Умен ли Чацкий
Всегда ли мы благодарны тем, кто открывает нам глаза на самих себя? Возможно, будущее докажет правоту этих блестящих предвестников нового времени. Но в момент, когда большинству еще хочется держаться за привычное, тот, кого мы воспринимаем как угрозу уже существующему миропорядку, ненавистен нам. Таков Чацкий.
Он говорит, что видит, а видит он немало, поскольку, уехав из Москвы, расширив свои и так не узкие представления о мире, способен взглянуть на все происходящее в обществе той Москвы из мета-позиции, сверху. Вопрос в том, всегда ли стоит сообщать об увиденном и нужно ли делиться осознанным без встречного вопроса, да еще и с обличительным раздражением? Не лучше ли оставить при себе неприятную для других правду?
Пассионарии, люди, опережающие свое время, всегда становятся жертвами
Обычно их уничтожает сопротивляющаяся нововведениям эпоха. Чацкий физически не уничтожен. Но отвергнут. Признан сумасшедшим. Его более удачливый соперник в личных делах Молчалин обладает более развитыми коммуникативными навыками. Уступая Чацкому в достоинствах и способностях, не обладая ни блестящим умом, ни яркой личностью, он умеет важное: приспособиться к ситуации, сказать то, что хотят услышать.
Печально, что, ловко манипулируя людской жаждой слышать приятное, именно Молчалин получает признание. Но ведь умница Чацкий хочет того же, за этим он и возвращается к возлюбленной из исканий и поездок. И… говорит только о себе и своих представлениях о мире. Он атакует все то, что важно его драгоценной Софье, и проигрывает.
Похоже, обесценивание того, что дорого твоему близкому, — не самый быстрый путь к его сердцу. Скорее наоборот: какой бы ни была важной правда, если она разрушает что-то ценное в системе представлений другого, это ведет не к близости, а к потере.
Мог ли Чацкий поступить по-другому
Наш герой действует в соответствии со своими ценностями. Он из тех, кто готов подвергнуться изгнанию, лишь бы сохранить индивидуальность. Не предаст свои взгляды даже ценой потери отношений. Правда для него важнее любви. Трагедия его в том, что девушки в то время чрезвычайно зависели от мнения общества.
Время тургеневских барышень, любивших пламенных революционеров, еще не пришло, и потому — «вон из Москвы, сюда я больше не ездок!»
Как трудно Чацкому и ему подобным играть в социальные игры! В таком случае их удел — одиночество, поиск мест, «где оскорбленному есть чувству уголок». И, увы, тогда общество лишается блестящего ума, который оно, к сожалению, не в состоянии признать и оценить, а Чацкие лишаются поклонников и любимых.