В 1886 году Роберт Луис Стивенсон опубликовал роман «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда». «Подселив» развратное чудовище в тело респектабельного джентльмена, Стивенсон смог показать всю хрупкость представлений о норме, которые бытовали среди его современников. Что, если в каждом светском человеке с его безупречным воспитанием и манерами дремлет свой Хайд?
Стивенсон отрицал всякую связь между событиями в произведении и реальной жизнью. Но в том же году вышла статья психиатра Фредерика Майера о феномене «множественной личности», где он упоминал об известном в то время случае — деле Луис Виве и Фелиды Иск. Совпадение?
Идея сосуществования и борьбы двух (а иногда и больше) личин одного человека привлекала многих авторов. В ней есть все, что нужно для первоклассной драмы: загадка, саспенс, конфликт, непредсказуемость развязки. Если копнуть еще глубже, подобные мотивы можно найти и в народной культуре − сказках, легендах и суевериях. Демоническая одержимость, вампиры, волки-оборотни — все эти сюжеты объединяет идея двух сущностей, которые попеременно пытаются контролировать тело.
Тень — часть личности, которая отвергается и подавляется самой личностью как нежелательная
Часто борьба между ними символизирует противостояние «светлой» и «темной» сторон души героя. Именно это мы видим в линии Голлума/Смеагола из «Властелина колец» − трагического персонажа, морального и физически изуродованного силой кольца, но сохраняющего в себе остатки человечности.
Когда преступник − в голове: реальная история
Многие режиссеры и писатели через образ альтернативного «Я» стремились показать то, что Карл Густав Юнг называл Тенью, — часть личности, которая отвергается и подавляется самой личностью как нежелательная. Тень может «оживать» в сновидениях и галлюцинациях, принимая форму зловещего монстра, демона или ненавистного родственника.
Юнг видел одну из целей терапии в том, чтобы включить Тень в структуру личности. В фильме «Я, снова я и Ирэн» победа героя над своим «плохим «Я» становится одновременно и победой над собственными страхами и неуверенностью.
В фильме Альфреда Хичкока «Психо» поведение героя (или злодея) Нормана Бейтса внешне очень напоминает то, как ведут себя реальные люди с диссоциативным расстройством идентичности (ДРИ). В интернете даже можно найти статьи, где Норману ставится диагноз в соответствии с критериями Международной классификации болезней (МКБ-10): присутствие в одном человеке двух или более отдельных личностей, амнезия (одна личность не знает, что делает другая, пока та владеет телом), выход расстройства за пределы социальной и культурной нормы, создание препятствий для полноценной жизни человека. Кроме того, такое расстройство не возникает в результате употребления психоактивных веществ и как симптом неврологического заболевания.
Хичкок делает акцент не на внутренних терзаниях героя, а на разрушительной силе родительских отношений, когда они сводятся к контролю и обладанию. Герой проигрывает битву за свою самостоятельность и право на любовь к кому-то еще, буквально превращаясь в свою мать, которая уничтожает все, что может вытеснить ее образ из головы сына.
Фильмы показывают все так, будто пациенты с ДРИ — потенциальные преступники. Но это не так
Улыбка на лице Нормана в последних кадрах выглядит по-настоящему зловещей, потому что явно принадлежит не ему: его тело захвачено изнутри, и шансов отвоевать свою свободу у него не остается.
И все же, несмотря на захватывающий сюжет и проблематику, эти фильмы используют расщепление личности только как инструмент создания истории. В результате реальное расстройство начинает ассоциироваться с опасными и нестабильными киногероями. Нейробиолог Симона Рейндерс, исследователь диссоциативного расстройства, очень обеспокоена тем, какое впечатление может сложиться у людей после просмотра этих фильмов.
«Они показывают все так, будто пациенты с ДРИ — потенциальные преступники. Но это не так. Чаще всего они пытаются скрыть свои психические проблемы».
Психический механизм, порождающий расщепление, призван скорее избавить человека от чрезмерного стресса. «У всех нас есть универсальный механизм диссоциации как реакция на сильный стресс, — объясняет клинический психолог и когнитивный терапевт Яков Кочетков. — Когда нам очень страшно, часть нашей личности − точнее, времени, которое занимает наша личность − теряется. Часто это состояние возникает во время военных действий или катастрофы: человек идет в атаку или летит в падающем самолете и видит себя со стороны».
«Многие люди часто диссоциируют, а некоторые делают это настолько регулярно, что можно говорить о диссоциации как о главном для них механизме функционирования в условиях стресса», − пишет психотерапевт Нэнси МакВильямс.
В сериале «Такая разная Тара» сюжет построен вокруг того, как диссоциативный человек (художница Тара) решает самые обычные проблемы: в романтических отношениях, на работе, с детьми. «Личности» при этом могут быть одновременно и источниками проблем, и спасителями. Каждая из них содержит в себе частичку личности героини: набожная домохозяйка Элис олицетворяет дисциплину и порядок (Супер-Эго), девочка Птенчик — ее детские переживания, а грубый ветеран Бак — «неудобные» желания.
Попытки понять, что чувствует человек с диссоциативным расстройством, предприняты в таких фильмах, как «Три лица Евы» и «Сибилла» (2007). Они оба сняты на материале реальных историй. Прототип Евы из первого фильма — Крис Сайзмор, одна из первых известных «излечившихся» пациенток с таким расстройством. Сайзмор активно сотрудничала с психиатрами и терапевтами, сама готовила материалы для книги о себе, способствовала распространению информации о диссоциативном расстройстве.
Какое место в этом ряду займет «Сплит»? С одной стороны, у киноиндустрии есть своя логика: заинтриговать и развлечь зрителя важнее, чем рассказать ему о том, как устроен мир. С другой, откуда еще черпать вдохновение, как не из реальной жизни?
Главное — осознавать, что сама по себе реальность сложнее и богаче, чем картинка на экране.
Источник:
