«Ученицы» и систематические домогательства: как журналистка Настя Красильникова раскрыла «кружок» педагогов-насильников
Фото
Shutterstock/Fotodom.ru

11 эпизодов, 5 часов 31 минута. Столько длится подкаст-расследование журналистки Насти Красильниковой «Ученицы», в котором выпускницы Летней экологической школы (ЛЭШ) рассказывают о том, как их преподаватели больше 10 лет злоупотребляли своей властью: манипулировали, абьюзили, домогались и склоняли к сексу подростков.

Работа над подкастом началась с письма Аши Комаровской. Девушка рассказала, что в 14 лет с ней познакомился 19-летний молодой человек по прозвищу Саймон. Общение с ним постепенно переросло в отношения, в которых Аша была жертвой сексуальной и эмоциональной эксплуатации. Кроме того, Саймон организовал почти секту своего имени из несовершеннолетних девушек — большинство из них он находил именно в ЛЭШ, куда, как студент биофака МГУ, ездил в качестве куратора.

Из разговора Насти с «ученицами» (как называл девочек сам Саймон) стало понятно, что он — не единственный человек, который использовал палаточный лагерь как способ построить отношения — через манипуляции, угрозы самоубийства, домогательства — с несовершеннолетними. И многие об этом знали: как другие учащиеся, так и кураторы с преподавателями.

Почему же взрослые много лет молчали о происходящем в ЛЭШ? Как родители могут попытаться обезопасить своих детей от подобных случаев? И почему так сложно добиться наказания за сексуальные преступления против детей?

Зона риска насилия: кто в нее входит

«Конфликты в семье и тяжелые жизненные ситуации, чувство ненужности и одиночества, критика родителей, жестокое обращение — любые обстоятельства, в которых ребенок чувствует дефицит любви и принятия, подталкивают его искать эти чувства у тех, кто готов их дать… Или тех, кто может хорошо сыграть заботу, внимание, сочувствие, чтобы расположить к себе», — объясняет детский психолог Анна Уткина.

«Мне кажется важным не забывать, что ответственность за насилие лежит на том человеке, который решает применить насилие. Пострадавшим может стать какой угодно человек, с каким угодно бэкграундом, высоким IQ и общепризнанной красотой, — отмечает в свою очередь журналистка Настя Красильникова. — Поэтому я очень не люблю, когда пытаются классифицировать пострадавших каким-то образом, чтобы придумать, как именно они, скажем так, не удались, или что с ними было не так. С ними все нормально. Это очень умные, одаренные, талантливые и глубоко рефлексирующие люди, которые, между прочим, выросли и смогли за себя постоять».

Родители и профилактика насилия

«Мне бы не хотелось говорить, что в историях жертв насилия в школе или лагере корень зла — это семья. Искать виноватых вообще дело непродуктивное. Но если кто и может научить своего ребенка, как защитить себя от посягательств, как сформировать чувство собственного достоинства и неприкосновенности тела, то только родители или те, кто выполняет их роль, — рассказывает Анна Уткина. — Начинать нужно лет с трех, когда у ребенка созревает понимание, к какому полу он принадлежит, и появляется интерес к строению своих половых органов.

В этом возрасте хорошо спрашивать ребенка, как он понимает, в чем отличия мальчиков и девочек. Объяснять «правило трусиков» — что они прикрывают «личные места», которые не должен трогать никто без согласия ребенка. Родители не должны заходить к детям в туалет — в этом возрасте они уже могут обслужить себя сами — а родитель противоположного пола не должен заходить и в ванную.

Лет в 5 пора читать книги об интимных вопросах. Сейчас таких много, можно подобрать под разный возраст

Перед тем, как предложить книгу ребенку, нужно полистать ее самому и оценить, насколько она ему подходит. Обсуждать нужно не только то, откуда берутся дети, но и говорить о личных границах, об уважении, о том, кто такие педофилы и как они заманивают детей, о том, как поступить, если к тебе подходят незнакомые люди, к кому и в каких ситуациях можно обратиться за помощью…»

С разграничиванием зоны ответственности согласна и Настя Красильникова: «Мне как женщине, у которой есть ребенок, и как женщине, которая изучает материнство (в том числе с точки зрения того, как его формирует общество), не хотелось бы перекладывать всю ответственность на родителей. Должны ли родители разговаривать со своими детьми о телесных границах или о том, что нужно делать, если вдруг ты чувствуешь на себя нежелательное внимание? Ну, наверное, это желательно.

Отвечают ли родители за то, что какой-то преподаватель ведет себя подобным образом? Абсолютно нет. Случается ли сексуализированное насилие с теми детьми, с которыми родители такие разговоры ведут с пеленок? Безусловно, да. Я бы не стала такую зависимость строить, что одно напрямую связано с другим. И это возвращает нас к тому, что решение о насилии принимает насильник и ответственность за него несет он».

Роль секс-просвета в борьбе с насилием

«Если говорить о роли полового воспитания в решении вопроса сексуализированного насилия несовершеннолетних, то однозначно ответить не получится. Многое зависит от того, как секс-просвет реализуется, в какой форме, какими инструментами и с использованием какой терминологии, — подчеркивает Анна Уткина. — В России ситуация с половым просвещением в школе весьма неоднозначная.

С одной стороны, в наше время тема, вроде, не табуирована, как это было в Союзе. С другой, есть ФЗ N°436 «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», запрещающий изображать и описывать действия сексуального характера детям до 16 лет, что в школах расценивают как серьезное препятствие для разговоров с детьми на темы сексуального воспитания. Сцены, от которых призван оградить Закон, при желании ребята могут найти и сами.

