Зачем мы ищем своих предков

Воодушевленный моей настойчивостью, он действительно их начал писать, но успел рассказать только о своих дедах и прадедах. И вот благодаря именно этой тоненькой школьной тетрадке, исписанной до половины его бисерным почерком, пять лет назад я неожиданно для себя занялась поисками своих корней. Дед был не просто точен в фактах, он помнил семейные предания. Например, деспотичный городской голова в гневе швыряет кинжал в непокорную дочь и лишь чудом ее не ранит, – неплохой сюжет? А дочь почему непокорна? Потому что ее в 15 лет выдали замуж вместо старшей сестры – та в день свадьбы спряталась от нелюбимого жениха, и отец, чтобы избежать скандала, отправил под венец младшую… И это ведь не герои романа, а мои прапрапрадед и прапрабабушка. Перечитывая записи деда, я внезапно увидела в предках живых людей с драматическими судьбами. Это оказалось настолько волнующим, что я захотела узнать о них больше. Теперь я исследую историю семьи в архивах, побывала, прихватив за компанию родственников, в местах, где жили наши предки в Литве, Украине и Белоруссии. А по Вильнюсу меня водила пятиюродная сестра: наш общий предок умер в 1840-м, но мы с ней чувствуем какую-то связь...

Тех, кто, как и я, в той или иной степени интересуется генеалогией, становится все больше. Хотя такого бума, который мы видим в западных странах, в России пока нет. Там на генеалогических сайтах зарегистрированы миллионы пользователей; у нас на самом крупном ресурсе vgd.ru, объединяющем людей из бывшего СССР, – около 200 тысяч. Целенаправленно пополняют семейный архив примерно 5% россиян, 23% делают это от случая к случаю, еще 22% планируют это делать¹. Получается, половина населения неравнодушны к прошлому своей семьи, им хочется больше знать о своей истории. Почему?

Забвение – механизм выживания

«Меня разыскали родственники со стороны деда. Я ничего не знал о его жизни. Ни бабушка, ни отец не рассказывали о нем: мол, давно потеряли с ним связь. А теперь у нас состоялось воссоединение семьи! Это ошеломляет – в 49 лет обрести родственников и узнать свои корни, своих родных до шестого колена!» – рассказывает 49-летний Евгений. По большому счету, мы страна людей, забывших своих предков. 13% из нас не знают имен ни одной прабабушки и ни одного прадедушки, а назвать имена всех восьми предков в этом поколении могут только 7% россиян².

Жестокий ХХ век вынуждал рвать родственные связи, вычеркивать из памяти близких людей, уничтожать семейные документы, скрывать свое происхождение, в том числе и от собственных детей. «Знать свое прошлое было смертельно опасно, – комментирует психоаналитик Мария Тимофеева. – Забвение стало механизмом выживания». Возможна еще одна, более общая причина обрыва памяти, добавляет семейный психотерапевт Варвара Сидорова. «История семьи сплетена из фактов, правил и способов жизни, передающихся из поколения в поколение. Если вдруг в силу каких-то обстоятельств эта история делает резкий поворот, то старые правила уже не помогают выжить: семье приходится изобретать новые. И в сознании следующих поколений семейная история будет начинаться с того, кто был первым в этой новой парадигме. Работая с клиентами, я вижу, что у кого-то в семье этот поворот случился в далеком прошлом, но, конечно, чаще всего точка забвения обнаруживается в ХХ веке».

Переработать травму

Интерес к корням у нас начал пробуждаться только в 90-е, когда открылись архивы, и расцвел в 2000-е благодаря огромным возможностям интернета. Генеалогические сайты, книги, оцифрованные архивные описи и документы, самые разные базы данных, такие как obd-memorial.ru, memo.ru, familysearch.com, делают поиск реальным для каждого. Но сама потребность искать предков, конечно, возникает изнутри.

«Минувший век принес столько страданий, что у каждого из нас за спиной четыре-пять поколений, которые были психологически травмированы, – объясняет Мария Тимофеева. – Как правило, только внуки в силах переработать эту травму, уже не так близко, не так больно и страшно».

