Да или нет: мы вольны распоряжаться нашей жизнью или наш путь задан заранее – воспитанием, средой, характером? Мыслители разных времен отвечали по-разному. Философ Валерий Губин прокомментировал их ответы.
Наши действия предопределены?
Нет – считает Иммануил Кант (1724–1804). Мы должны (и можем) жить так, как если бы мы были свободны, то есть ответственны за свои поступки, за свой моральный выбор. Конечно, человек никогда не бывает абсолютно свободным, он зависит от тысячи факторов. Однако ни один из них, ни все они вместе не предопределяют однозначно нашу жизнь и наше поведение. Мы можем жить самобытно, то есть мотивировать свою жизнь не столько внешними причинами, сколько внутренним убеждением, уверен Кант. Мы можем осуществить себя несмотря ни на что — ни на давление судьбы, ни на страх смерти. Нет никаких природных причин любить друг друга или поступать по совести, но для этого есть причины высшего порядка. Для Канта закон свободы выше законов природы. Например, я могу пожертвовать жизнью, пойти против собственного естества, выполняя свой долг. Это и есть проявление человеческой свободы.
Да – отвечают Бенедикт Спиноза (1632–1677), а вслед за ним и Карл Маркс. Согласно им, свобода есть познанная необходимость: чем больше я знаю законов, чем глубже я изучил имеющиеся обстоятельства, тем свободнее я могу действовать. Если подходить к проблеме исключительно рационально, то и Спиноза, и Маркс правы: даже в ситуации так называемого «свободного выбора» человек выбирает только из имеющихся альтернатив и опирается на свои природные качества. Но тогда свободы просто нет: варианты мне заданы извне, выбираю я между ними, руководствуясь своими потребностями (от меня не зависящими), своими эмоциями (спонтанно возникающими), своими рациональными оценками (которые диктуют законы разума). Иначе говоря, ничего моего в основании моего решения нет, значит, и само решение не мое. Единственная разница, которую можно тут усмотреть, – между несвободой глупо-невежественной и несвободой разумно-просвещенной (последняя известна как «осознанная необходимость»).
Можно ли завоевать свободу?
Да – полагает Карл Маркс (1818–1883). Вся история становления человека – это борьба за его освобождение от природных и социальных сил, отчуждающих его от его собственной сущности. Собственно, только в борьбе за свободу человек и становится человеком.
Нет – утверждает Жан-Поль Сартр (1905–1980). Свобода – фундаментальное состояние, которое предшествует нашей сущности и предопределяет ее возможность: «Человек не является вначале, чтобы потом быть свободным, но нет различия между бытием человека и его «свободным бытием»*.
Свобода есть выбор, но свободу не выбирают. Мы не выбираем быть свободными, мы приговорены к свободе, брошены в нее. Когда мы перестаем относиться к себе как к вещи, когда понимаем, что никакого надежного и гарантированного места нам в этом мире не выделено, то оказывается, что под ногами нет никакой твердой опоры, что перед нами разверста пропасть свободы. Поэтому нужно иметь мужество полагаться на самого себя, нужно уметь отказаться от тех способов облегчения жизни, которые предлагаются современным обществом, найти силы, чтобы вернуть себя из затерянности в отчужденном мире вещей и вещных отношений. В состоянии тоски я постигаю, что абсолютно свободен и что смысл в мир привносится только мною. Естественным является стремление бежать, уклониться от этого состояния, рассматривать себя извне как другого или же как «вещь».
Свобода есть в нас то, что от нас не зависит и голос чего мы можем слышать как, например, голос совести или голос Бога. Свободу нельзя завоевать, поскольку она неотъемлемая часть человеческой природы, свободу нельзя подарить или отнять, свобода – это и есть человек. Истинная свобода – это свобода не от чего-либо, а свобода для чего-то, для дела, которое я призван выполнить.
* Ж-П. Сартр «Бытие и ничто» (АСТ, 2009).
Больше свободы – меньше зла?
Да – считает Георг Гегель (1770–1831), свобода увеличивается по мере развития человека, и это хорошо. От древних империй, где человек был совершенно несвободен, до сегодняшних стран, где его свобода гарантируется конституцией, – дистанция огромного размера
Нет – отвечает Федор Достоевский (1821–1881), свобода не увеличивает количество добра в мире. От свободы происходит все зло, все преступления и войны. Мы боимся свободы и ищем того, кому бы можно было ее вручить, чтобы он снял с нас страшное бремя ответственности, при которой я должен сам выбирать свой жизненный путь, сам отвечать за свои поступки, не перекладывая их на обстоятельства, семью, государство. В мире так много зла и страдания, потому что в основе мира лежит свобода. Тот мир, который сотворил бы бунтующий «эвклидов ум» Ивана Карамазова, был бы добрый и счастливый мир, в отличие от Божьего мира. Но в нем не было бы свободы. Это изначально, с первого дня был бы счастливый социальный муравейник, принудительная гармония. Человека можно избавить от зла, сделать его счастливым, только отняв у него свободу. По мнению Великого Инквизитора, людям нужна не свобода, а счастье, сытая обеспеченность и внешняя сила, авторитет, за который можно спрятаться. «У нас же все будут счастливы, – говорит Великий Инквизитор Христу, – и не будут более ни бунтовать, ни истреблять друг друга, как в свободе Твоей повсеместно. О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся»*. Закон, самый справедливый и гуманный, уничтожая зло, уничтожает и Божье начало, уничтожает благодать, которая может осенить только свободного человека.
* Ф. Достоевский «Братья Карамазовы» (Эксмо, 2008).
