качестве практики ездила ночами со следственно-оперативной группой на места преступления, где всегда был какой-то умерший, погибший или убитый человек. Меня не пугали мертвые люди, хотя я видела очень разное за то время. Единственная «побочка» — после одного из непростых выездов я перестала есть мясо на какое-то время, как отрубило.

Об учебе

Я училась в INELDA (International Association of End of Life Doulas) — поэтому могу говорить только о формате обучения в этой организации. Обучение длилось всего месяц, но очень интенсивно и в иммерсивном формате. Это значит, что у нас были лекции и учебные материалы, но основной процесс происходил в виде 4-5 часовых live сессий несколько раз в неделю.

На этих live сессиях в малых группах и парах мы сразу же на практике отрабатывали теорию, полученную из лекций и учебных материалов.

Собственная смерть

Первый блок обучения направлен на исследование собственной смертности. Мне это кажется чрезвычайно важным, потому что устойчивость в теме смерти для других предполагает достаточно ясные отношения с собственной смертностью. При этом это не значит какую-то «полную проработанность» вопросов собственной смертности, абсолютное спокойствие и совершенное отсутствие страхов, нет. Это, скорее, про смелость посмотреть на то, какие у меня прямо сейчас отношения со смертью. Как это будет влиять на мою жизнь и, соответственно, работу. А также исследовать, в какую точку мне, возможно, хотелось бы в этих отношениях прийти и что я могла бы для этого сделать.

Безопасное пространство

На курсе учат самому концепту «holding space» (держать пространство) — это когда создается безопасное пространство, в котором человек может прожить всю интенсивность своих эмоций и всю свою уязвимость, с которой он встречается в процессе умирания или горевания.

Для этого есть определенные инструменты: глубокое активное слушание, присутственное внимание, искреннее любопытство, открытые вопросы и еще несколько, которые достаточно сложно объяснить без контекста.

Все инструменты немудреные, но их практика гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.

• Во-первых потому что полное присутствие, направленное на человека или семейную систему через слушание, наблюдение, через контроль моего языка тела (видеть, слышать, чувствовать все, что происходит в пространстве клиента), — это очень энергоемко.

• Во-вторых, безопасное пространство — это пространство, свободное от оценок, осуждений, нравоучений, советов и предложений «так правильно». И это второй вызов — оставить все свои «правильно» (в рамках этики и закона) за пределами пространства работы с клиентом, но при этом оставаться эмпатичным и участливым человеком рядом.

На курсе также дают необходимые базовые знания о физиологии умирания, о процессах горевания, о важности ритуалов как опор в прохождении этих процессов. В процессе иммерсивного взаимодействия с инструкторами (у нас было 83 студента и 3 инструктора) мы касаемся разных углов и вопросов о процессе умирания и горевания через личный опыт 83 студентов курса и профессиональный опыт инструкторов. Такой формат позволяет собрать целый калейдоскоп историй и опыта, очень объемный и одновременно очень живой.

О работе

Сопровождение умирающего

Работу доулы смерти условно можно разделить на 3 этапа.

• Создание карты предстоящего опыта, возможных вариантов развития событий и выборов, которые в связи с этим стоит сделать заранее и подготовиться (умирать ли в больнице, в хосписе или дома).

• Реализации такой карты (плана) с учетом того, что часто все идет не по плану и намеченный маршрут надо постоянно корректировать.

• Сопровождение близких умершего на ранних стадиях горевания после того, как случилась потеря.

Доула смерти в такой работе выступает прежде всего человеком, который сопровождает на пути. Она не эксперт, который стоит выше, хоть и обладает, скорее всего, большим опытом и знаниями. На одном из моих кейсов в сопровождении умирания от рака я объединялась в команду с паллиативной сестрой Софой. Она фокусировалась преимущественно на поддержке, связанной с телесными процессами умирания, я же занималась поддержкой эмоциональной, обсуждением следующих шагов, того, что важно успеть до смерти и так далее.

