Мой дед, отец моего отца, не мог видеть своих детей до рождения. Ему приходилось довольствоваться воображением, прикладывая руку к округлившемуся животу жены. А мой отец уже мог — и впервые увидел меня на экране благодаря технологии, придуманной в свое время для того, чтобы обнаруживать дефекты в корпусах морских судов. И его воображение уже направлялось потоками обтекавших мое тело ультразвуковых волн.
Акушер Йен Доналд из Глазго, додумавшийся переместить ультразвуковую установку с судоверфи в кабинет врача, верил, что возможность увидеть еще нерожденных детей побудит матерей сильнее любить их и снизит число абортов. Однако эта технология впоследствии стала использоваться в том числе и для прерывания беременности. И не только по медицинским показаниям в случае очевидных дефектов развития, но даже в ситуациях, когда родителей просто не устраивал пол будущего ребенка.
Чтобы стать свидетелем чуда, в него совсем не обязательно верить, с ним можно просто столкнуться
Очевидно, что ставшие сегодня классическими черно-белые снимки УЗИ играют важную роль в вопросах жизни и смерти. Но решения по этим вопросам принимаем мы. Что и как готовит нас к этим решениям?
Ожидая первого ребенка, мы с женой горячо спорили: стоит ли заранее узнавать его пол. Я решил поинтересоваться мнением своего дяди, известного гинеколога. Дядя никогда не отличался ни склонностью давать советы, ни тягой к духовности.
Однако его ответ был вполне однозначен: «Не делайте этого. Когда доктор смотрит на экран и сообщает вам пол, вы имеете дело с информацией. Когда ребенок рождается и вы все видите сами, вы имеете дело с чудом». Я не верю в чудеса, но последовал совету. Дядя оказался прав. Как выяснилось, чтобы стать свидетелем чуда, в него совсем не обязательно верить, с ним можно просто столкнуться.
Психологи, изучающие эмпатию и сострадание, давно установили: на физическую боль, например, мозг реагирует мгновенно. А «оценка психологических и моральных аспектов той или иной ситуации» требует некоторого времени. Иначе говоря, глубина переживания и осмысления прямо связана с временными затратами.
По этой причине, концентрируясь на скорости получения информации и предпочитая россыпи смайликов и строчки смс-сообщений сотням страниц романов, мы жертвуем способностью к сопереживанию. Симона Вайль писала, что внимание — самая редкая и чистая форма великодушия. Нетрудно понять, что наши отношения с миром, друг с другом и с самими собой становятся все менее великодушными.
Толстый роман требует от читателя многого, но прежде всего — внимания. Я могу заниматься почти чем угодно, слушая музыку или поглядывая в телевизор. Я могу болтать с приятелем, рассматривая картины на выставке. Но читая роман, я вынужден посвятить себя только книге, отложив все остальное в сторону. Роман учит сопереживанию и расширяет горизонты моих представлений, он требует внимания — и тем заставляет меня проявить великодушие. В том числе и по отношению к себе самому.
Мы думаем, что используем технологии, чтобы сэкономить время. Но все чаще они, наоборот, отнимают это время у нас
Мы привыкли думать о технологиях как о средстве расширения и совершенствования наших возможностей. Google, как всем известно, организует и делает доступным мир информации. Автомобиль позволяет развить скорость, которой нам никак не достичь на своих двоих, а бомба помогает легко и быстро убить кучу врагов, с которыми мы нипочем не управились бы голыми руками. Но технологии не только эффективны, они еще и аффективны. Они влияют на нас и не сводятся к одной только технике.
Признание в любви, произнесенное на свидании, прозвучавшее по телефону, написанное от руки или отправленное в виде СМС, будет воспринято совсем по-разному — пусть даже признающийся вкладывает в него всю силу и глубину своих чувств. Выражение глаз, звук голоса и интонация речи, наклон и очертания букв, наконец, шрифт, предустановленный производителем телефона, — все это влияет и на сам смысл слов.
