Это самое сильное, что может случиться с мужчиной, то, ради чего он создан, если он вообще создан ради чего-то, и это «что-то» на самом деле — «кто-то»: мой ребенок! В нем начинается жизнь, или, точнее, начинается заново и именно так продолжается из поколения в поколение. Она не может продолжаться иначе, кроме как начинаясь заново, потому что мы смертны.
Родители платят своему биологическому виду дань, если можно так выразиться. Отдают то, что было получено: порождают, а не создают, передают по наследству, а не производят сами. Мы не «делаем детей» — мы занимаемся любовью, а уж дети получаются сами собой. Как могут, так и живут.
С самого начала возникает одиночество, и одинокими мы остаемся до конца. Смертные, рожденные от смертных. Все начинается заново, потому что все продолжается. Все продолжается, потому что начинается каждый раз заново.
Все начинается заново, но никогда не повторяется. Он — это не я; я — это не он: мой ребенок, любовь моя, самый близкий из ближних, самый интимный из интимных, и все же совсем другой с самого начала.
Чужой моему сердцу, он устраивается в нем как в завоеванной стране, и вдруг весь мир покоряется его улыбке!
Мать носила его в себе раньше, чем узнала его, питала его, прежде чем кормить, любила раньше, чем полюбила. И вот это случилось: наш сын, наша дочь. Любовь порождает любовь. Это похоже на чудо, но это поистине так.
Маленькая человеческая любовь — мужчина и женщина, пара — оборачивается этой любовью, которая больше любви, сверхчеловеческой любовью, и при этом самой человечной из всех, самой сильной, самой распространенной, самой банальной, самой потрясающей.
Не надо себя обманывать. Жизнь была бы проще без детей. Легче. Удобнее. Было бы несравнимо меньше забот, несравнимо меньше тревог, несравнимо меньше усталости!
Детей заводят не затем, чтобы стать счастливее. Детей заводят ради любви и посредством любви. Счастье наступит, если оно наступит, и продлится, если продлится, только как бонус, как подарок сверх обещанного. Но счастье слишком хрупко, слишком обнажено, слишком сомнительно.
Что может наша радость против ребенка, который страдает? Счастье слишком зависит от удачи, или даже (поскольку удачи недостаточно для счастья) судьба слишком много может против счастья. Любовь же обязана только самой себе. Значит, она обязана только нам, или мы обязаны только ей.
Один мой приятель удивляется, как при той философии, которую я исповедую, я вообще могу заводить детей. Я не знаю, что он понял в моей философии, но это мне неважно. Я знаю, что мои дети — самая большая любовь, которую мне довелось испытать, и что любовь я ставлю выше всего остального, как и все мы. Этого вполне достаточно, чтобы заводить детей и чтобы любить их…
Зачем бы мы жили, если бы не любили? И почему бы мы стали любить друг друга, если бы мы не любили любовь? Бедные нигилисты, которые считают себя проницательнее остальных, когда они всего лишь менее способны любить! Родить ребенка — значит доказать, что они неправы!
Именно так жизнь продолжается, несмотря на смерть, несмотря на усталость, несмотря на боль, несмотря на тревогу, и любовь торжествует — даже когда пара рушится — в любви к детям.
Фрейд видел в этом гримасу нарциссизма. Почему бы и нет?
Может быть, мы всегда любим только себя, а своих детей — лишь потому, что они «свои». Один мой друг удочерил маленькую девочку. «Тебе кладут в руки младенца, — рассказывал он мне, — ты ним не знаком, ты ничего о нем не знаешь, и сразу же он становится самым важным существом в мире!»
Мой сын, моя дочь… Почему мы так сильно любим своих детей и так мало — чужих? Потому что через них мы любим себя, что и требовалось доказать. Но ведь в конце концов мы их любим, а они другие, и они нам не принадлежат... Так мы учимся любить то, что находится вне нас, то есть любить по-настоящему.
Любовь начинается здесь: не в любви ребенка к своим родителям (новорожденный не любит: ему холодно, голодно, страшно), а в любви родителей к ребенку, в этой первичной любви, бескорыстной, безусловной, благодаря которой ребенок в свой черед тоже учится любить и готовится полюбить своих детей…
Сколько любви нужно было, и на протяжении скольких тысячелетий, чтобы человечество стало тем, чем оно стало! И сколько еще любви понадобится, чтобы оно продолжило существовать.