Важно упомянуть, что доула смерти — это посторонний для семейной системы человек. То есть я не могу быть доулой смерти для своей семьи и близких, потому что моя эмоциональная вовлеченность и совместное прошлое будут значительно усложнять мою работу, а также возможность оставаться устойчивой и независимой в происходящих процессах.

Моя единственная роль в такой работе — роль доулы смерти, тогда как в проживании схожих опытов с моим близкими мне надо было бы находить баланс между ролями, например, дочери и доулы смерти. В этом случае есть риск не прожить все важные эмоции дочери, потому что надо будет выполнять роль доулы смерти, у которой другая задача.

Также важно, что доула смерти очень гибкая с точки зрения функционала и возможностей взаимодействия. Она всегда будет следовать за потребностями клиента и за тем, как глубоко он готов зайти. Кому-то важно обсудить только практические моменты и составить примерный опорный план. А кому-то важно идти глубже — подводить итоги жизни, сделать проект наследия, исследовать сожаления, обиды, расставить приоритеты в том, что важно успеть до конца жизни. Для кого-то важен тактильный контакт (объятия, возможность держать руку), а кому-то это совершенно не нужно.

Доула смерти может включиться в разные сценарии и присутствовать дома, в больнице (в рамках допустимого по закону), в хосписе, в церкви, на кладбище. Может стать инициатором, организатором и участником всех или некоторых ритуалов — там, где ее поддержка и сопровождение на пути потребуется конкретному клиенту. Если после смерти близким хочется, чтобы доула смерти присутствовала при разборе вещей значимого для них умершего человека — то и так тоже можно.

В силу опыта у доулы смерти, как правило, есть понимание системы паллиативной помощи, контакты сопутствующих специалистов, которые могут быть нужны, телефоны горячих линий и ритуальных агентств, которым она может доверять, а также другая необходимая информация. Также, в силу опыта, есть понимание, на что заранее важно обратить внимание, к чему подготовиться, что обсудить, как может протекать процесс умирания с точки зрения физиологии… То, что не придет в голову людям, которые впервые проживают подобный опыт.

Поддержка в горевании

В идеале поддержка в горевании — это третья часть цикла работы доулы смерти. Я в этом вижу большой смысл, потому что доула была свидетелем происходящих до смерти процессов и, соответственно, она более детально понимает структуру горя.

Также в доульстве смерти есть такой инструмент, как перепроживание смерти (Death reprocessing). Обычно это происходит в конце острой фазы горевания, через 4-6 недель после потери, в этом процессе участвуют все члены команды (если их было несколько) и все члены семьи, которые проживали процесс умирания близкого и готовы участвовать в таком процессе.

Этот инструмент призван собрать общую и максимально объемную картину произошедшего:

• вернуть светлые моменты, которые могли остаться незамеченными в силу высокой интенсивности происходящего;

• заметить, если какие-то болезненные воспоминания «застряли» в памяти, и «снять заевшую иглу» с этой части пластинки;

• объединиться в проживании этой истории, при этом видя и уважая разный опыт каждого участника процесса.

Перепроживание смерти (или любой другой потери) — это возможность посмотреть туда, куда вроде бы намеренно очень не хочется возвращаться. Но при этом до перепроживания сознание часто неконтролируемо выдергивает наше внимание именно в эти моменты.

О своих чувствах

Баланс

Один из вызовов в работе доулы смерти — это баланс между собственной устойчивостью и эмпатией ко всему, что происходит в семейной системе, с которой я работаю. То есть мне одновременно надо оставаться человеком, на которого можно опереться в непростом происходящем, но и не быть при этом безэмоциональным отстраненным сухарем.

Это вызов усложняется еще тем, что контекст работы доулы смерти немного шире терапевтического. Он может включать и участие в ритуалах, и присутствие при физиологических процессах, так же как личное присутствие в самых разных местах в зависимости от обстоятельств (дом, больница, хоспис, кладбище, морг и прочие).

