Удивительная женщина
Книга Эдит Эгер, которая называется «Выбор», попала ко мне именно сейчас, и я верю, что это не случайно. Как обычно, я листала ленту и вдруг наткнулась на заголовок: «В Освенциме не было антидепрессантов». Я открыла ссылку. С фотографии на меня смотрела совсем молодая женщина, перешагнувшая, как потом выяснилось, 90-летний рубеж. В ее глазах и улыбке было столько света и столько жизни, что я не могла оторваться от фото. Прочитала интервью. Скачала книгу. Не прошло и пары ночей, как я прочла ее.
Судьба Эдит Эгер мало чем отличается от судеб тех еврейских детей и подростков, которым удалось выжить в лагерях смерти. На страницах книги она не просто рассказала об ужасах концлагерей и том чудовищном, неописуемом опыте, который пережила. Профессия психолога помогла ей тщательно проанализировать чувства и эмоции, которые Эгер испытывала на пути к свободе. Свободе внутренней — той, которая не зависит от места пребывания.
Эта книга, перекликающаяся с работами Виктора Франкла и Анны Франк, может оказаться для вас невероятно значимой
Она относится к той категории историй, которые меняют людей навсегда. В ней мы находим мало с чем сравнимый пример стойкости, великодушия, но главное — прощения. Отважная женщина редкой силы и храбрости, написавшая эту книгу, — мой герой. Она живет на другом конце света. Она не знает о нашем существовании. Но она знает, как не позволить гнетущему, разъедающему прошлому уничтожить нас.
Я не уверена, что когда-нибудь смогу посетить Освенцим в качестве туриста — мне кажется, что я не выдержу тех чувств, которые неизбежно охватят меня там. Но Эдит Эгер — смогла. Даже несмотря на то, что потеряла там родителей. Даже несмотря на то, что пережила там сама. Смогла — и стала свободной.
Вот некоторые отрывки из ее книги «Выбор. О свободе и внутренней силе человека»*.
«Не время лечит. Справляемся мы сами, со временем»
«Возможно, каждая жизнь — это исследование того, чего у нас нет, но чем хотелось бы обладать, и того, что есть, но лучше бы не было. У меня ушло несколько десятилетий, чтобы понять: к своей жизни можно подойти с другим вопросом: не «Почему я выжила?», а «Что делать с принадлежащей мне жизнью?».
«Почти все вокруг говорили, что я не выйду живой из лагеря смерти. И офицеры СС, и капо, и обычные заключенные твердили мне каждую секунду каждого дня (от утреннего аппеля до окончания работы), твердили везде (от очередей на селекциях до очередей за едой), что мне не выйти живой из лагеря смерти. Несмотря на все это я буквально выковала для себя внутренний голос, который предложил мне другой вариант. «Это временно, — звучало во мне. — Если сегодня выживу, завтра буду свободна».
«Я увидела: доктор Менгеле, матерый убийца, только сегодня утром уничтоживший мою мать, более жалок, чем я. Я свободна в своем созидании; ему этого никогда не добиться. Ему придется жить с тем, что он сделал. Он больший узник, чем я. Завершая свой танец последним грациозным шпагатом, я молюсь, но не за себя. Я молюсь за него. Молюсь, чтобы, ради его же блага, у него не было потребности меня убивать».
«Я вдруг задумываюсь о разнице между „убийственный“ и „убивающий“. Аушвиц — это и то и другое. Трубы дымят и дымят. Каждая минута может стать последней. Так зачем беспокоиться? Зачем выкладываться эмоционально? И все-таки, если эта минута, вот эта самая минута — моя последняя на Земле, неужели я должна потратить ее на смирение и положение? Не нужно ли провести ее так, будто я уже умерла?»
«Быть пассивной — значит позволить другим решать за тебя. Быть агрессивной — значит решать за других. Быть настойчивой — значит решать самой за себя. Значит верить, что в твоей жизни всего довольно, а ты вполне самодостаточна».
«Каждое мгновение — это выбор. Неважно, сколь разрушительным, ничтожным, несвободным, болезненным и тягостным был наш опыт, мы сами всегда выбираем, как к нему относиться»
«Я не должна была выжить, я не заслужила этого» — вот подтекст моего бесконечного выбора и моих убеждений. Я настолько одержима идеей доказательства своей хоть какой-то значимости, идеей занять хоть какое-то место в этом мире, я так часто твержу себе: «Как ни старайся, что ни делай, ты навсегда останешься такой… неудачницей», что никакой Гитлер мне не страшен. Я давно стала собственным тюремщиком».
«Перфекционизм представляет собой обратную сторону нашего убеждения, что в нас что-то разрушено, — а скорее всего, разрушены мы сами. И тогда мы маскируем свои руины научными степенями, достижениями, дипломами, наградами — обвешиваемся разными клочками бумаги, ни один из которых не способен исправить то, что мы всю жизнь стараемся отремонтировать. Все мои попытки бороться с низкой самооценкой приводят лишь к одному — крепнущему с годами ощущению собственной никчемности. И наконец, научившись помогать пациентам овладевать наукой любить и принимать себя, я, к счастью, начинаю понимать, как важно предложить себе то же самое».
«Может быть, само понятие выздоровления не подразумевает удалять и шлифовать шрамы? Может быть, напротив, их следует оставлять?»
«Вылечиться — значит дорожить своими прошлыми ранами и ценить свою былую душевную боль».
«Моя работа действительно освободила меня. Я выжила, чтобы делать свое дело. Не то, которое насаждали нацисты, — каторжный труд, несущий голод и рабство, превращающий людей в изнемогающих животных. Я говорю о внутренней работе. Учиться жить, учиться получать удовольствие от жизни, учиться прощать себя и помогать другим учиться тому же. Моя работа дает мне уверенность, что я больше никогда не буду ни заложником, ни узником. Я свободна».
«Моя многолетняя дружба с Виктором Франклом, как и целительные, в первую очередь для меня, отношения с пациентами <…>, преподала мне тот же главный урок, основы которого я начала познавать в Аушвице: болезненные жизненные переживания — это не бремя, а дар. Они расширяют границы понимания и наполняют его новым смыслом, дают возможность найти свою единственную цель и обрести силу духа».
«Почему я? Почему выжила я? Как часто я задавала себе этот вопрос! Сегодня он ставится мной иначе. Почему бы не я?»
«Не время лечит. Справляемся мы сами, со временем. Выздоровление придет, когда мы сами решим взять на себя ответственность, когда мы примем на себя риск и наконец позволим себе избавиться от душевной боли, то есть освободимся от скорби и отпустим прошлое. И все это — вопрос нашего выбора».
«Мы снова готовы заточить себя в тюрьму, когда продолжаем убегать от прошлого или начинаем бороться с имеющейся болью. Свобода заключается в том, чтобы принять то, что есть, и простить себя. Открыть свои сердца навстречу чуду, которое существует сейчас».
* Эдит Ева Эгер «Выбор. О свободе и внутренней силе человека» (Манн, Иванов и Фербер, 2020).
