Чехов не рассказывает нам ни о прошлом Гурова, ни о детстве Анны Сергеевны, тем делая эту историю универсальной. И мы можем фантазировать об этой паре или проецировать на них что-то свое.
Гурову сложно с мужчинами, а с женщинами, напротив, просто. Обесценивая их, он вместе с тем не может и двух дней прожить не соблазняя. В сущности, он ведет себя как ребенок, которого всегда любили няни, матушка и прочее женское окружение, давая ему все, что он хочет. Поэтому быстрая победа над молодой Анной Сергеевной поначалу им не ценится. Он просто берет, что захотел, и забывает о ней по окончании курортного романа.
Анна Сергеевна, как и полагается юной женщине, живет в фантазиях о будущем, но вместо поисков своего предназначения, как водилось в те времена, выходит замуж. И, конечно, быстро разочаровывается, понимая, что брак ничего не прибавляет к ее пустому существованию. Ее жизнь пока не наполнена смыслом.
И вот запретная страсть в осенней Ялте мгновенно заполняет ее, оживляет, пробуждает в ней желания, силу и смелость, о каких она и не подозревала. Любовь причиняет ей страдания и тем, что существует, и тем, что неизбежно закончится.
Возможно, именно ее глубокое отчаяние от невозможности удержать того, кто ей так дорог, трогает Гурова, хотя вначале ее переживания кажутся ему чем-то лишним. К ним он мыслями возвращается в зимней Москве, когда бессмысленность его жизни обрушивается на него вместе с фразой «А осетрина-то вчера была с душком».
И появляется понятное желание вновь переживать собственную нужность рядом с женщиной, готовой идти на риск ради того, чтобы любить его. Что стоит за попыткой оживить их роман: желание снова взять, что вдруг захотелось, или осознанное желание повзрослеть? Этот вопрос Чехов оставляет открытым, побуждая нас самих размышлять над ним.
в настоящее время
Запретное, невозможное обладает важным свойством: мы ощущаем его как ценное. Парадокс: мы сначала стремимся сделать нашу жизнь предсказуемой, а потом все явственнее начинаем страдать от отсутствия новизны, в том числе в чувствах.
И тогда новая встреча, открывающая в нас то, чего мы раньше и не ощущали, кажется нам спасением от бессмысленности привычного. И любовь обрушивается, взрывая устоявшийся порядок, заставляя нас или убивать ее в себе, или идти на риск перемен и оплакивать невозможность постоянства. Как говорил Юнг: «Отвергаемое внутри имеет все шансы вернуться в облике судьбы».
