Я учусь понимать свою семью

Обычно расстановочная психотерапия – это групповая работа. Один из участников рассказывает о своей ситуации, о том, что его беспокоит больше всего (позже наступит черед других участников группы делать свои расстановки). Затем он выбирает из присутствующих тех, кто в рамках терапии станет заместителем реальных людей из его жизни. Называет их имена и «роли» (мой сын, мама, школьная подруга…). И сам расставляет их в помещении, где идет психотерапевтическая сессия. Ведущий группы внимательно наблюдает за тем, насколько близко друг к другу окажутся участники расстановки, куда направлен их взгляд – смотрят ли они в одном направлении или как-то иначе. «Расстановка удивительным образом отражает и показывает тот порядок, который существует в семьях, и те переплетения, которые в ней присутствуют, – поясняет Альбина Локтионова. – Другими словами, она делает видимым невидимое и позволяет быстро найти нужный образ-решение». Поскольку мое желание пройти семейные расстановки было спонтанным и стремительным, а группа начинала работу лишь после самого отпускного месяца – августа, мы работали вдвоем с психотерапевтом. А заместителями членов моей семьи стали разложенные на полу листки бумаги с начертанными на них фигурками-символами – кто есть кто. Эта работа стала бесценным опытом – болезненным и целительным одновременно, когда пришлось побывать в шкуре своих домочадцев и пропустить через себя их чувства и понять скрытые мотивы.

Я делаю расстановку

Я рисую геометрические фигуры, олицетворяющие меня, моего мужа, дочь и сына. Квадрат, прямоугольник, круг, овал, и на каждом галочкой указываю направление взгляда. Раскладываю листки на полу. «Посмотрите, – показывает Альбина Локтионова на расстановку, которая у меня получилась, – вы, ваш муж и дочь располагаетесь слишком близко. Вам тесно, вы словно толкаетесь, мешая друг другу. А сын находится отдельно от вас и повернут к вам спиной. Создается впечатление, что он опасается приблизиться к своей семье, как если бы ему было слишком горячо в вашем тесном кругу, или в нем ему просто нет места. А может быть, сама система, ваша семья, исключила его?» Я в полном недоумении – о чем говорит психотерапевт? А она продолжает: «Возможно, в вашей семейной истории раньше был кто-то, кто сейчас незаслуженно забыт, и ваш сын бессознательно идентифицирует себя с этим человеком?» Все еще не понимая, что имеет в виду психотерапевт, я начинаю вспоминать и рассказываю о трех эпизодах, которые в нашей семье стараются забыть. Мой прадед (дед моего отца), раскулаченный в годы коллективизации и окончивший свои дни в сибирской ссылке. О нем никогда не говорила даже его дочь (моя бабушка), которая и спустя 50 лет считала, что эта семейная страница может быть губительной для карьеры ее детей и внуков. Второй эпизод связан с мамиными родителями. Они очень хотели, но не решились завести второго ребенка в сложное время – конец тридцатых и начало войны. И наконец, я знаю, что моя мама, заболев, была вынуждена сделать аборт через год или два после того, как родилась я. Получилось, что моя семья из поколения в поколение несет информацию о нерожденном втором ребенке и несправедливо забытом предке. «В моем сознании эти события никогда не связывались между собой», – признаюсь я психотерапевту. «Не только вы, но и ваш сын неосознанно восприняли динамику системных переплетений и в каком-то смысле теперь бессознательно компенсируете чувство вины перед неродившимися вторыми детьми в семье ваших родственников или «забытом» прапрадеде. Дистанция, на которой находится ваш сын по отношению к другим членам семьи, – ее мы ясно увидели во время семейной расстановки – лишь подтверждает факт: в вашей семье для второго ребенка нет места, нет отработанной поколениями модели общения, отношений с ним». «Зато он с нежностью и любовью заботится о своей племяннице, которая с рождения растет без отца», – я горячо защищаю способность сына к родственным чувствам. «Так и должно быть, – отвечает Альбина Локтионова, – ведь его племянница в каком-то смысле – нежданный ребенок. И он бессознательно «реабилитирует» ее рождение, дает ей шанс на жизнь».

Я большая, а ты – маленькая

А что же моя дочь? Она активно делает карьеру и не хочет вступить в брак, создать собственную семью. А дочку включает в свои планы, только когда идет в гости и хочет похвастаться умным, красивым и веселым ребенком. «По-настоящему воспитанием внучки занимаются бабушка и дед, то есть я и мой муж. А дочь лишь управляет нами», – задаю я новую тему для развития расстановки.

Психотерапевт предлагает мне встать на стул, оставив листок с символом дочери на полу, и представить мою маму – где-то надо мной, высоко, на уровне потолка. Это упражнение помогает почувствовать собственное место в семейной системе, где всякое старшее поколение расположено выше последующего. «Представьте, что я ваша дочь, – продолжает Альбина Локтионова. – Спуститесь со стула, подойдите ко мне и скажите твердо: «Лена, я – большая, а ты – маленькая. Ты моя дочь, а я твоя мама. Ты не можешь командовать мной, а я не должна подчиняться…»

Я послушно повторяю эти слова, но ясно понимаю, что с моей реальной дочерью такой разговор вряд ли возможен. «Ваша дочь привыкла главенствовать, – поясняет Альбина Локтионова, – а для того чтобы восстановить правильную семейную иерархию, без которой невозможны гармоничные отношения в семье, необходимо вернуть как вертикаль, так и горизонталь: установить с дочерью контакт. Сядьте рядом друг с другом, расскажите о своих чувствах, а может быть, просто помолчите… Из такого молчаливого сопереживания нередко восстанавливается некогда утерянная близость с родными людьми. Граница, которую вам пора провести между собой и дочерью, не должна стать «Великой Китайской стеной». Напротив, точная дистанция поможет по-настоящему почувствовать близость и сопричастность друг другу».

Но тут мои тревоги о сыне и дочери сходятся в одной точке – второй ребенок! Ведь дочь, красивая молодая женщина, наверняка выйдет замуж и захочет родить второго ребенка. А он будет нести негативную информацию о нерожденных вторых детях в нескольких поколениях нашей семьи. «Вдруг он тоже станет чужим среди родных?» – делюсь я опасениями с Альбиной Локтионовой. «Эту роль в вашей семье уже «исполняет» ваш сын, – поясняет она. – Но теперь, понимая ситуацию, вы можете изменить ее. Проблема окончательно решается, когда родственники занимают верное место в иерархии семьи и готовы нести ответственность за свои действия. С этого момента можно не бояться возвращения прошлого».