Сейчас приезд в Россию уже не представляется событием, сопоставимым с полетом в космос: пересекая границу, путешественник не боится «пропасть» здесь навсегда, оказаться в полной изоляции, как это было во времена железного занавеса. И все же миф об экзотической, «далекой» и «таинственной» России по-прежнему живет в сознании иностранцев (разумеется, не соседей). И наши герои, француженка Сесиль и ирландец Стивен, не стали исключением.
Желание встретиться с чем-то неведомым, пережить острые ощущения, инсайты — мотивация того, кто едет в Россию издалека, в целом понятна. Тем более, если у него все впереди. «Молодые люди обычно не думают о смыслах, они стремятся за романтикой, приключениями, хотят испытать себя, и это хорошо, — комментирует логотерапевт, психолог-консультант Алексей Аверьянов. — Возможность осмотреться после школы, поездить по миру позволяет «собрать» себя, что-то понять, чему-то научиться, познакомиться с другой культурой. А смыслы рождаются уже в процессе иммиграции или осознаются позже».
Вот это самое интересное — не что приводит человека в другую страну, а что его там держит. Почему он чувствует потребность не просто выучить чужой язык, а интегрироваться в другую культуру, стать ее частью. Смыслы индивидуальны, и у каждого из наших героев они тоже свои. Но, если попытаться обобщить, — это возможность для самореализации и достижений.
Выигрыш жизни на чужбине — еще и возможность яснее понять менталитет своей страны
«Переезд оправдан только в случае, если он улучшает качество жизни самого мигранта либо тех, к кому он едет, — считает Алексей Аверьянов. — Например, теолог Альберт Швейцер из Франции отправился в Центральную Африку, чтобы строить больницы и лечить детей. Восприятие своей жизни в другой стране как миссии помогает переселенцу преодолевать трудности, потому что знает, зачем он здесь».
Очевидно, что и Стивен, и Сесиль, приехав в Россию, в каком-то смысле выиграли: смогли проявить свои сильные качества, реализовать себя. «Еще один субъективный выигрыш жизни на чужбине, о котором говорят герои, — это возможность яснее понять менталитет своей страны и собственную национальную идентичность, — подчеркивает психолог. — Такие вещи становятся более заметными на расстоянии». Когда переезд не приносит означенных бонусов, возвращение на родину может стать лучшим решением. Или же — впереди новое путешествие и поиск других возможностей.
«Я живу там, где творится история»
Сесиль Рог, 50 лет, хозяйка туристического агентства, Москва
«Когда я пошла в пятый класс, возник вопрос — каким языком, кроме французского, мне заняться? Папа заявил, что английский я и так выучу, а сейчас нужно что-нибудь посложнее. Меня влекли экзотические страны, Китай, Индия. Но в нашем городке в Бретани преподавали только русский. Родители мои — учителя литературы — с восторгом воскликнули: «Ах, Толстой, Гоголь, Достоевский!» Так в возрасте десяти лет я открыла волшебный мир русского языка и культуры.
Наша учительница, мадам Лебрен (она же Людмила Валерьевна) красилась в яркую пероксидную блондинку, ходила в кожаных брюках в обтяжку и золотых сапогах. Это был восторг! Она завораживала своей оригинальностью, которой мне недоставало в размеренной, провинциальной жизни. В 1983 году мы с классом приехали в Ленинград. Нас там встретили снег и жуткий холод — и при этом невероятно добрые люди вокруг.
В школе французского языка наши сверстники пели песни Мирей Матье и говорили по-французски лучше нас! Мы были в таком шоке, два слова по-русски не могли сказать. Все было так необычно, непохоже на то, что я видела и знала до сих пор, и это так завораживало! Поездка открыла мне новый мир. Не помню, в какой момент я решила, что останусь жить в этой стране, но каждый раз потом, когда я приезжала в Россию, мне было здесь хорошо. Может быть, моя пра-пра-прабабушка была влюблена в казака на Елисейских полях в 1814 году?
Мне важно, чтобы сыновья знали не только языки, но и культурные коды и Франции, и России
Во всяком случае, мне здесь очень комфортно. Так было даже в разруху 1991-1992 годов, когда, получив стипендию, я училась в Институте русского языка имени Пушкина. Меня, студентку, все принимали как королеву, накрывали стол, дарили какие-то вещи. Я объехала тогда всю страну, от Прибалтики до Владивостока. Потом работала представителем «Аэрофлота» во Франции: каждый день по восемь часов общалась с русскими пассажирами. Я научилась там разрешать столько проблем, что поняла: смогу вести бизнес и в России.
Мы с партнером открыли туристическое агентство, куда однажды зашел мой будущий муж — забрать документы своей сестры. Это была любовь с первого взгляда. Позже мы с мужем стали деловыми партнерами. Он радиоинженер, я — филолог. Наши сыновья 15 и 16 лет билингвы. Россия — их родина, здесь их друзья, и во Францию их пока не тянет. Мне важно, чтобы они чувствовали себя как рыба в воде и там, и здесь. Чтобы знали не только языки, но и культурные коды каждой страны.