А вот избегание разговоров на насущные для подростков темы подрывает доверие к взрослым и толкает их на самостоятельное исследование вопроса, вслепую — путем проб и ошибок

Впрочем, печальный опыт с преподаванием религии в школах подсказывает, что лучше пусть на интимные темы с детьми говорят специалисты-медики, либо осознанные родители. Ведь здесь важно быть деликатным, подбирать правильные слова, чтобы дети не стушевались и не перевели разговор в шутку, включив психологические защиты».

«Научит ли секс-просвет ребенка устанавливать собственные границы? Я бы так не сказала, потому что это не задача ребенка. Это задача взрослых, во-первых, представлять границы, во-вторых, защищать ребенка от ситуации, в которой ему придется расставлять границы. Здорово, когда дети и подростки умеют говорить «нет».

Другой вопрос, что мы с вами прекрасно знаем, что их «нет» может никого не остановить. К сожалению, у них мало в этом смысле власти и мало возможностей влиять, — отвечает Настя Красильникова. — Тем не менее, секс-просвет безусловно важен. Замешательство, в котором часто оказываются дети и подростки, когда попадают в аналогичную ситуацию, может быть связано с тем, что они не понимают, что еще допустимо, а что может быть для них опасно. Тут нет никаких сомнений, что важно рассказывать детям о том, как устроено их тело, что это тело принадлежит только им, что никто не имеет право к нему прикасаться. Что его можно и нужно оберегать и любить. 

Также важно с какого-то момента рассказывать подросткам про груминг, чтобы они понимали, когда что-то идет не так, знали, как им донести кому-то, как поговорить с тем, кому они доверяют — с родителем, психологом, другим учителем».

Дружба с учителем vs груминг

Грумингом называется ситуация, в которой взрослый человек заводит доверительные отношения с несовершеннолетним с целью его дальнейшей сексуальной эксплуатации. Втирается в доверие, помогает решать какие-то личные проблемы, изолирует подростка от друзей и родственников, а потом начинает играть на его чувстве привязанности и вины.

На начальной стадии это явление легко спутать с поведением преподавателя, который помогает ребенку из добрых побуждений и откликается на его переживания — например, о проблемах дома или в учебе. Может угостить чаем с конфетами. Успокоить и даже обнять в случае истерики. Значит ли это, что сокращение дистанции между учениками и преподавателями ни в каком виде недопустимо?

«Проблема в том, что дети не распознают, когда к ним правда относятся по-доброму, желают поддержать, а когда льстят, манипулируют, используя его уязвимости. Даже далеко не все взрослые могут провести такой анализ и отличить одно от другого, годами обслуживая чьи-то интересы, — отмечает Анна Уткина. — Если учитель может обнять ребенка, это еще не значит, что он обязательно переступит черту разумного и допустимого.

Иерархия и дистанция в рамках выполнения образовательных задач, конечно, снижает вероятность таких злоупотреблений своей особой ролью и властью над детьми. Но я думаю, что гораздо эффективнее и разумнее не просто создавать искусственно дистанцию между взрослым и ребёнком, а научить детей чувствовать свои и чужие границы, показывать, как их защищать. Создавать дома поддерживающую обстановку, куда безопасно прийти и попросить помощи, что бы ни случилось». 

Сложно ответить на этот вопрос и Насте Красильниковой: «Я думаю, что дружить с детьми, если вы педагог, — плохая идея. Между учителем и учеником должна быть дистанция, эта дистанция должна быть четкой и прозрачной. Прикасаться к детям, если речь идет не об оказании первой помощи, очень дурно. Как быть, если ребенок плачет и просит тех же объятий? Честно говоря, не знаю. Я понимаю, что такая ситуация звучит как что-то логичное, теплое, важное. Такая поддержка крайне важна ребенку, если он ее не получает, например, дома. Но, как видите, часто такое сокращение дистанции к разного рода злоупотреблениям».

Почему насилие остается безнаказанным?

Прежде всего, многие не замечают или предпочитают не замечать, что происходит нечто, выходящее за рамки нормы — они не жалуются руководству, не пытаются придать происходящее огласке через СМИ, не разговаривают с родителями детей и даже с теми, кто совершает насилие. Причин у такого поведения может быть множество — одну из них подробно разбирали психотерапевтки в одной из серий подкаста «Ученицы».

«Такая система может казаться многим задействованным в ней людям чем-то неправильным, но они ничего не будут делать просто потому, что не могут восстать против условной корпорации. Против многолетней системы, в которой все всех знают, в которой все друг с другом в каких-то близких, дружеских отношениях, в которой что-то считается «нормой». Очень сложно эту «норму» оспорить, — вспоминает слова специалисток Настя Красильникова. — Люди боятся насилия.

Под насилием тут имеется в виду корпоративная цеховая солидарность, которая может вытолкать из сообщества, которое вам по каким-то причинам важно, что плохо скажется на вашей жизни. Поэтому люди могут бояться восстать против каких-то порядков». 

Кроме того, кажется, что несмотря на наличие разных статей Уголовного кодекса, квалифицирующих преступления против половой неприкосновенности детей, подобные дела довольно часто не заводятся

Потому что, к примеру, как в случае некоторых героинь «Учениц», физического насилия не было, но было психологическое — вытянутое давлением, обманом или другим способом согласие. Или потому что многие не подают заявления. 

«Когда речь идет о детях, говорить о наказании виновных становится особенно сложно, потому что дети бывают запуганы теми людьми, которые злоупотребляли их доверием. Бывают довольно беспомощны просто в силу возраста или потому, что у них недостаточно доверительные отношения с родителями для того, чтобы найти у них поддержку в таком непростом деле, как возбуждение уголовного дела», — подчеркивает журналистка.

Куда обратиться, если вы столкнулись с насилием

Детский и подростковый психолог 

Детский и подростковый психолог