Для этой статьи нужен контекст, но не политический, а личный. Меня зовут Ольга, я педагог-психолог и редактор Центра толерантности Еврейского музея, живу в Израиле.
Когда редакция сайта Psychologies.ru обратилась к нам с просьбой сделать материал, чтобы помочь израильским читателям справиться с теми переживаниями, с которыми справиться, кажется, невозможно, я очень обрадовалась. Потому что создание статьи — это дело. А ничто так не помогает человеку, если он становится участником катастрофы, как дело.
Для этого материала я собрала 11 личных историй о чувствах из разных городов Израиля. Спасибо тем, кто согласился рассказать о том, что внутри, и тем, кто не согласился, и за аргументацию этого отказа. Спасибо тем, чьи истории сегодня не будут рассказаны, но которые проживаются каждую минуту настоящего.
Вместе с Анной Макарчук, директором Центра толерантности и экспертом по стрессовым расстройствам и тревожности, мы попробуем подобрать слова: как помочь себе и тем, кто рядом, справиться с нахлынувшим морем чувств? Как не винить себя за эмоции? Как выплеснуть их вовне, не разбив самое ценное?
Слова, но не советы. Советовать может только тот, кто знает, что происходит внутри вас.
1. Лия, Ашкелон*
Вчера до 3 часов дня я лежала в постели и не могла встать. Моя слабая часть хотела победить сильную. А тут семья еще попросила сделать шоколадный кекс, а я так ненавижу печь! Какой кекс, когда мы обсуждаем, как же укрепить стекла из-за бомбардировок?
К вечеру, кстати, сильная моя часть все-таки победила, я испекла блинчики и встала на беговую дорожку. Иногда у меня не хватает терпения к своей собственной дочери, я раздражаюсь. И в тоже время ощущаю себя такой счастливой, что она рядом со мной и я могу ее обнять. В итоге с Ави мы испекли шоколадные кексы, написали открытку и отнесли в пункт сбора для солдат. Кексы уже у защитников.
Когда не хватает воздуха, выхожу гулять на свежий воздух. Так легче. Могу сказать, что я стойкая на 50%. Этого ведь достаточно?
Семья — наши силы и слабости
Семья в ситуации стресса — это все. Та поддержка, которую оказывают нам близкие люди, служит самым прочным щитом от последствий травмы. Простые «я тут, мама», «милая, я тебя люблю», «да, я понимаю, это ужасно» подтверждают нам очень важную истину: мы живые, реальность не рассыпалась, наши переживания и эмоции значимы и правдивы. Знание того, что мы не одиноки, повышает устойчивость и помогает справиться даже с самыми тяжелыми переживаниям.
Семья — это наше место принадлежности и идентичности. В момент травмы, когда даже само наше самоощущение (кто я? зачем я? какая я?) фрагментировано, семья выступает стабилизирующей силой. Здесь все знакомо, понятно, ценно, у нас есть общая история и пространство. Так мы вновь обретаем ощущение непрерывности, реальности и хотя бы какой-то стабильности, закрепляя себя среди хаоса.
Семья нас не осуждает, позволяя выражать любые эмоции. Безусловная любовь и принятие разрешают нам быть уязвимыми в момент, когда за пределами этого круга сама уязвимость становится опасной. Здесь мы можем делиться своей болью, не опасаясь быть отвергнутыми и непонятными.
А когда мы делимся, мы можем исцелиться
Может казаться, что, разделяя свою боль с кем-то, мы передаем им часть тех ужасных эмоций, которые копятся внутри. По этой причине мы часто стараемся ничего не показывать, держать страшное внутри себя, оберегая близких. Но не мучайте себя, прошу. Разрешите себе слабость. Вы не можете сдерживать чувства внутри вечно: пружина все равно разожмется, и это может произойти в самый неожиданный момент, когда близкие действительно испугаются.
