Доктор психологических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова Дмитрий Леонтьев прочитал лекцию о том, как осознание реальности смерти может помочь нам повысить качество жизни. Делимся несколькими отрывками из нее.
Люди типа «жив» и люди типа «помер»
Формально каждый человек жив, пока родные не получили свидетельство о его смерти. На самом деле не каждый человек, который ходит по улицам, живой. У Бориса Гребенщикова есть замечательная строчка в одной из песен: «есть люди типа «жив» и люди типа «помер».
Древние говорили: «Когда смерть есть — нас нет, когда мы есть — ее нет, поэтому мы никогда с ней не встретимся». Смерти нет, а границы жизни есть — это страх окончания жизни, ограниченности жизни. Страх смерти прямо связан с тем, какова наша жизнь. «То, что придает смысл жизни, то придает смысл смерти», — писали братья Стругацкие.
Мы боимся смерти, гоним от себя мысли о ней, но парадокс в том, что люди, столкнувшиеся со смертью — будь то клиническая смерть или околосмертные переживания, — улучшают в конечном итоге качество жизни. Они начинают жить более продуктивно, зрело, относиться к жизни ответственно, понимая, что она не бесконечна. Дефицит ресурса повышает эффективность его использования — осознание реальности смерти повышает осмысленность жизни.
«Мам, пап, а мы живые или на пленке?»
Великий психотерапевт прошлого века Джеймс Бьюдженталь приводил замечательную метафору, говоря об осознанном и неосознанном отношении к жизни. Субботний вечер, из кинотеатра выходит семья — мама, папа и ребенок пытливого возраста. Ребенок спрашивает родителей: «Мам, пап, а мы живые или на пленке?» Бьюдженталь говорит, это самый главный вопрос нашей жизни — «Я живой или на пленке?».
На протяжении жизни в психике записывается громадное количество пленок — обобщенный опыт, множество файлов. Когда мы попадаем в похожую ситуацию, пленки начинают воспроизводиться, снова и снова. У кого-то большой репертуар пленок, у кого-то маленький, но все равно любая пленка воспроизводит только то, что на ней записано.
Мы сами механически воспроизводим по своему желанию то, что записано на наших пленках, — просто включаем кнопку воспроизведения. То, что в нас записано, можно запустить извне при помощи нехитрых приемов. Бывает, другой человек хочет заставить нас вести себя определенным образом, и он с дистанционного управления запускает в нас нужную ему пленку. Это называется манипуляцией.
Но не все, что мы делаем, — воспроизведение пленок, говорил Бьюдженталь. Мы можем выбрать быть живыми. Помимо пленок, между пленок, поверх пленок существует то, что Бьюдженталь называет жизнью. А что такое быть живым? «Живое — это то, что в любой момент может быть иным», — говорил другой мыслитель Мераб Мамардашвили.
Не воспроизводить пленку, а найти другую возможность. Нужно только захотеть, и важно, чтобы это пришло нам в голову. Большинство предпочитает следовать своим пленкам — жить не как лучше, а как проще, это более энергосберегающий режим. «Не грузиться», «не париться», «не морочиться» — вот самая сильная мотивация.
И в литературе, и в жизни мы встречаем немало таких примеров. Чеховский «Человек в футляре» — самый мощный образ ухода в пленки. Вопрос в том, я живу или жизнь меня живет?
Экзистенциальные психотехники бабушки
Моя бабушка Маргарита Петровна любила повторять мне то, что я позднее назвал «экзистенциальные психотехники моей бабушки».
Первая: «Остановись и сосчитай до десяти». Чтобы взять жизнь в свои руки, необходимо сначала сделать паузу. Один из лидеров экзистенциальной психологии Ролло Мэй говорил, что в паузе между стимулом и реакцией коренится свобода человека. Нужно задержать реакцию, потому что реакция на стимулы исключает момент выбора, исключает свободу.
Если я просто заторможу реакцию, у меня возникает выбор, я уже не обязан реагировать именно так. Свобода начинается с паузы. У Жванецкого есть гениальная фраза: «Сосчитай до 10, прежде чем сказать глупость, до 100 — прежде чем сказать умную вещь, до 1000 — прежде чем совершить поступок».
Вторая техника бабушки: «Посмотри на себя со стороны». Это то, что переводит отношение к жизни в другой режим, делает жизнь управляемой. Еще в 90-х годах XIX века Василий Розанов писал, что жизнь человека бывает двух видов — сознательная и бессознательная. Сознательная управляется целями, а бессознательная — причинами.
Момент сознания позволяет не просто присутствовать в жизни в режиме «жизнь нас живет», а форматировать ее под собственные цели и намерения, то есть управляться не причинами, а целями.
Кстати, человеком, у которого есть свои цели, свой вектор, гораздо труднее манипулировать. В той мере, в какой у вас выстроена система смыслов, ценностей и намерений, в той мере, в какой ваша жизнь является сознательной — то есть управляется целями, а не причинами, — вы оказываетесь крепким орешком для манипуляций.
Взгляд на себя со стороны позволяет обнаружить альтернативные возможности. Они всегда есть, только не всегда попадают в фокус сознания. Чтобы они вошли в поле нашего сознания, надо «проснуться» и посмотреть на себя со стороны.
Любовь к жизни и любовь к смерти
Эрих Фромм говорил, что, кроме мотивации к жизни, в нас есть мотивация к смерти. Он назвал их «биофилия» и «некрофилия».
Некрофилия переводится как любовь к мертвому. Обычно это понятие используется для обозначения сексуальной перверсии, желания обладать мертвым телом для полового акта или болезненного стремления находится вблизи трупа. На самом деле эта сексуальная перверсия лишь опосредует иную, более отчетливую картину, которая у многих людей совершенно не имеет сексуальных оттенков.
Человека с некрофильной ориентацией влечет ко всему неживому, мертвому, но не только к трупам и болезням. Некрофилов, говорит Эрих Фромм, привлекает все, что лишает живое жизни. Для некрофила характерна установка на силу, а сила — это способность превратить человека в труп. В конечном итоге всякая сила покоится на власти убивать. На этом основании некрофил прямо-таки влюблен в силу.
Для того, кто любит жизнь, основная полярность в человеке — полярность мужчина — женщина, которая производит жизнь. Для некрофилов на первом месте другая полярность: между теми, кто имеет власть убивать, превращать живое в мертвое, и теми, кому эта власть не дана, полярность убийцы и убитого. Они влюблены в убивающих и презирают тех, кого убивают.
Стремление к механистическому порядку, идея порядка, идея стабильности — тоже некрофилическая идея. В живой среде, в живом организме не может быть порядка. Максимальный порядок — на кладбище, а живое, даже если его закатать в асфальт, все равно пробивается через асфальт. Некрофил воспринимает жизнь механически, относится к живым людям как к вещам. По сути, некрофилия — это желание все превратить в пленки.
Борьба с мертвым в самом себе
Мераб Мамардашвили говорил, что очень важная, ключевая часть жизни — борьба с мертвым в себе. Мы становимся мертвыми при жизни из-за того, что внутренний мир зарастает отложениями, теми самыми пленками, и не позволяет развиваться, расти чему-то живому.
Как бы ни складывалась жизнь, все равно остается вопрос: «И что я с этим делаю?» Он помогает внимательно и ответственно подходить к жизни. Борьба с мертвым в себе помогает не умереть раньше смерти. Это самое главное, на что мы можем рассчитывать, — не умереть раньше смерти.
