Мэг Розофф, писательница:
1966 год, провинциальная Америка, мне 10 лет.
У всех, кого я знаю, есть четко определенная роль: дети улыбаются с рождественских открыток, папы ходят на работу, мамы остаются дома или тоже отправляются на работу — менее важную, чем у их мужей. Друзья называют моих родителей «мистер» и «миссис», и никто не ругается в присутствии старших.
Мир взрослых был страшной, загадочной территорией, местом, полным представлений, далеких от детского опыта. Ребенок переживал катастрофические изменения физиологии и психологии, прежде чем хотя бы задуматься о взрослости.
Когда мама подарила мне книжку «Путь к женственности», я была в ужасе. Я не хотела даже представлять себе эту неизведанную землю. Мама не стала объяснять, что юность — это нейтральная полоса между детством и взрослостью, ни то, ни другое.
Место, полное рисков, возбуждения, опасности, где ты испытываешь себя на прочность и живешь сразу несколькими воображаемыми жизнями, пока за дело не взялась жизнь реальная.
В 1904 году психолог Грэнвилл Стэнли Холл ввел в обиход термин «юность»
Индустриальный рост и общее государственное образование наконец-то позволили детям не работать полный рабочий день с 12-13 лет, а заниматься чем-то другим.
Во второй половине XX века годы юности стали ассоциироваться с бунтом, а также с эмоциональными и философскими исканиями, которыми раньше занимались только деревенские старейшины да мудрецы: поиск себя, смысла и любви.
Эти три психологических путешествия традиционно заканчивались к третьему десятку — от 20 до 29 лет. Сущность личности прояснялась, находились работа и партнер.
Но не в моем случае. Моя юность началась примерно в 15 и до сих пор не кончилась. В 19 лет я бросила Гарвард, чтобы поступить в художественную школу в Лондоне. В 21 год я переехала в Нью-Йорк, попробовала себя на нескольких работах, надеясь, что одна из них мне подойдет. Встречалась с несколькими парнями, надеясь, что с одним из них останусь.
Поставь себе цель, сказала бы моя мама, и иди к ней. Но я не могла придумать цель. Я понимала, что издательская деятельность — это не мое, как и журналистика, политика, реклама… Я знаю точно, я все это перепробовала. Я играла на бас-гитаре в группе, жила в ночлежках, тусовалась на вечеринках. Искала любовь.
Прошло время. Я отметила тридцатилетие — без мужа, без дома, красивого китайского сервиза, обручального кольца. Без четко определенной карьеры. Без особых целей. Только тайный бойфренд и несколько хороших друзей. Моя жизнь была неопределенной, запутанной, стремительной. И заполненной тремя важнейшими вопросами:
— Кто я?
— Что мне делать со своей жизнью?
— Кто полюбит меня?
В 32 года я ушла с работы, отказалась от съемной квартиры и уехала обратно в Лондон. За неделю я влюбилась в художника и переехала к нему жить в один из самых неблагополучных районов города.
Мы любили друг друга до безумия, путешествовали по Европе на автобусах — потому что не могли арендовать машину.
И всю зиму провели в обнимку с газонагревателем на кухне
Потом мы поженились, и я стала работать. Я нашла работу в рекламе. Меня уволили. Я снова нашла работу. Меня уволили. В общей сложности меня выгоняли пять раз, обычно за несоблюдение субординации, чем я сейчас горжусь.
К 39 я была полноценным взрослым человеком, замужем за другим взрослым. Когда я сказала художнику, что хочу ребенка, он запаниковал: «А мы не слишком молоды для этого?» Ему было 43.
Сейчас понятие «остепениться» кажется ужасно старомодным. Это некое статическое состояние, которое общество больше не может обеспечить. Мои ровесники не знают, что делать: они 25 лет были адвокатами, рекламщиками или бухгалтерами и больше не хотят этим заниматься. Или они стали безработными. Или недавно развелись.
Они переучиваются на повитух, сиделок, учителей, начинают заниматься веб-дизайном, идут в актеры или зарабатывают выгулом собак.
Этот феномен связан с социально-экономическими причинами: счета за университет с огромными суммами, забота о постаревших родителях, дети, у которых не получается покинуть отчий дом.
Неизбежное следствие двух факторов: увеличения продолжительности жизни и экономики, которая не может расти вечно. Однако последствия у этого очень интересные.
Период юности с его постоянным поиском смысла жизни смешивается с периодом среднего возраста и даже старости
Свидания по интернету в 50, 60 или 70 лет больше не вызывают удивления. Как и новоиспеченные 45-летние мамы, или три поколения покупателей в Zara, или женщины средних лет в очереди за новым айфоном — так подростки раньше с ночи занимали место за альбомами Beatles.
Кое-что из подросткового возраста я бы никогда не хотела пережить заново — неуверенность в себе, перемены настроения, растерянность. Но со мной остается дух новых открытий, который делает жизнь яркой в юности.
Долгая жизнь позволяет и даже требует искать новые пути материального обеспечения и свежие впечатления. Отец кого-нибудь из ваших друзей, отмечающий «уход на заслуженный отдых» после 30 лет службы, — представитель вымирающего вида.
Ребенок у меня появился только в 40 лет. В 46 я написала первый роман, обнаружив наконец, чем я хочу заниматься. И как приятно сознавать, что все мои безумные предприятия, потерянные работы, неудачные отношения, каждый тупик и с трудом полученное озарение — это материал для моих историй.
Я уже не надеюсь и не хочу стать «правильным» взрослым человеком. Юность длиною в жизнь — гибкость, приключения, открытость для нового опыта. Может, в таком существовании меньше определенности, зато оно никогда не наскучит.
В 50 я после 35-летнего перерыва снова села на лошадь и обнаружила целый параллельный мир женщин, которые живут и работают в Лондоне, но при этом еще и катаются на лошадях. Я и сейчас обожаю пони так же сильно, как в 13 лет.
«Никогда не берись за дело, если оно тебя не пугает», — говорил мой первый наставник
И я всегда следую этому совету. В 54 года у меня есть муж, дочь-подросток, две собаки и свой дом. Сейчас это довольно стабильная жизнь, но в будущем я не исключаю хижину в Гималаях или высотку в Японии. Я бы хотела изучать историю.
Недавно моя подруга из-за проблем с деньгами сменила прекрасный дом на квартиру гораздо меньших размеров. И хотя не обошлось без сожалений и волнения, она признает, что чувствует нечто будоражащее — меньше обязательств и совершенно новый старт.
«Сейчас может случиться все что угодно», — сказала она мне. Шаг в неизвестность может быть столь же пьянящим, сколь и пугающим. Ведь именно там, в неизвестности, происходит так много интересного. Опасного, волнующего, меняющего жизнь.
Держитесь за дух анархии, когда становитесь старше. Это вам очень пригодится.