Выражая свои эмоции внутри семьи, озвучивая страшное мужу/супруге, даже просто разговаривая, мы уменьшаем боль, а не заражаем ею других. Мы будто бы говорим и злости, и боли: «Здесь, рядом с теми, кого я люблю, у вас нет надо мной власти».
2. Саша и Лиза, Нетания
Утро субботы мне очень напомнило по уровню паники утро февраля 2022 года. Я как будто снова испытывал те же самые эмоции. Так вышло, что последний год я жил в Ашкелоне и только в августе переехал в Нетанию. И потому фотографии из Ашкелона ранят особенно: это те улицы, по которым мы гуляли. Нам в Нетании несомненно легче, чем нашим друзьям в Ашкелоне, Беер-Шеве и Сдероте. Но мы стараемся поддерживать с ними непрерывную связь.
Эта война вызывает очень противоречивые эмоции. С одной стороны, страх. С другой стороны, бесчеловечную злость ко всем, кто по другую сторону. И последняя, не совсем эмоция, скорее мысль: «Надо помогать». Надо донатить, волонтерить, публиковать информацию в соцсетях, потому что отсидеться не получится. Первые два дня лежали пластом на диване, а теперь действуем.
Смешно говорить, но я целыми днями играл в приставку в первые дни. И это правда помогает избавиться от кипящей злости, заставляет тебя мыслить рационально. Мы стараемся вести обычный образ жизни: ходим в магазин за продуктами, готовим, убираемся. Бытовые задачи тоже помогают успокоиться и абстрагироваться на своем маленьком мире.
Белое остается белым
Чтобы вернуться в человеческую реальность, нужно делать что-то человеческое. В состоянии моральной травмы мы часто замираем, поскольку чувствуем беспомощность. «Зачем я делаю все то хорошее, если его можно разрушить всем этим плохим?»
Но мозгу очень тяжело без ориентиров. Помочь могут самые простые действия, которые пронизаны добром, помощью, поддерживают чью-то жизнь и ценности. Даже если вы на другом краю мира и преподаете детям в школе далеко от трагедии, но сейчас пишете кому-то письмо с фразой «Ты справишься». Вы разговариваете и поддерживаете, делаете чью-то жизнь безопаснее, вы, пусть и маленькими шагами, но идете к реальности со знаком плюс.
Главное — вы делаете что-то. И это действие пронизано пониманием «черное — это черное, а белое все еще есть в этом мире, и я понимаю, в чем оно заключается». Как бы патетически это ни звучало, но доброго все равно больше, чем плохого. В обратном случае насилие было бы нормой.
3. Ирма, Хайфа
Первое время это было просто функционирование. Собрать вещи, продукты, почистить мамад (укрепленная зона в квартире), смазать окна и двери. Ты знаешь, что делать, ты такое уже делал. Перестать скроллить соцсети не получалось, но мы решили, что надо размеренно жить дальше.
Потом начали приходить ужасные новости, просто что-то за гранью разумного. И тут пришла злость, всепоглощающая ненависть. Сколько можно? Нельзя договариваться с тем, кто хочет тебя убить. Эта фраза бьется в моей голове.
Мы сейчас просто наблюдатели. Меня очень трогает то, что гибнут солдаты из нашего города. Вот ты на них подписан, читаешь, а эти девочки и мальчики уже в форме все. И ты думаешь: «Господи, они же младше меня, они идут умирать. Почему я не могу пойти вместе с ними?» Я хочу принять на себя часть этой ответственности. И их этого рождается и злость, и собранность.
Я защищу свою семью, это главное. Но если понадобится, я буду там, здесь, везде, где нужна. Никто не собирается убегать от этого, ни единой мысли.
Вина и включенность
Быть в роли наблюдателя беды и не иметь возможности непосредственно повлиять на нее действительно очень сложно. Особенно сложно с чувством вины за то, что не можешь оказаться в самой гуще событий, чтобы кардинально (как нам кажется, когда мы себя виним) изменить ситуацию.
