Старость неизбежна, как заход солнца. Светило скрывается за горизонтом, и жизнь погружается вначале в сумерки, затем в беспросветную темноту. Или не погружается? Можно ли рассеять старческие сумерки собственным светом? Это зависит от конкретного человека.
Мой старший товарищ, либреттист Юлий Генрихович, — с виду очевидный старик. Седая борода, одышка, хромота. Казалось бы, самое время сесть у камина и, прихлебывая подогретое молочко, смотреть телевизор. Ведь улица полна неожиданностей! Там рытвины в асфальте, гололед и спешащие сограждане, что так и норовят толкнуть хромого старика. Однако Юлий Генрихович игнорирует опасности и при любой возможности выходит на улицу (хотя дома у него — ну очень шикарный камин!).
Одевается ярко, броско, так что на него обращают внимание даже молодые особы. Во время променада иногда звонит: «Я на Невском! Погода ужасная!» — «Юлий Генрихович, вы зонт взяли?!» — «Я вас умоляю! У меня модная шляпа! Кстати, вы что-то давно не трубите сбор. Драматургам уже не о чем поговорить? Или не хотите общаться с либреттистом?»
Наши посиделки в Доме писателей никогда не обходятся без Юлия Генриховича. Он идет туда пешком, из принципа не пользуясь общественным транспортом. Раскланивается в дверях, ставит в угол трость с костяным набалдашником, вешает на нее шляпу (и впрямь пижонскую), после чего произносит страстный спич. Он в курсе всех премьер и по каждому поводу имеет мнение, выверенное и точное.
От более молодых Юлий Генрихович отстает разве что в возлияниях: «берет на грудь» не более ста грамм. Мог бы и больше, но ведь домой, согласно вышеупомянутому принципу, тоже нужно дойти самостоятельно.
Его дети, живущие за рубежом, постоянно стремятся увезти его к себе. А он неизменно отказывается
Юлий Генрихович работал с ведущими композиторами, был знаком с Шостаковичем, оперы по его либретто по-прежнему идут в музыкальных театрах. «Издал книгу воспоминаний!» — «Итоговая книжка?» — «Вы что?! У меня обширные творческие планы!»
Несколько раз в году Юлий Генрихович приглашает меня в ресторан под названием «Лиля Брик». Если вспомнить бурную старость подруги Маяковского, то здесь можно углядеть своего рода символ. Хотя на самом деле Юлию Генриховичу просто нравится здешняя кухня.
«Мой друг, очень рекомендую вот эти блинчики с лососем! Восхитительная закуска! Еще закажите холодец из бычьих хвостов — пальчики оближете! А главное, никакой водки! Пить будем исключительно хреновуху здешнего приготовления!» Официантки в нем души не чают и называют дядей Юликом (не дедушкой Юлием!). Мои попытки расплатиться он пресекает на стадии вынимания бумажника: «Спрячьте ваши авуары! Я безумно богат! Нам, либреттистам, пока платят — в отличие от вас, драматургов!»
Юлий Генрихович совсем не похож на «ветреного старика», о котором писал Пушкин. У него замечательное чувство юмора, он нередко подсмеивается над собой и очень здраво относится к жизненным перспективам. Его дети, живущие за рубежом, постоянно стремятся увезти его к себе. А он неизменно отказывается.
«Туда я уеду — доживать. И очень скоро помру. А здесь я живу. Понимаешь? Живу по-настоящему!»
Об авторе
Владимир Шпаков — прозаик, драматург, литературный критик.
