Главный редактор журнала Psychologies.
alt

Андрей Россохин – директор Центра современного психоанализа, преподаватель психологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, соредактор издательского проекта «Антология современного психоанализа» (Питер, 2005).

alt

Мишель Шнейдер (Michel Schneider) – известный французский психоаналитик, автор многочисленных книг.

alt

Psychologies: Что такое страсть?

Андрей Россохин: Страсть – это яркое проявление влечения к жизни. Мы часто связываем слово «страсть» исключительно с любовью. Но может быть и страстная ненависть, и страстная преданность – все чувства, окрашенные страстью, приобретают свое предельное выражение, каждый человек, который добился успеха в жизни, страстен. Но одновременно это и влечение к смерти, страсть может стать разрушительной, как в картине Романа Полански «Горькая луна», где единственным выходом для пораженных страстью героев стали саморазрушение и смерть.

Мишель Шнейдер: Это привязанность к другому, основанная не на полноте, а на нехватке или отсутствии чего-то. Нам недостает того, чем мы обладаем, другого, самих себя. Однако не всякая любовь – это страсть, и, конечно, не всякая страсть является любовной. Любовь – это дар и самозабвение, тогда как желание – это поглощение и поглощенность. Любовь всегда обоюдна: каждый, кто любит, хочет быть любимым. А страсть асим-метрична: охваченному ею человеку в глубине души нравится не любить и особенно – не быть любимым.

Получается, что страстно любить не обязательно означает страстно любить другого?

А. Р. Одержимый страстью человек не может глубоко понимать и воспринимать другого: его интересуют только собственные ощущения и желания. Он сосредоточен не на реальном партнере, а на некоем придуманном образе, а иногда – лишь на какой-то его части. Подобная страсть заставляет человека наделять своего партнера свойствами иллюзорного образа, и, когда возлюбленный начинает вести себя иначе, чем предполагается (хочет один отправиться на прогулку, встретиться с друзьями), это может вызвать агрессию и желание втиснуть его в заданные рамки: «Ты должен всегда находиться рядом и быть таким, каким я хочу тебя видеть». Страсть изолирует человека от жизни, от взаимодействия с другими людьми, и если отношения развиваются дальше по этой логике, то фиксация на объекте страсти и стремление к изоляции становятся все сильнее. Это хорошо показано в фильме Эдриана Лайна «Девять с половиной недель», где герой Микки Рурка говорил: наши имена, наши истории неважны, существует только страсть, а реальный мир должен остаться за пределами нашей любви.

М. Ш. Из всех форм проявления любви страсть является той, где дыхание смерти наиболее ощутимо. Что проявляется двояко: мы стремимся поглотить другого и отказываемся от самих себя. Как и безумие, страсть обезличивает того, кто ее испытывает. А раз другой отнимает у меня мою индивидуальность, то и я в отместку низвожу его до уровня объекта, вещи. Пока отношения длятся, страстно влюбленный прибегает к шантажу, чтобы добиться присутствия другого и его внимания. «Ты меня любишь?» – это всегда вопрос-прикрытие. Вопро-сительная форма скрывает повелительное наклонение: «Люби меня!»

«Страсть» и «любовь» – как связаны эти понятия?

А. Р.: В самом начале отношений страсть присутствует почти всегда. Человек может говорить своему партнеру «я тебя люблю», но это скорее означает «я тебя хочу» – «хочу тебя не только сексуально, но и чтобы ты постоянно был около меня и разделял мою жизнь». Но постепенно страсть может перерастать в более глубокие, любовные отношения, когда другой человек становится не объектом страсти, а субъектом, когда он начинает быть важен сам по себе. Образ любимого поселяется во внутренней реальности, и, если близкого человека нет рядом, можно думать о нем, фантазировать, сохранять с ним внутреннее взаимодействие. В отличие от страсти любовь может ждать. Но возникновение любовных отношений не означает исчезновения страстности: уже нет того пламени, которое бушевало во время первых встреч, но есть огонь, который согревает. Партнеры начинают думать о совместной жизни, о детях, о том, как они будут сохранять доверие и близость, какими станут их отношения в старости… Это и есть переработка страсти в любовь.