Ответственность — чувство, близкое к вине. Но это то, что помогает нам снова обрести контроль. Мы отвечаем только за то, на что можем непосредственно повлиять. Защитить того, кого мы можем защитить. Быть там, где мы можем быть. Помочь тому, кому можем помочь. Сделать то, что в наших силах.
И даже если силы совсем невелики по сравнению с масштабом беды, то, что мы делаем, уже бесконечно важно для наших близких и для нас самих. А еще для тех, кто, может, никогда и не узнает, что мы сделали и как именно помогли. Сообщество, в котором каждый человек знает, что сейчас каждый делает все возможное, выстоит, как бы страшно ни было.
4. Александр, Яффо
Мы с женой, дочерью 13 лет и двухлетним сыном буквально накануне переехали в квартиру с мамадом. Вот, считайте, обновили. Сначала все воспринималось довольно рутинно, особенно ранним утром. Но ближе к 11 пошел поток информации. Очень сумбурный, вызывающий и шок, и недоверие. Я понимал, что людей гибнет все больше вот прямо сейчас. Воображал их боль, отчаяние и страх.
Из ощущений было очень много гнева, злости и желания убивать, но я умею рефлексировать и понимаю, откуда это идет. Все это было вперемешку с почти физической болью. Особенно когда дело касалось детей или молодых женщин. А еще молодых солдат. Они же по сути все еще дети. Их убили в майках и трусах. Был новый гнев на тех, кто это допустил.
Есть работа, которая помогает отвлечься. Есть маленький сын, из-за которого, с одной стороны, я боюсь еще больше. С другой, он дает много чувства любви. Я пошел бы на фронт, но здесь не призывной. Волонтерим, я хочу сдать кровь, помогать с перевозками. Чаты продолжаю читать, продолжаю спорить с людьми и ругаться. Это отнимает много сил и тяжело морально. Но я, наверное, пока не хочу, чтобы было легче.
Конфликты, которые мы выбираем
Когда мы переживаем травму, эмоциональная регуляция и в целом механизмы преодоления трудностей подвергаются серьезным испытаниям. Травма, даже если нам кажется, что ее нет, а мы сильные и стойкие, нарушает способность мозга эффективно работать с эмоциями.
Чувство гнева и острой несправедливости так переполняет человека, что он сознательно конфликтует, поскольку ему жизненно необходимо получить разрядку. Нужен конфликт, который можно контролировать и который можно закончить в любой момент: закрыть чат, отправить собеседника в бан, развернуться и уйти. Участие в конфликте помогает вернуть почву под ногами.
Более того, травма обостряет чувствительность к потенциальным угрозам. В таком состоянии мы воспринимаем самые, казалось бы, обычные ситуации (кто-то ведь неправ в интернете всегда) как принципиально конфронтационные.
Мы мгновенно реагируем агрессией, защищаемся и защищаем то ценное, что у нас есть: страну, людей, ценности, свое понимание добра, которое и так под угрозой
Эмоции переносятся на ситуации или людей, которые напрямую в травме не виноваты (те же комментаторы и «диванные аналитики» из соцсетей). Но мы не можем выразить свои горе и злость непосредственно источнику травмы, а значит, перенаправляем боль туда, куда можем достать.
Еще одна причина — конфликты становятся для нас способом подтвердить, верифицировать свою боль и свои переживания. Нам в этой ситуации хочется, чтобы он или она ответили и не согласились! Вызывая реакцию у других, мы получаем подтверждение существования собственной боли.
И это все нормально. Просто важно признать этот механизм защиты. Понимать, зачем мы это делаем: пишем, ссоримся, спорим, выкладываем что-то, что вызовет (и скорее бы) чужую реакцию. Когда коренная причина травмы уйдет или хотя бы осознается в полной мере, придет и разрешение на чувство облегчения, и желание не конфликтовать.
5. Ольга, Герцлия
«Почему в субботу? Я так устала за неделю, я так хотела отдохнуть!. Представляете? Какая стыдная ужасная мысль.