Государство и общество, в котором мы живем, по-прежнему склонны отрицать то страшное, что было в прошлом. И в результате скрытая, непризнанная травма передается по наследству, порождая у многих из нас психологические проблемы. Так что те, кто отважился исследовать страницы семейной истории, совершают маленький подвиг. И это позволяет им развиваться дальше. 53-летняя Ирина рассказывает: «Я нашла в архиве следственное дело моего деда 1937 года, скопировала то, что разрешили, и принесла листочки маме. Как она плакала над ними… Раньше меня удивляло, как сухо она вспоминала об отце, а тут такие эмоции!» Это очень важно – закрыть эмоционально незавершенные истории, объясняет Варвара Сидорова. «Может быть, оплакать, а может, поблагодарить, осудить или восхититься. Узнав о прошлом, мы становимся спокойней, уверенней, эти истории больше не съедают наши силы».

Вернуть устойчивость

Мир, в котором мы живем, значительно менее регламентирован, чем еще 30–40 лет назад. Перед нами много возможностей, много вариантов выбора – для кого-то даже чересчур много. «Бич неопределенности – одна из главных проблем современного человека, – отмечает нарративный психолог Олеся Симонова. – Когда вариантов слишком много, мы теряемся, не понимая, как действовать». Знание семейной истории, особенно далекой, может помочь с этим справляться. «В старые времена семья давала ответы на многие вопросы, – продолжает Олеся Симонова. – Изучая историю рода, мы вспоминаем устои, ясные жизненные правила и тем самым возвращаем себе некую определенность. Конечно, речь не идет о возвращении домостроя, скорее – о символических опорах».

В разговорах тех, кто выясняет историю рода, нередко звучит гордость за своих предков: «У нас все были трудолюбивыми, честными», «Мой прадед – георгиевский кавалер», «Моя прабабушка окончила Высшие женские курсы вопреки воле отца»… «Думаю, что, изучая семейную историю, мы бессознательно ищем хорошие объекты для себя, – размышляет Мария Тимофеева. – Нам нужна хорошая картинка себя, своего рода, своей страны». На самом деле мы, конечно, очень многое дописываем в своем воображении, и не так уж важно, было ли все так на самом деле, говорят наши эксперты, ведь для нас эта картинка реальна, это история про нас, про нашу идентификацию. «Это всегда интересно – понять, как я встроен в этот мир, что я в мир несу, какой факел я принял в этой семейной эстафете и какой передам дальше», – говорит Варвара Сидорова.

Одна из базовых потребностей каждого из нас – знать, откуда я возник, почувствовать, что было много поколений до меня и еще много будет после. Почему так? «Мы животные стайные, ­и нам важно принадлежать к стае, – отвечает Варвара Сидорова. – А стая – это в первую очередь семья. Когда мы окружены родными (живыми или мертвыми), мы не одни в этом мире, у нас есть наш клан. Даже если родственники давно умерли, они все равно символически нас поддерживают».

В моем древе сейчас уже около 300 персон, и их может быть в несколько раз больше. «Чем обширней семейное древо, тем ясней мы видим себя, – поясняет Мария Тимофеева. – Эти десятки, сотни людей жили, любили, рожали детей для того, чтобы в конце концов появился на свет я! Так мы оказываемся центром семейной системы, имеем возможность укрепить свой личный миф. А он очень важен для нас: ведь своя мифология есть не только у каждого народа, но и у каждого человека».

Хранители семейных знаний

Хотя молодежь тоже порой интересуется историей своей семьи, все-таки чаще к поискам обращаются после сорока лет. «Согласно теории развития психолога Эрика Эриксона, после сорока наступает возраст наставничества, – говорит Олеся Симонова. – Накоплено уже достаточно ресурсов, знаний, опыта, и возникает потребность делиться этим с другими». Действительно, большинство тех, кто увлечен генеалогией, говорит о желании сообщить то, что они узнали, детям или внукам. Но не только. «Сначала я искала незнакомых мне дальних родственников в разных городах в надежде получить сведения о семейном прошлом, – рассказывает 49-летняя Марина. – Но теперь для меня главное, чтобы все те, с кем у меня есть общие предки, знали о них то, что узнала я. Я рассылаю во все концы наше древо, архивные документы, старинные фотографии и радуюсь, видя, что моим дальним родственникам это интересно». И это тоже про наставничество. «Чем больше система, которую мы охватываем, тем больше ценного мы можем передать, – комментирует Олеся Симонова. – Так что хранитель семейных знаний не просто играет значимую роль в семейной системе, он еще и решает задачи социального развития».

Да, играть особую роль в семье, что ни говори, приятно. Ну и наконец, генеалогия очень азартное дело. Недаром ее часто сравнивают с детективным расследованием, только в прошлом. Ведь тайны всегда манят нас, тем более если касаются нашей семьи. Разгадав хоть одну загадку, чувствуешь ликование триумфатора. И эти сильные эмоции хочется переживать снова и снова.