Большинство коммуникативных технологий зарождались как своего рода «протезы» — попытки заменить то, чем мы не располагаем. Мы не можем встретиться и поговорить с человеком — что ж, вот телефон, чтобы ему позвонить. А если его нет дома, то вот автоответчик, чтобы надиктовать сообщение. Так же и онлайн-связь зарождалась как замена связи телефонной. Потом подоспели и СМС, сделав общение еще быстрее и мобильнее. Но ни одна из этих технологий не была призвана улучшить наше общение между собой. Упростить, заменить, ограничив в сколько-нибудь допустимых пределах, — да. Но не улучшить.
А вот затем случилось странное. Мы стали отдавать предпочтение этим «протезам», упрощенным и ограниченным заменам. Нам проще позвонить по телефону, чем встретиться лично. А надиктовать сообщение на автоответчик еще проще — нет нужды выслушивать ответ. И вот мы уже выбираем для звонка момент, когда нашего адресата точно нет дома.
Отправить сообщение по электронной почте еще проще — мы прячем от собеседника даже собственный голос. А сообщения сокращают наши затраты на общение и создают еще одну скорлупу, чтобы спрятаться. Каждый шаг вперед на этом пути — шаг к информации, но прочь от нашей способности проделать работу эмоций, от нашей собственной человечности.
Противиться новым технологиям — единственное решение, которое еще глупее, чем полное и безоговорочное их принятие
Но проблема в том, что, принимая эти редуцированные версии общения, а потом и отдав им предпочтение, мы сами становимся упрощенными версиями человеческих существ. Привыкая меньше говорить, мы и чувствуем все меньше. Или, быть может, чувствуем только то, что нам и полагается чувствовать с точки зрения разработчиков и продавцов коммуникационных устройств.
Как и множество моих знакомых, я обеспокоен, что мобильный телефон и интернет обедняют мою жизнь, подменяют глубину переживаний сиюминутной яркостью и не позволяют сконцентрироваться на том, что действительно важно.
Как-то я обнаружил, что проверяю почту, пока купаю детей в ванной, или бесцельно просматриваю сайты, когда начатое предложение не дописано, а важная мысль еще не сформулирована. А в погожий весенний день мне случалось искать тень погуще, чтобы солнце не бликовало на экране телефона. А с вами разве такое не случалось?
Не значит ли это, что современные технологии, в том виде, в котором они заполнили нашу повседневную жизнь, принижают нашу значимость? И что этот процесс набирает силу? Мы думаем, что используем технологии, чтобы сэкономить время. Но все чаще они наоборот — отнимают это время у нас. А если и оставляют его в нашем распоряжении, то не слишком-то качественное, насыщенное и глубокое.
Меня беспокоит, что по мере того, как мы все больше ощущаем «мир на кончиках пальцев», он становится все дальше от нашего сердца. Это не выбор «или — или»: противиться новым технологиям — единственное решение, которое еще глупее, чем полное и безоговорочное их принятие. Нет, это вопрос баланса, но того баланса, который и определяет нашу жизнь.
Наверняка наступит тот день, когда вживленные в организм умные нанороботы будут добираться до сердца и выявлять неполадки намного раньше, чем мы почувствуем первые симптомы проблем и обратимся к врачу. А другие нанороботы будут ремонтировать сердце, да так ловко, что мы не почувствуем боли и не будем тратить на лечение ни время, ни деньги. Будет ли это чудом? Да, но только для тех, чье сердце сохранит способность воспринимать чудеса. В сущности, это главная способность, ради которой сердце вообще стоит беречь и ремонтировать.
Об авторе: Джонатан Сафран Фоер — американский писатель, автор нескольких романов, ставших международными бестселлерами, в том числе — «Жутко громко и запредельно близко» и «Полная иллюминация» (Эксмо, 2013, 2014). В 2010 году журнал TheNewYorker включил Фоера в список 20 лучших писателей моложе 40 лет.