Я внезапно вспомнила, как в детстве у моей лучшей подруги умерла бабушка. Прямо в день ее рождения. Мне было, наверное, лет 7. Я ужасно расстроилась, потому что мне очень хотелось на праздник. Ругалась на эту бабушку даже.
Тогда понятно: дети не могут анализировать эмоции, и с эмпатией у них беда. Но почувствовать то же самое сейчас? Когда тебе больше 30, а вокруг война? Мне было страшно уже от этой мысли.
Нарушенные планы
Чувство обиды или разочарования — естественная человеческая реакция. На первый взгляд (и только стороннему наблюдателю) ситуация кажется эгоистичной: «Какие планы? Это же война!». В этом нет эгоизма. Это проявление потребности в стабильности, рутине и позитивных событиях, особенно в трудные времена. Столкнувшись с трагедией, люди цепляются за знакомые и понятные аспекты жизни, чтобы сохранить ощущение нормальности и контроля.
В условиях хаоса сохранение личного, даже если это личное недовольство, становится психологическим якорем. Сосредотачиваясь на пропущенных торжествах или нарушенном распорядке дня, люди пытаются найти стабильность среди хаоса.
Никто не должен чувствовать вину за свои эмоции, не имеет права диктовать, как чувствовать себя и как реагировать на трагедию. Я даже разрешаю банить тех, кто в ответ на эмоции намекает на эмоциональную незрелость.
6. Лилия, Холон
В день начала войны я была дома и проснулась от сработавшей сирены. Первая мысль была: «Опять? У меня были планы на субботу». Сейчас я чувствую ярость, страх и бессилие. Нечего добавить, этого достаточно.
Запоем читаю фантастику, с переменным успехом учусь. Отвлекаюсь дрожжевым тестом и настольными играми: тесто занимает руки и заземляет, настолки занимают голову и отвлекают от чтения новостей.
Занять руки и голову
Нам иногда кажется, что мы занимаемся откровенной ерундой перед лицом травматического стресса. Но и приготовление пищи, и настольные игры, и книги — все это наш способ создать ощущение нормальности. Желание занять руки выполнением, казалось бы, тривиальных задач проистекает из естественной реакции нашего мозга. Так он адаптируется, не ругайте его и не отвлекайте.
Во время длительной травмы миндалевидное тело мозга — область, отвечающая за обработку эмоций, особенно реакций страха и удовольствия — становится гиперактивным. Этот накал эмоций ведет к импульсивному и даже инстинктивному поведению, поскольку мозг ищет способы справиться с предполагаемой угрозой.
Возвращение к размеренным делам, в которых есть правила и ожидаемый результат, обеспечивает структурированный и привычный распорядок дня, позволяя мозгу перенаправить часть своей энергии с обработки стресса на жизнь, которая должна продолжаться.
Кроме того, моторика — это действительно метод заземления. Вы получаете осязаемый процесс, которые соединяет с настоящим, возвращает в осознанную и довольно простую реальность, помогает разуму отвлечься от навязчивых и травмирующих мыслей.
7. Арет, Хайфа
В 7 часов утра я прочитала первые новости, но никак их не осознала. Даже уснула. А потом проснулась, а вокруг война. Первые мысли: «Хорошо, что мы в Хайфе» и что надо написать маме прежде, чем она увидит новости.
Я чувствую боль, усталость, надежду. Очень много плачу. Но плачу, когда дети засыпают, в этом есть какое-то внутреннее спокойствие. Пытаюсь заниматься повседневными делами, больше заниматься детьми, учить язык, работать.
Плачьте, пожалуйста, если этого хочется
Хотелось бы написать кратко: плакать можно и нужно, но давайте попробуем пояснить почему. Иногда рациональное объяснение срабатывает лучше. Слезы — это наш естественный и важный клапан сброса сильных эмоций, без которых не проходит глубокий стресс. Когда мы травмированы, плач становится физиологической реакцией, связанной с химией нашего мозга. Слезы высвобождают нейротрансмиттеры, в том числе эндорфин, которые действуют как естественное обезболивающее и помогают восстановить эмоциональное равновесие.