Устойчивость

Устойчивость мне помогает сохранять мою систему, которая состоит из нескольких компонентов:

• неперегруженность работой,

• еженедельная супервизия и личная терапия,

• сбалансированность разной направленности консультаций в течение дня (например, несколько консультаций подряд с клиентами в острой фазе горевания — это очень тяжело для меня),

• много телесности в жизни (спорт, массаж, прогулки, танцы),

• периодические вылазки на природу,

• наполнение моей жизни — собственно жизнью (это друзья, семья, увлечения).

Также мне важно нащупывать и понимать мое честное соотношение в балансе «брать-отдавать». Это касается и стоимости моих услуг, и того объема работы, которую я готова брать на волонтерских началах и за донейшн (добровольное пожертвование).

До прихода в доульство смерти в моей жизни было много разных практик самоисследования, которые были направлены именно на понимание границ моей устойчивости. Это стало важной опорой в работе, которую я не могла бы делать без сил и без ощущения, что делаю ее с большой любовью и получая удовлетворение.

Эмпатия

Что касается эмпатии… Бывает, что и я плачу во время моей работы — в этике доульства смерти это допустимо, если не переходит границ, за которыми в такие моменты клиенту уже пришлось бы выдерживать меня. Ну и в целом, если это уместно в контексте конкретных отношений с конкретным клиентом.

Трудности

Иногда я встречаюсь с запросами, в которых мне сложнее быть устойчивой. Обычно это связано с каким-то личным опытом, где есть моя боль — лично моя. Например, какое-то время так было с работой по потере отцов тогда, когда мы только узнали уточненный онкологический диагноз моего папы и мой личный процесс горевания был еще очень острым.

В подобных обстоятельствах мне сложнее выдерживать интенсивные состояния клиента и при этом не проваливаться в свою боль. Но в таких случаях у меня больше поводов для обсуждения с супервизором и, соответственно, для моего профессионального роста.

Однако, если моя личная боль в каких-то вопросах сильно свежая или острая, то я, скорее всего, просто не возьмусь за такой запрос, пока не почувствую, что готова. С другой стороны, личная боль хоть и делает меня менее устойчивой на какое-то время, но одновременно дает и больше слоев и уровней понимания того, что может проживать мой клиент прямо сейчас.

О людях

Приглашение доулы смерти в семейную систему часто свидетельствует: люди осознали, что смерть близко или неизбежна, на этом пути потребуется помощь и поддержка. Иногда достаточно просто желание, чтобы рядом был человек, на устойчивость и опыт которого можно опереться.

Не в каждой семейной системе находится место для открытого разговора о том, что близкий умирает. Нередко бывает так: все знают, но молчат до самой его или ее смерти. Если перед вами стоит выбор, говорить ли о происходящем и быть откровенными и уязвимыми в обстоятельствах приближающейся смерти, то мой ответ — да. Потому что это сближает и объединяет людей в одном из самых сложных опытов в жизни. Потому что это снимает много напряжения, вытекающего из «делать вид, что все ок, когда совсем не ок».

Это касается и самого умирающего перед самой смертью, и родных после его смерти, когда не получилось сказать важное.

В доульстве смерти есть такой инструмент (с согласия всех участников процесса), когда она может отдельно поговорить с каждым членом семейной системы, при этом передавая остальным, что она от каждого услышала. В таком случае она выступает неким медиатором. Благодаря ей разговор между близкими может состояться, если каждый или некоторые из членов семьи этого хотят.

В заключение

Доула смерти не проповедует какой-то определенный вариант того, как правильно умирать и горевать. Она как раз помогает найти то, что правильно для каждого отдельного человека и семейной системы. Поэтому эта модель может одинаково уместиться в самом разном культурном и религиозном контексте. А в кодексе этики доул смерти есть постулат: «Если я кому-то не подошла по каким-то причинам (так бывает), то я с радостью порекомендую кого-то из моих коллег, кто может подойти в этом случае».

Доульство смерти — это в первую очередь про контакт человека с человеком. Это возможность не проживать в одиночестве сложный опыт уязвимости в непонимании происходящих процессов. И моя миссия — помочь вернуть смерти ее естественное место в жизни.