Заботливый мачо: такое возможно?

Мужчины охотно берут декретные отпуска. Самозабвенно возятся с детьми и платят немалые деньги, чтобы освоить кулинарные премудрости. Заботятся о внешности и гардеробе почти наравне со своими подругами. Не стыдятся слез. И это, кажется, уже никого не удивляет.

С одной стороны, таково требование женщин — да и общества в целом. Психологи, например, давно призывают мужчин не таить эмоций, быть нежными и заботливыми. С другой стороны, в традиционных мужских доблестях, кажется, уже нет нужды. Жены способны зарабатывать не меньше мужей, а необходимость с оружием в руках защищать свой дом или, рискуя жизнью, добывать пропитание, похоже, почти исчезла.

Легко возразить, что описанная картина теряется в тумане примерно в 50 километрах от Московской кольцевой автодороги, как и от границ любого крупного города в принципе. Возможно, но в конечном счете именно большие города с их университетами, научными центрами и инновационными компаниями и задают вектор развития человечества.

В каком же направлении развивается мужественность? В том, которое выгодно женщинам, — первый и самый очевидный ответ.

Потери в битве за равноправие

В западных странах нынешний «кризис мужественности» принято объяснять успехами борьбы за равноправие. Вернее — издержками этой борьбы.

«Мужчина (с маленькой буквы и с пенисом той или иной длины) — это мерзавец: именно он похищает, насилует, грабит, убивает, отказывается стирать свои трусы и скорее сдохнет, чем проголосует за мир, в котором его горничная может стать генеральным директором. Вот как выглядит официальная версия современной истории, истории доминирования мужчин», — пишет философ и журналист Пегги Састр в книге «Мужского доминирования не существует».

И сама же разоблачает несправедливость такой оценки. Если мужчинам и принадлежит власть, то лишь потому, что женщины именно этого хотели на протяжении веков, «впадая в экстаз при малейшем проявлении силы, мощи и жестокости».

Ведь это так обнадеживает: видеть доказательства того, что мужчины способны защитить женщин и потомство! Какой же смысл упрекать теперь сильный пол как раз за то, что в нем прежде нравилось?

«Проблема в том, что битва за равноправие сопровождается обвинением всего мужского, и это негативно сказывается на отношениях в паре, — считает сексолог и психоаналитик Катрин Блан. — Мужчины уже не знают, чего от них ждут: придерживать дверь или нет? Оплачивать счет? Ухаживать?

Они боятся, что все то, из чего состояло мужское соблазнение, напористое и завоевывающее, будет воспринято как стремление к доминированию. А женщины, с присущей им амбивалентностью, не очень-то помогают: они сдерживают мужественность материнской опекой, но при этом по-прежнему втайне мечтают, чтобы ими обладали».

Результат? Катрин Блан констатирует, что число ее клиентов-мужчин с жалобами на отсутствие эрекции и преждевременную эякуляцию растет пугающими темпами.

Сомневается в возможности идеальной гармонии мужественности и женственности и транзактный аналитик Вадим Петровский.

«У Юнга есть понятие Анима, это женская «часть» бессознательного, присущая мужчине, — напоминает он. — Соответственно, Анимус — это мужское начало в женщине, архетип, связанный с мужским полом. И казалось бы, хорошо, когда Анимус встречается с Анимой, когда они «делят» бессознательное мужчин и женщин ровно пополам. Но такое понимание было бы слишком большим упрощением».

Ведь в конечном счете именно существенное различие женщин и мужчин и обеспечивает само существование человеческого рода. Кажется, в самой идее полнейшего равенства полов есть некоторый изъян.

«Мы можем быть равными в правах, но должны оставаться достаточно разными, чтобы сохранять и поддерживать влечение, — уверена Катрин Блан. — Для этого необходимо наслаждаться своими сильными сторонами и любить сильные стороны партнера».

Генетический транс

В нашей стране ситуация особая. Равноправие женщин и мужчин было достигнуто в СССР куда раньше, чем в Европе и США. Наша проблема в другом, считает священник и психолог Андрей Лоргус.

«На протяжении всего ХХ века мужчина постоянно был под прицелом. Четыре-пять поколений подряд женщины просто не могли надеяться на мужчин, — говорит он. — Мужчина, который должен обеспечивать безопасность семьи, превратился в источник опасности.

Потому что если женщина связывает свою судьбу с мужчиной, то его либо убьют на войне, либо он станет жертвой геноцида, либо попадет в тюрьму, либо станет алкоголиком. В общем, доверять мужчине нельзя, и, значит, нужно брать все в свои руки. Это не феминизм и не борьба за равноправие.

Многие женщины на консультациях спрашивают: «Скажите, можно ли воспитать из мужа настоящего мужчину? Как я могу заставить его взять на себя ответственность?» Им нужен настоящий мужчина, но при этом они хотят его воспитывать, чувствуют, что должны давать ему высшую санкцию на ответственность».

В психологии это называется генетическим трансом — переносом влияния обстоятельств жизни через поколения. Именно по этой причине российская женщина, сама того не желая, ощущает главой семьи себя, а вовсе не своего мужчину.