Когда мы плачем, мозг по-другому обрабатывает переживания, помогая интегрировать эмоциональные и когнитивные аспекты травмы. Эта интеграция жизненно важна для нормализации, поскольку позволяет человеку смириться с травмирующим событием и постепенно снизить его эмоциональное воздействие. Позволить себе плакать — это не признак слабости, а глубокое признание своей человечности и важный шаг к обретению устойчивости.
8. Кира, Тель-Авив
Я не проверяю новостные каналы постоянно, смотрю краткую выжимку в одном источнике, которому доверяю. Из чатов городских повыходила, потому что даже один человек в чате с воплями «что делать? а вы слышали?» может испортить все. Хотя по большей части все очень быстро организовались, израильтяне помогают друг другу и не отворачиваются.
Но я себе запретила себе даже смотреть видео. Быть в курсе можно, но не накручивать себя дополнительно. Это вредно для семьи: я же делать ничего не смогу. Муж смотрит, но мне не рассказывает подробностей. За него тоже переживаю.
Но что происходит у меня внутри — это ад эмоций, за которые мне потом, наверное, будет стыдно. Вся философия о гуманизме и мире, объективной оценке рассыпалась. Осталась только слепая ненависть. Злость такая ужасная. Места для сострадания совсем не осталось, не могу думать в таких категориях. Мне кажется, что мне будет очень стыдно за эти мысли потом, когда это закончится. Но пока вот так.
Информационный фильтр
«Быть в курсе происходящего, но не в курсе всего» — это не только наша защитная реакция, но и действенный способ защитить сознание от углубления травмы. Нет ничего плохого или даже постыдного в том, чтобы не усугублять боль.
Установление границ, как в случае в фильтрацией контента, это ваш щит от подавляющих эмоций. Он позволяет хотя бы частично создать безопасное ментальное пространство, где план действий и включение в реальность есть, а потока непрекращающегося травматического контента нет.
Вы знаете, какие у вас триггеры. Они могут быть более или менее очевидны. Чьи-то чужие эмоции, советы, оценка со стороны из позиции «белого пальто». Определите, что тревожит и выводит на острую реакцию, и сознательно избегайте этого. Такой подход экономит силы и возможность вернуть себе контроль среди хаоса.
Злость и агрессия
Наши представления о безопасном мире и о себе — добром и достойном человеке в этом мире — практически фундамент, на котором стоит вся жизнь. Но сегодня мы с ужасом видим, как наша привычная оптика гуманизма не работает. Вместо этого мы переполнены чувствами, которые пугают, но которые рвутся наружу с такой силой, что держать их внутри невозможно
Я что, плохой человек? Все, что я думала о себе в годы моей прошлой, мирной жизни, неправда? Неужели эти злость и ненависть — это и есть настоящая я? И да, и нет. Наши милосердие и гуманизм — это правда. Это настоящее «Я», пусть даже сейчас контакта с этой базой вы не чувствуете, потому что все заполнила боль. Она не оставила места ни для чего, заслонила собой и прошлое, и будущее. Боль — это тоже правда, как и страх, и ненависть.
Правда еще и в том, что это нормальная реакция на происходящее. Так психика пытается справиться с шоком и не сойти с ума. Пожалуйста, не вините себя за попытки защититься, разрешите себе чувствовать и выражать то, что есть внутри.
Придет день, когда ярость отступит, а сострадание вернется. В этот момент вернется то «Я», которое вы знали. Правда, с новым опытом: «Я» переживет очень тревожные, возможно, даже страшные дни, пока будет пытаться, и у него получится, сохранить в себе человека.
9. Алиса, 12 лет, Хайфа
Мне сразу сказали родители, что началась война. Зачем скрывать? Но я нервничала не потому, что мне страшно, а потому что рядом нервничают взрослые. Убираются, кричат, чего-то переставляют. Я понимаю, что им тревожно, но из-за суеты тревоги становится больше.
