В интернете к жалости много претензий. Поверхностный поиск сразу выдал такие мысли. «Жалость унижает тех, кого ты жалеешь. Жалость не несет в себе никакого прогресса и ничем никому не помогает. Вместо того чтоб жалеть, лучше реально помочь человеку, иногда эта помощь кажется жесткой… как пощечина при истерике, но она необходима. Жалость поощряет человека быть и дальше слабым и только ныть: „какой же я бедный и несчастный“».
«Жалость — одна из форм чувства дискомфорта, часто приобретающая вид снисходительного сострадания. Объект жалости воспринимается как „жалкий“, то есть униженный в своем несчастном положении, но вместе с тем ценный». «Жалость — чувство унижающее: и того унижающее, кто жалеет, и того, кого жалеют». И как итог: «Жалость — самое ужасное чувство, которое можно испытывать к человеку».
Что называется, приехали. Жалость стали возводить к слову «жало» и соотносить с «жалить». Тогда как мы назовем человека, не знающего жалости? Безжалостный. Не нравится? А почему, если жалость — самое ужасное чувство, дискомфорт и унижение? Можно еще выбросить в утиль однокоренные «сожаление», «сжалиться» и «жаль».
Для меня жалость тесно связана с физическим прикосновением, легким поглаживанием, объятием. Когда моя дочь, свалившись с велосипеда, плачет от боли или обиды, ухватившись за ободранные коленки, — сердце сжимается именно от жалости, и эта жалость требует прикосновения, тепла присутствия другого рядом в тот момент, когда близкому человеку больно и он беспомощен.
Дискомфортное ли это чувство? Нет. Жалость — это эмоциональный отклик на беспомощность другого, когда у него нет ресурсов справиться с ситуацией
Когда мы ощущаем, что у человека, который испытывает страдание, есть ресурсы для его преодоления, то мы можем ему сочувствовать, сопереживать. Но не всегда в момент страдания у человека есть ресурс, и жалость дает возможность позаимствовать чужой, ощутить силу другого рядом, когда своих сил нет.
«Жалким» человек становится не от жалости. Что значит «жалкий»? В словарях преобладают такие характеристики: убогий, презренный, ничтожный. Если вы жалеете плачущего малыша, потерявшего что-то важное или прищемившего палец, — вы делаете это, потому что он убогий, презренный или ничтожный? Его же жалко? Или маскируете «недостойную» жалость к ребенку отстраненными «сочувствую» или «сострадаю»?
Однажды мы всей семьей шли домой, и за нами увязался щенок. Явно бездомный, он бежал, смешно потявкивал, вилял хвостиком и пытался заглянуть в глаза: мол, может, возьмете меня к себе, а? Дочурки взволновались, да и мне было очень жалко этого малыша, но собаки или любые другие домашние животные в мои планы не входили. Так что мы шли дальше, а он бежал следом — довольно долго, надо сказать…
Жалко этого щенка, а не «сочувствую». Другое дело, что свою жалость я не стал переводить в действие «забрать к себе домой», потому что не был готов заботиться о нем всю его жизнь.
Итак, жалость — чувство, направленное на того, кто в настоящий момент переживает страдание и не чувствует ресурсов самому справится с ним. Жалость может быть быстрым откликом на внезапную боль (сильно ударился, порезался, упал). Понятно, что чаще это чувство возникает в связи с детьми и животными, однако любой взрослый человек в какой-то момент может оказаться на мели, как рыба на суше, и быть не в состоянии выпрыгнуть обратно в воду. Это может быть редко, но — возможно.
Жалея другого, временно подменяешь собой опору, дающую возможность пережить момент полного отчаяния и безнадежности. И именно в этом моменте кроется очень хрупкое равновесие, нарушение которого приводит к тому, что жалость начинает вызывать много неприятия, раздражения и злости.
Замечали, как матери утешают своих детей? Кто-то гладит по голове, спине или плечу, сопровождая действия словами утешения, — «я понимаю, как тебе больно», «у собаки болит, у кошки болит, а у Саши не болит», «скоро пройдет». А кто-то говорит ребенку о его беспомощности: «ты мой несчастный», «бедненькая моя», «ну чего ж ты такая неуклюжая», «весь в отца своего, растяпу, уродился, несчастненький»…
Чувствуете разницу между первым и вторым вариантами утешения?