Жизнь в России вызывает острое ощущение: я сейчас в той точке мира, где творится история. Здесь мощная энергетика, все в движении, все меняется! Во Франции уже все в наличии, все завоевано, все на своих местах. А здесь на моих глазах одна страна превратилась в другую. И я могу сказать, что причастна к этому.
Таких радикальных перемен не происходит нигде. Здесь все «слишком»: слишком большое, быстрое, стремительное. Обратная сторона этой энергии — нестабильность, сегодня так — а завтра по-другому. Для бизнеса это не очень хорошо: планировать сложно. Но здесь не скучно, это точно. Россия продолжает удивлять. Удивление — вот важная эмоция. Как люди умудряются что-то делать в этих условиях? Теперь вот научились делать отличные сыры. Все ваши достижения — вопреки. И в расчете только на себя.
Русским нужно сразу все. Меня подкупает это умение получать удовольствие от жизни по максимуму
Я давно уже проросла корнями. И вижу себя теперь только здесь. Мне нравится ощущать себя в России немножко экзотическим цветком, да. Это очень приятно. Здесь я всегда чувствовала к себе особое отношение. Услышав, что я француженка, люди говорят: можно вас потрогать? Я не исцеляю, но можно. Здесь я даже больше француженка, чем во Франции. Даже больше наряжаться стала, чтобы соответствовать ожиданиям.
И Францию я тут поняла больше, чем поняла бы на родине. Французы дипломатичны и уклончивы, а русские более прямолинейны: сразу говорят, что думают. Это очень удобно: экономит много сил, времени и надежд. Мне нравятся времена года — они четко видны, зима — так зима, весна — так весна. Нравится само ожидание другого времени — весны или лета. Во Франции трава зеленая круглый год, это скучно, однообразно.
Мне очень нравится дача — это суперфеномен России, жители здесь намного раскованнее и ближе к природе, чем в Европе. Там никто не будет ходить в трусах, делать шашлыки и купаться ночью в реке. Русским нужно сразу все — и устрицы, и омары, и фуа-гра, и чтобы все за одним ужином. Меня подкупает это умение получать удовольствие от жизни по максимуму. И теперь, когда я заказываю в ресторане сразу весь сыр, какой присутствует в меню, чувствую себя немножко русской».
«Мне нравится быть первопроходцем»
Стивен Конвей, 53 года, владелец ирландских пабов
«В Россию я приехал случайно: работал шеф-поваром в Лондоне, и знакомый попросил меня спроектировать кухню-столовую для большой московской компании. Я родом из Северной Ирландии, там окончил колледж общественного питания и гостиничного бизнеса, потом учился в Швейцарии, работал в Австралии и в Лондоне. Словом, много путешествовал по миру и подумал: почему бы и не Россия?
Приехал в 1993 году — и как будто попал в прошлое. Инфраструктура вроде бы была, но ничего не развивалось, не функционировало, все было в запустении. Я отработал неделю по контракту, вернулся в Лондон, а потом вдруг меня осенило: ведь это отличный шанс открыть свое дело в России практически с самого начала.
На Западе эта индустрия кейтеринга, баров, ресторанов давно и прочно отлажена. Там все очень просто делается: один телефонный звонок — и процесс пошел. А начинать бизнес с нуля в стране, где даже найти нужные продукты и предметы мебели было сложно, показалось интересной и захватывающей задачей. Я воспринял это как вызов и решил испытать себя.
В России я все время чувствую себя в тонусе и готов каждый день творить что-то новое
Потом оказалось, что в России при желании можно отыскать все что угодно — нужно лишь приложить усилия. Думаю, мне удалось сделать что-то хорошее для этой страны. Показать, что из местных продуктов, купленных на рынке, можно готовить вкусную и разнообразную еду, а не только котлеты с картошкой. Что бизнес-ланч — это не то же самое, что комплексный обед, и цена у него может быть весьма доступной. Я начинал здесь с организации кейтеринга, потом открыл техасско-мексиканский ресторан, а потом свой первый ирландский паб. Теперь их уже четыре.
Сегодня российский общепит интегрирован в европейское пространство — и это произошло не без моего участия. Мне здесь очень комфортно. Сейчас не могу представить, что буду жить где-то еще. У меня русская жена и дочь, дружное комьюнити. В Лондоне я даже не знал соседей, а здесь все приветливы и общительны.
Мне нравится не просто зарабатывать деньги, а все время придумывать какие-то новые блюда, составлять меню, ловить новые тенденции. Нравится знакомить москвичей с ирландской кухней и традициями. Я бываю в Ирландии — у меня там дом, — но не представляю себя живущим там... Мне сразу по приезде туда становится скучно — все слишком неспешно и размеренно. В Ирландии ты можешь состариться быстрее, чем в Москве, там трудно найти стимулы, чтобы расти и развиваться. А здесь я все время чувствую себя в тонусе и готов каждый день творить что-то новое».