Я сильный эмпат, мне передается настроение. Поплакала немного, потом успокоилась. Стараюсь не высовываться из комнаты и не заглядывать в новости. Я просто жду, пока это все закончится. Кстати, было бы намного хуже, если бы рядом не было подруги. Надо с кем-то говорить.
Что сказать детям
Вопросы «сказать или не сказать? а что сказать?» стоят перед каждым родителем, когда вокруг страшная реальность. Сказать нужно, особенно если ребенок сам об этом не заговаривает. Если вам кажется, что дети не замечают, когда вам плохо, то вам, к сожалению, кажется.
Дети молчат по двум причинам. Первая — ребенок видит, что вы нервничаете, и не хочет расстраивать вас сильнее, потому что любит. Вторая — ребенок настолько поглощен своими чувствами, что выразить их не в состоянии.
Страхи и фантазии ребенка, связанные со страшным событием, могут оказаться еще ужаснее реальности. Казалось бы, куда хуже? Но могут. Да, железобетонного чувства безопасности сейчас нет ни у кого, но сотворить хотя бы картонное нужно попробовать. Поговорите с ребенком, убедите его, что:
вы будете рядом;
вы понимаете его чувства и он всегда может поделиться переживаниями с вами;
вы сейчас в безопасности.
Чтобы ваши слова были более убедительными, приведите аргументы. Расскажите, какая система безопасности есть в вашем доме, какая — в районе, про железный купол. Расскажите, что армия сейчас защищает всех.
Не скрывайте и собственные чувства, просто следите за тем, как выражаете их. Бегство от реальности — это признак, что вы наврали и про безопасность, и про то, что будете рядом. Если вы будете давить в себе гнев, а потом сорветесь на глазах у ребенка, будет только хуже.
То, насколько подробным будет ваш рассказ о войне, зависит от возраста ребенка
Но прежде чем рассказать какую угодно подробность, задайте себе вопрос: «Я сейчас помогаю дочери/сыну справиться с ее/его страхом или удовлетворяю свою потребность выговориться?» Если ребенок захочет высказаться, выслушайте его и не перебивайте, даже если озвученные страхи или сомнения хочется развеять тотчас же. Пока он говорит, а вы спокойно слушаете, создается безопасная атмосфера.
Если вы не знаете, что ответить на определенный вопрос, например: «Когда это все закончится?» признайтесь: «Милая моя девочка, я не знаю ответа на твой вопрос. Но я точно знаю, что много умных сильных людей сейчас работают, чтобы защитить нас и все исправить».
10. Марьям, Хайфа
У меня не было шока утром субботы. Его до сих пор нет (наверное). Думала: ну мы все-таки мы далеко от эпицентра, спокойно, лучше что-нибудь полезное сделай, чем на эмоции тратиться. Мы с мужем заказали продуктовые корзины на юг, чтобы хоть как-то помочь. Составили список организаций, которым нужна помощь. Работаем в чатах.
А спустя три дня случился кризис, наверное, Как назвать. Родственница сказала что-то незначительно резкое по поводу конфликта, и я начала рыдать. Плакала так сильно, остановиться не могла. Кричала, книги по полу раскидала. Муж испугался ужасно, коты спрятались.
И ведь могла бы с ней поспорить, сейчас всем непросто, мало ли у кого какие взгляды. Могла бы пропустить мимо ушей и пойти работать или готовить. А я просто сидела и рыдала в голос, как белуга. Почему? Себе объяснить не могу.
Аффективная разрядка
Отсутствие острой реакции на неожиданное шокирующие событие в первые часы или даже дни может удивлять нас самих, но это довольно закономерная первая реакция на события, справиться с которыми психика пока не может. Она как будто включает анестезию, притупляя остроту чувств и реакций до тех пор, пока организм не будет готов ко встрече с реальностью. Но сдерживать волну бесконечно не получится. Защита отступает, и вдруг мы оказываемся лицом к лицу с происходящим. Все, что удерживалось внутри, больше не подавляется. Так наступает аффективная разрядка.
