«Два самых коротких и самых древних слова — «да» и «нет» требуют — больше всего размышлений», — утверждал математик и философ Пифагор (ок. 580–495 гг. до н. э.). Значит, еще в древности люди задумывались над значением этих двух слов.
Почему иногда «да» вместо «нет» нас радует, почему в другой ситуации оно нас сковывает, почему маленькие дети словно нарочно все время не соглашаются с родителями? Нам надо учиться отказывать и надо понимать, когда соглашаться.
Мы слишком часто склонны отвечать «да», хотя в глубине души нам хочется ответить «нет». И наоборот, бывает «нет», за которым скрывается «да», но в нем нельзя себе признаться.
Мы ежедневно сталкиваемся с необходимостью выбора. Как отказать, не испытывая при этом угрызений совести, другу в сотне евро, зная, что он не спешит отдавать долги? Как не пойти на день рождения прабабушки, которой исполнился 101 год, когда на этот день запланировано любовное свидание? Как сказать «нет» шефу, не опасаясь при этом, что он лишит нас премиальных?
Паника привязанности
В любовных отношениях наши и без того непростые взаимодействия с «да» и «нет» запутываются окончательно. Как в детской игре, в которой нельзя носить черное и белое и говорить Барыне эти два слова, иначе мы рискуем ее рассердить.
В начале отношений даже невинный вопрос «Пойдем в кино?» может вызвать «панику привязанности»: что будет, если...
- я соглашусь, но не попаду на собеседование?
- не соглашусь, — как повлияет мой отказ на только что обретенные отношения?
В 90% случаев мы поступаем так, как, по нашему мнению, хочет партнер.
Мы мечтаем о любви, которая живет там, где должны были наказать — но не наказали, могли уличить — но промолчали, гарантированно бы победили и вдруг остановились в конкурентной борьбе. Ведь любимых прощают (за нарушенные правила и договоренности), соглашаются с ними (потому что это очень важно) и защищают (даже если это не совсем логично и я откровенно не прав(а). То есть говорят «да» там, где этого не должно быть в помине. И от этих алогичных и необъективных «да» на душе становится немножко стыдно и очень тепло...
В середине отношений мы вдруг ощущаем желание больше заботиться о своих потребностях, чем о чьих-либо еще, и тогда наша паника выглядит примерно так: он примет мою самостоятельность? Он не разрушится от моего желания? Он не будет считать меня плохим родителем?
И даже когда отношения идут к закату (а так, разумеется, бывает) и все решения приняты и точки над «i» расставлены, паника все равно паникует: вдруг я должна была быть более «да»? Вдруг другому не хватило моих твердых «нет»?
Линия защиты
Кажется, что отрицание защищает нас, подобно панцирю, от постороннего влияния. Мы часто, сами того не осознавая, начинаем фразу с «нет» («нет, но вообще я согласен»), будто обозначая границу между собой и другими.
В литературе прославилось «нет» писца Бартлби, героя одноименного рассказа Германа Мелвилла. «Я бы предпочел не (делать то или это)», — отвечал он на любую просьбу своего начальника. Как еще пытаться избежать поглощения Другим? В этом пассивном сопротивлении многие авторы увидели символ бедствующего человечества, которому все труднее выживать в безжалостном мире.
В слове «нет» содержится и некоторая доля упорства. Люди, которые постоянно отказывают, раздражают. Вызывают досаду. Нас будто отбрасывают назад. Мы бы хотели, чтобы они были приятнее. А вот «нет» борца и бунтаря вызывает восхищение. «Нет, я не сдамся». «Нет, никому не навязать мне своей воли». Это «нет» вызывает уважение.
В своих «Метафизических размышлениях» Декарт попробовал подвергнуть отрицанию все, чему его научили его учителя, все признанные знания. Дети в возрасте между полутора и двумя годами и в три года проходят этапы отрицания — они невыносимы и ужасны в своем сопротивлении всему и вся.
Чтобы услышать себя, свою потребность, им необходимо оттолкнуться от предлагаемого. В это время они учатся утверждать собственное «Я», узнавать его и понимать свое отличие от других. И когда научатся, смогут сказать «да».
Вот это жизнь!
На чем основано наше согласие? У Ницше в «Так говорил Заратустра» описаны три этапа становления «да». Сначала верблюжье — как у вьючного животного, которое слушается без энтузиазма. Такое «да» основано на терпении, подчинении, даже трусости. Так соглашается тот, кто не видит альтернатив: «Я не могу уйти от партнера, не могу бросить работу, ведь у меня дети, ипотека»...
Потом идет львиное «да». Так утверждается бурная юность: «Я хочу!» Но ей еще нужно сражаться с родителями, взрослыми, учителями. Если ей предложить самостоятельно действовать согласно своим желаниям, то ей не хватит духу и она отступит. Некоторые так навсегда и остаются подростками с вечным протестом.
И наконец, есть мощное и радостное «да» ребенка. Ему не нужно ни с кем пререкаться, чтобы чувствовать, что он живет. Он и так в согласии с собой, он знает свои желания и потребности. Он открыт всему, что ему кажется справедливым и полезным для него. Счастливы те, кто узнают себя в этом ребенке…
