Екатерина, 38 лет: «Родители развелись, когда мне было шесть лет. Виделся отец со мной нерегулярно, и близкие отношения между нами возникли, только когда мне исполнилось пятнадцать. Тогда ему стало со мной интереснее. Мы ходили в кино и театры, гуляли и очень много разговаривали.
Все последующие годы так и продолжалось: отец мог пропасть, а потом неожиданно появиться. Встречи с ним были яркими, как маленький недолгий праздник. Я с ранней юности привыкла полагаться на себя. И сейчас, оглядываясь назад, понимаю: на многое в наших отношениях закрывала глаза, потому что мне хотелось думать: у меня есть отец, который в случае чего всегда поможет. Близкий и родной мне человек.
Мама при этом не забывала напоминать, что алименты он платил крайне неохотно. Я старалась это игнорировать и никогда не обращалась к отцу с просьбой о финансовой помощи: не хотелось ставить его в неловкое положение. Он появлялся ровно тогда, когда ему это было приятно, когда он был на подъеме. А вот на постоянное общение, требующее душевных сил, его не хватало.
Мне больно думать об этом теперь, когда отца больше нет. Разбираю старые фотографии: вот мне семнадцать — мы отправились в трехдневную поездку по Золотому кольцу, а потом вернулись в Москву, и снова пару месяцев я ничего от него не слышала. Я всегда звонила первая. Вот мы вместе на моей свадьбе. А тут счастливый отец держит на руках моего новорожденного сына.
Я впервые почувствовала себя преданной: он не подумал ни обо мне, ни о своем внуке
Новость о том, что отец снова женится, стала для меня неожиданностью. Он, как казалось, никогда надолго не привязывался к женщинам. Мама со злой иронией называла его «Индианой Джонсом», героем приключенческого сериала, настроенным на авантюры и неспособным «одомашниться» и сидеть на месте.
К тому времени отец уже не очень хорошо себя чувствовал. Перенес инсульт. Не успел восстановиться, как пришло еще более печальное известие — раковая опухоль. Но несколько операций и его боевой настрой на выздоровление снова помогли.
Однажды он позвонил мне и предложил вместе погулять в парке. Мы сели ним на веранде кафе, и он спокойно сказал, что заранее хочет предупредить меня: свою квартиру он планирует завещать жене. «Это твое решение, папа», — ответила я. Домой вернулась в смешанных чувствах. По сути, он полностью лишал меня, свою дочь, наследства. И от этого я впервые почувствовала себя преданной: он не подумал ни обо мне, ни о своем внуке.
Вскоре после нашего разговора отцу пришлось столкнуться с еще более тяжелым испытанием — болезнью Альцгеймера. Мы, конечно, встречались, но это было очень больно. Я чувствовала его угасание. В конце концов он вовсе перестал выходить из дома.
История с наследством лишь обнаружила то скрытое предательство, которое я никогда не хотела замечать
Когда отца не стало, я вспомнила наш разговор на веранде и подумала о том, что он ведь мог передумать. Позвонила его жене и попросила ее показать мне завещание. «Никакого завещания нет. Твой отец сделал дарственную на эту квартиру еще при жизни», — ответила мне она. И вот тут меня накрыло.
И дело совсем не в квартире — отца нет, и уже ничего между нами не изменить. Я вдруг осознала: он лишил меня наследства, которое все любящие родители передают своим детям, потому, что не так-то я была ему дорога. Своим последним жестом он показал, что более всего ценит свое спокойствие.
Я не отрицаю того, что между ним и его новой женой были теплые отношения, но очевидно, это был негласный договор. Этим щедрым подарком он отчасти окупал заботу о себе. Меня же он словно упустил из вида.
Раньше мне казалось, что в маме говорит обида, когда она однажды обронила: «Ему нравится лишь идея того, что у него есть дочь». К настоящей ответственности он не был готов. История с наследством лишь вывела на свет, сделала очевидным то скрытое предательство, которое я никогда не хотела замечать».
«Чтобы прожить эту боль, нужно согласиться с фактом, что отец дал столько, сколько мог»
Дарья Петровская, гештальт-терапевт
Отношение ребенка к отцу во многом формирует мать. Она — первая фигура, через которую ребенок знакомится с миром. «Я» и «мама» для него — единое целое. Отец является объектом внешнего мира, и то, какие отношения будут у ребенка с папой, во многом зависит от отношений самих родителей.
Если между ними нет разногласий, а есть взаимоуважение, любовь, ласка, то и малыш будет чувствовать себя рядом с папой комфортно и безопасно. Если мама обижена на папу или между ними конфликтные отношения, отец будет восприниматься как угроза.
Принять папу означает принять и саму себя, не отвергая ни одну из частей своей личности
В истории Екатерины не очевидно, насколько это ее собственные чувства, а не отражение маминых требований. Потому что алименты, ответственность, «дочь как идея» — это претензии взрослой женщины к взрослому мужчине. Чувства дочери к папе звучали бы иначе: «я скучаю», «мне тебя не хватает», «я злюсь на тебя». Эта часть, конечно, тоже есть, но акцент делается больше на предательстве отца.
Ощущение предательства — это боль дочернего разочарования папой. Чувство это нужно присвоить и прожить, иначе оно сильно мешает принять отца таким, какой он есть. А принять папу означает принять и саму себя, не отвергая ни одну из частей своей личности.
Это больно, но для того, чтобы прожить эту боль, нужно согласиться с фактом, что папа дал столько, сколько мог. Он не отказывался от нее. Он был в жизни героини. Мало, но был.
Чтобы пройти сепарацию, приходится признать то, что родитель давал вам максимум возможного. Иногда принять, что его максимум — это просто подаренная жизнь и больше ничего. И найти в душе место благодарности за то, что есть. Конечно, этому процессу помогает терапия.
Об эксперте
Дарья Петровская — гештальт-терапевт.