Мы можем сорваться даже от незначительного повода, так что наша реакция оказывается совершенно несоразмерной. В этот момент можем «наговорить лишнего» даже очень близким людям, обидеть их и напугать себя. Потом, когда чувства схлынут, объяснение не находится.
Но оно все-таки есть: так психика пытается восстановить равновесие после пережитой травмы или стресса. Вы осознаете и выражаете эмоции, которые были подавлены или отложены в самом начале. И это нормальный этап восстановления после травмы, за который нельзя себя ругать и винить. Дайте себе время и пространство для этих эмоций. Можете показать этот текст людям, которых, возможно, обидели. Они ведь тоже ни в чем не виноваты, и им важно это знать.
11. Ева, Ришон-ле-Цион
Были разные эмоции. С субботы прошло много времени. Сама суббота была как в тумане, с постоянными спусками в убежище. Было странно, что день прошел так быстро, время как в черную дыру провалилось. В воскресенье мы уехали в Хайфу.
Конкретно сейчас, если совсем честно, я боюсь, что это будет долго. Я чувствую, как за внутренней мобилизацией ресурсов прячется ужасная усталость. Я знаю, что делать, если война закончится через неделю, и не знаю, что делать, если через месяц или больше. Длительное напряжение дается тяжело. От этого иногда поднимается злость: «Разбомбите уже все, закончите это все быстрее».
Я пытаюсь с этим справиться. Очень много завязано на продолжение ежедневных рутин: работа, хобби. Хотя сил меньше, чем обычно. Плюс небольшое волонтерство для армии, психотерапия, конечно, и близкие люди рядом.
Длительный стресс
Переживание стресса в течение длительного времени — это, к сожалению, одно из самых разрушительных испытаний для психики и здоровья в целом. Подготовиться к такому кажется практически невозможным, даже думать о том, что страх, тревога, печаль, злость и другие эмоции будут длительными, уже страшно. Но у нас получится подготовиться к этому внутреннему сражению.
1. Подумайте о людях, на которых вы можете положиться в трудные времена
У вас есть те, кто может поддержать — словом или делом, объятиями и тишиной, когда она так нужна. Берегите и развивайте свой круг поддержки.
2. Берегите здоровье
Настолько, насколько это возможно в вашей ситуации. Сохраните здоровый сон, регулярное питание, физическую активность. Так устойчивость будет выше.
3. Вспомните, какие действия помогают обрести покой и наполняют ресурсами.
Что вас успокаивает, помогает защититься от стресса? Дыхание, йога, счет, дневник, настольные игры, приготовления печенья или прогулки. Неправильных вариантов нет, есть те, которые помогают лично вам.
4. Используйте творчество, чтобы выразить свои эмоции, тревоги и мысли
Не обязательно кому-то показывать стихи и рисунки, если не хочется, сам процесс создания поможет обработать свои чувства.
5. Постарайтесь составить план для каждой из пугающих ситуаций
Заготовьте ресурсы, обсудите с семьей, кто и что делает. Само наличие этой «инструкции Х» успокоит вас и вернет хотя бы краешек земли под ноги. И пусть этот план никогда вам не пригодится.
6. Сформируйте где-то внутри стратегию своего отношения к происходящему
Вам легче думать, что скоро все закончится? Значит, думайте. Вам проще надеяться на лучшее? Значит, надейтесь. Вам проще быть в курсе всего? Значит, собирайте информацию. Никто не знает, что происходит в вашей голове. Да, мы не можем изменить весь большой мир, но можем позаботиться о том, чтобы здесь, в близком кругу, внутри нас самих, были силы и свет.
*Некоторым героям истории мы поменяли имена из соображений безопасности.
Редактор Центра толерантности Еврейского музея, педагог-психолог