М. Ш.: В любви мы ощущаем присутствие другого, даже если он далеко от нас. В страсти другой всегда ускользает, даже если он рядом. Любовь-самоотдача может стать осознанной, а страсть всегда остается в неведении относительно того, кто и кого заключает в объятия. Еще один момент: страсть неотделима от телесных ощущений. В наше время очень редко бывает единение сердец без единения тел.

Безумная любовь превращает нас в безумцев, уводит от реальности?

А. Р.: Наше желание испытывать страсть связано с желанием ощущать полноту жизни. Для этого охваченному страстью человеку и нужен партнер – не для того, чтобы узнавать его, любить, а чтобы чувствовать, что его собственная жизнь не бессмысленна. И в этом случае мы очень тяжело воспринимаем отказ во взаимности: другой дал, а потом отнял – не любовь, а надежду на то, что в отношениях с ним можно обрести смысл существования. Страстные отношения часто переживаются как полное слияние, когда людям кажется, что они составляют единое целое, – и в этом случае страсть паразитирует не на отношениях мужчины и женщины, а на более архаических отношениях младенца и матери, которые некогда были безраздельно слиты друг с другом. Одно из наших самых глубинных бессознательных желаний – вернуться в то состояние, и в этом смысле страсть дает возможность удовлетворить эту потребность. Но так же, как и ребенок со временем начинает интересоваться другими людьми и предметами, постепенно отделяясь от матери, так и партнеры возвращаются из страстного слияния в реальность. Для кого-то такое отделение от партнера может быть слишком болезненным, и он любой ценой будет стремиться удержать иллюзию слияния. Если партнер откажется от таких отношений, желая «вырваться на свободу», это может вызвать у страстно влюбленного такую же страстную злость и агрессию – вплоть до желания убить партнера или же покончить с собой, искренне считая, что без объекта страсти ему остается только умереть.

М. Ш.: Да, страсть вызывает разрыв с реальностью, и даже с самим фактом реальности того, кого вы любите. Страсть – это зависимость, когда весь мир сводится к присутствию того, кто в сущности никогда не присутствует полностью. Вам не хватает одного человека, и весь мир оказывается пустым… Но тот, кого вам не хватает, на самом деле – вы сами. Само слово «страсть» родственно «страданию». Так, например, мы называем словом «страсти» крестные муки Христа. Любовная страсть – это страсть к страданиям, любовь к страданиям, причиной которых постоянно является другой. Отсюда и возникает эта ловушка, в которой отсутствует логика: любимый становится единственным средством избавления от страданий, причиной которых он сам и является.

Зачем в нашей жизни нужна страсть?

А. Р.: Страсть важна как энергия жизни, которая может не только разрушать человека, но и созидать его – в том случае, если страсть не становится диким зверем, а является некоей силой, с которой он способен жить в согласии. Страсть можно в себе задавить, но тогда мы теряем энергию жизни. А если идти у нее на поводу, мы разрушаем себя и других. И только способность понимать свои порывы и управлять ими позволит нам гореть и любить, оставаясь при этом свободными и не отбирая свободу у других.

М. Ш.: Тот, кто думает, что любовь-страсть его не коснется, гораздо безумнее того, кто познал ее бездны. Стремление обойтись без страстей, обойтись без других носит имя «смерть». Любовь не всегда является болезнью, но в ней всегда присутствует нечто причиняющее боль, некий аффект. Ведь любить кого-то – значит дать ему и право причинять нам страдания. Ради чего нужно любить до безумия? В том-то и дело, что это ни для чего не нужно. Но это позволяет нам выйти за пределы собственной личности, вызывает желание терять – разум, время, самих себя. Отношения, которые ни к чему не ведут и ни для чего не нужны, – это, может быть, единственные отношения, которые позволяют нам оставаться живыми.