В первом случае родители помогают ребенку прожить боль или эмоцию, никак не фиксируя его внимание на собственной «безресурсности». Это близко к сожалению — переживанию, связанному с осознанием невозможности что-то изменить или исправить. «Ты упал с велосипеда, это очень неприятно, но ничего страшного не произошло, сейчас боль пройдет — и все будет в порядке».
Во втором случае ребенку сообщается, что он беспомощный, неуклюжий и что вряд ли он сможет что-то сделать лучше. Такая форма жалости нередко «глотается» ребенком, а вот взрослых она раздражает — правда, тех взрослых, кто ощущает в себе достаточно сил, чтобы справиться.
На чужой жалости можно паразитировать, однако это возможно только при том условии, что обе стороны принимают в этом деятельное участие. «Беспомощный» всеми силами демонстрирует отсутствие у него сил (парадокс, да), а жалеющий охотно верит в то, что у несчастного действительно нет никаких возможностей что-то изменить. На этом базируется «любовь из жалости», которая, по сути, становится любовью к ощущению себя сильным рядом с беспомощным.
«Я без тебя не могу жить!» — классическая манипулятивная фраза. Но эта фраза льстит тем, для кого единственная возможность чувствовать себя ценным — это подпитка со стороны нуждающихся. В такой жалости-зависимости нет никакого ресурса со стороны «жалеющего», для него беспомощность другого (реальная или мнимая) сама по себе ресурс для того, чтобы поддерживать себя. Здесь нет подлинной жалости как стремления временно поделиться своей силой, здесь взаимное паразитирование на общих слабостях.
Если любовь — это жалость, то тогда эта любовь может продолжаться только до того момента, когда «любимый» встанет на ноги. «Он/она без меня пропадет!» — и тогда делается все, чтобы он/она не смог/смогла уйти, потому что это означает конец «любви». Человек, не готовый стать «донором» для ощущения чужой «силы», со злостью будет отмахиваться от «бедный ты, несчастный».
Есть еще манипулятивное «мне жаль вас». Это простое утверждение превосходства над ущербным, в котором нет никакого желания быть опорой для того, кого «жалеешь».
А вот жалость к себе — странное переживание. Ты переживаешь факт своей беспомощности и неспособности что-то изменить, но при этом пытаешься в этом состоянии быть самому себе опорой. Замкнутый круг: беспомощность — попытка себя поддержать — неудача — усиление беспомощности и безнадежности.
По факту пытаешься сделать для себя то, что хотел бы, чтобы сделали для тебя. Жалость к себе — завуалированная просьба к другим о поддержке и помощи, которую нельзя по каким-то причинам прямо заявить. Отчасти из-за страха обнаружить свою слабость, казаться «жалким», отчасти из-за страха быть отвергнутым. Но ничем не лучше и безжалостность к самому себе.
Ключевое для жалости состояние — реальная или ощущаемая беспомощность другого
Жалость как переживание — явление кратковременное, связанное с конкретными ситуациями, дающее возможность тому, кого жалеют, опереться на другого для восстановления собственных ресурсов.
Действие из жалости — это всегда передача своих сил (эмоциональных или физических) другим людям, и есть ситуации, в которых это не просто возможно, но и необходимо, однако такое состояние не может быть длительным. Отношения, построенные на жалости, неизбежно приводят к взаимной зависимости-паразитизму, когда слабость одного становится условием силы другого.
В позитивном полюсе этого чувства — возможность самоотдачи, способность быть временной опорой для отчаянно нуждающегося. В негативном — ограничение или торможение развития как других людей (так как все делается за них), так и собственного: ресурсы уходят не на собственную жизнь.
Жалость в этом торможении сама по себе не виновата, как и любые другие «нехорошие» чувства. Она становится недопустимым чувством в мире, в котором беспомощность и слабость как таковые, безотносительно к контексту и ситуации, расцениваются как постыдный порок