Что касается мужчин, то, по мнению Андрея Лоргуса, их «новая мужественность» является скорее вынужденной. Отчасти она подстраивается под описанную выше ситуацию. А отчасти объясняется… любовью.

«Мужчины взяли на себя многие женские функции, — объясняет он. — Но это обусловлено скорее мужской незрелостью, чрезвычайной привязанностью к матери. Отчасти инфантильной, отчасти преувеличенной любовью к женственности, но в материнском ее обличии.

Я бы не сказал, что мужчина стремится реализовать себя как помощника жены. Он делает это, потому что любит ее и хочет ей помочь. Это не является его самореализацией, это, как правило, реализация его невроза».

Большая и маленькая «М»

Поборники феминизма могут воспринять слова Андрея Лоргуса скептически. Но стоит иметь в виду, что он стоит на позициях христианской антропологии. И вопрос об истинном предназначении мужчин и женщин для него решен вполне однозначно.

«Природа неизбежно берет свое. Мужчина по-прежнему не может родить, как бы ни менялось общество, — подчеркивает он. — А женщина все равно оказывается в роли матери. И как только она в ней оказывается, все встает на места.

Женщина должна заботиться о ребенке, и ее мотивация в отношении собственной жизни становится четкой и определенной. Ей нужно сохранить здоровье ребенка, обеспечить ему и себе все необходимые условия.

И естественно, ей нужно, чтобы рядом с ней был мужчина, который любил бы ее. Который обеспечивал бы ей безопасность и выживание — с тем чтобы она обеспечивала все это ребенку. Этот момент четко очерчивает антропологические границы мужественности и женственности. И «функционал» распределяется так, как это и было уготовано Создателем».

При этом, если женщина, родив ребенка, обретает самореализацию почти «автоматически», мужчине приходится намного труднее.

«Невозможно усидеть на двух стульях. И если мужчина берет на себя больше женских функций, то он не может выполнять функции чисто мужские. У него не остается на это времени, сил, мотивации, психических ресурсов.

Оставаясь по природе мужчиной, он не может свою мужественность реализовать, — предостерегает Андрей Лоргус. — Он не может быть защитником, не может обеспечить безопасность своей семье. И главное — он не может реализовать себя как духовного лидера, вождя, носителя ценностей. Он теряет смысл жизни».

Впрочем, способствует ли самореализация мужчины как лидера его счастью — тоже большой вопрос, не имеющий прямого отношения к современному «кризису мужественности».

«Психиатры старой школы любили говорить, что есть мужчины с большой буквы «М» — так сказать, настоящие мужчины: сильные, мужественные, правильные, твердые, — замечает Андрей Лоргус. — А есть с маленькой буквы «м»: нежные, гибкие, эмоциональные…

Так вот, девушки непременно хотят выйти замуж за большую М, а потом норовят сбежать от нее к маленькой. Женам хочется иметь дело с теми мужьями, которые способны их слышать, заботиться о них, проявлять внимание».

Новый баланс мужского и женского

Словом, проблема не так уж нова и однозначна. Кто сказал, что мягкий и заботливый мужчина непременно слаб, а несгибаемо твердый — так уж силен?

«Вот, например, мужчина плачет. Что это — слабость? Совсем не обязательно, — размышляет Вадим Петровский. — Нужно большое мужество, чтобы не скрывать своих чувств и не стыдиться таких их проявлений.

Или, наоборот, каменное лицо, твердый голос, скупые жесты — «настоящий мужик». Но почему не предположить, что это — лишь защита, отчаянная попытка скрыть свою слабость и чувствительность, панический страх проявить истинные чувства?»

У Андрея Лоргуса образ «настоящего мужика» — усердно культивируемый с недавних пор в противовес столичным хипстерам и интеллигентам — не вызывает симпатии.

«Это тип, присущий советской и российской действительности. Брутальный, способный своими руками машину починить, кран прикрутить, гвоздь прибить. Но он готов и украсть, и оклеветать, потому что это тип выживальщика. Ему нужно выжить в суровой действительности, и он выживает любой ценой. Это мужчина без ценностей. Для меня это равносильно импотенции. Мужчина, который не отстаивает свою точку зрения, у которого нет нравственной, политической, религиозной позиции — по-моему, это не мужчина».

Что ждет мужчин в будущем? Очевидно, что рожать они так и не научатся. А в остальном новый баланс мужественности и женственности будет со временем найден. Возможно, свой для каждой пары. Или такой, который станет ориентиром для всех.

Андрей Лоргус, например, считает, что 2–3 поколения без войн и социальных катаклизмов помогут России вернуться к традиционной модели мужественности на более современном уровне. Ну а до тех пор?

«Часто бывает так, что женщина не может принять мужественность из страха перед своей собственной женственностью. И вместо того чтобы обрести собственную женскую силу, она тратит энергию на то, чтобы задушить силу партнера, — констатирует Катрин Блан. — Почему бы не предоставить ему быть тем, кто он есть? Жить по-своему, готовить еду, если хочется, воспитывать детей так, как ему нравится. И любить — так, как он умеет!»