«Не обязательно быть «ковбоем», чтобы быть мужчиной»
Когда Фрейд создавал психоанализ, Европа была патриархальной и мужественность понималась как синоним силы и власти. Внутренней задачей мужчины считалось подавление женского в себе.
Сегодня западный мир демонстрирует толерантность, признавая разные виды женственности, мужественности, сексуальности. Это отражается и на внутриличностном уровне. Женщины по-прежнему ждут от мужчины мужественности, но при этом он должен выражать эмоции, проявлять эмпатию — фактически от него требуют проявления женской части его психики.
Мы переживаем переход от прежней ригидной мужской идентичности к чему-то новому. Но ни общество, ни сами мужчины не знают, что с этим делать. Размывание границ в сексуальности — одно из проявлений этого переходного периода.
Защитным ответом на этот хаос часто становится стремление к еще более жесткой, чем прежде, маскулинности. Эволюционное развитие, видимо, заключается в том, что возникнет новая мужская сексуальность и идентичность, которая будет не столь ригидна, как прежде, и сможет интегрировать женские составляющие без потери мужественности.
Не нужно быть, условно говоря, «ковбоем», чтобы быть мужчиной. Этот вызов стоит перед каждым мужчиной и перед всем обществом. Мы не можем быть всемогущими. Психически мужчина никогда не станет полностью женщиной, и наоборот. Но никто из нас не станет и чем-то средним, равно сочетая мужское и женское. Пытаясь полностью удовлетворить обе стороны своей психики, мы начинаем расщепляться.
Конфликт мужского и женского начал в человеке не может и не должен быть преодолен. Фрейд много говорил о зависти женщин к пенису. Но позже стали говорить и о зависти мужчин к женскому — к сокрытому в вагине тайному, к способности рождать новое. Эта зависть побуждает мужчину разрешить себе чувствовать, проявлять свое женское «Я». Она становится ресурсом для развития, позволяет мужчине открывать в себе новые глубины.
Для психоанализа одна из важнейших функций мужчины — быть отцом, третьим в отношениях между матерью и ребенком, силой, которая разделяет их и создает пространство для развития каждого в этой триаде. Понятия «мать» и «отец» заменяют в некоторых странах на «партнер-1» и «партнер-2». Такая структура, где нет третьего, чревата непредсказуемыми последствиями для развития личности. Поэтому в новой мужской идентичности особая роль мужчины в пространстве мать–ребенок–отец будет сохранена.
«Феминизация — мужской способ освоения современности»
История отношений между полами предполагает постепенное устранение неравенства, которое пока сохраняется, несмотря на толерантность и политкорректность.
Общая тенденция к женской эмансипации порождает новые формы мизогинии, у которой есть свои мифологические и культурные корни. Одновременное обожествление женщины и страх перед ней хорошо известны антропологам и исследователям архаичных культур. Отголоски такого отношения мы находим и в современности.
Женщина либо «чистая» (мать, сестра, монахиня), либо «грязная» (проститутка, суфражистка, феминистка). Она одновременно и источник наслаждения, и угроза. Эти стереотипы обусловлены доминантой мужского принципа силы и власти, связанного с миром устойчивости и стабильности, воплощением которого становится понятие «истины».
Сегодня мир другой. Крестьянский культ силы, практического ума и семейной иерархии остался в прошлом. Динамика города, разнообразие и неустойчивость социально-экономических связей современности оказываются куда более соответствующими тем качествам, которые долгое время воспринимались негативно и выступали как атрибуты «женского» — непоследовательности, эмоциональности, ветрености, слабости. Сегодня они выглядят как динамизм, способность к коммуникации и преодолению конфликтов.
Феминизация мужчин — просто их способ освоения современности, где нет места ни воинам, ни героям, ни гениям, ни вождям. Сложность отношений оказывается действенной, а простота «вечных истин» — комичной. Мужскому гонору постепенно приходит конец. И сколько бы мужская культура (в основном в политике) ни самоутверждалась, все заметнее, насколько она смехотворна, инфантильна и жестока в этой своей инфантильности.
«Церковь поддерживает гендерные стереотипы»
В свое время один из столпов Реформации Мартин Лютер отказался от деления на клириков и мирян и выдвинул принцип священства всех верующих.
Лютера трудно назвать сторонником женского равноправия, но этот шаг помог таковому прижиться в протестантизме. Если священство распространяется на всех, то и женщины не должны быть исключением. Так был заложен фундамент для их рукоположения. Понятно, что консерваторы встречают перемены в штыки. Некоторые лютеранские церкви до сих пор не признают женского священства, но по большей части традиционалисты пребывают в лоне католичества и православия.
Логика их рассуждений такова. Различия полов носят глубинный характер и касаются не только физических, но и метафизических вещей. Недаром Христос избрал апостолов из мужчин и не включил в их число свою мать. Но, возражая против проникновения женского равноправия в церковную жизнь, даже рьяные католики-консерваторы не покушаются на него за пределами церковных стен. Более того, католическая церковь сотрудничает с феминистками в их борьбе с домашним насилием или принуждением к проституции.
В России же церковь поддерживает гендерные стереотипы. Скажем, у нас можно услышать от священника, что женщины сами виноваты в том, что становятся жертвами изнасилования. То, что на Западе именуют мужским шовинизмом, у нас находится на подъеме, поэтому разговоры о «новой мужественности» можно услышать только в среде образованной городской молодежи.
Между тем социальная роль женщин в стране быстро меняется. Иногда это приводит к парадоксальной ситуации: женщины делают карьеру, работают на нескольких работах и ведут домашнее хозяйство, а мужчины не слишком утруждают себя работой, по дому вовсе ничего не делают, но ностальгируют по временам Домостроя.
«Можно быть разным в зависимости от обстоятельств»
Свойственная современности тревога по поводу отсутствия четких моделей мужественности и женственности — результат того, что растет количество разных ситуаций, в которых мы оказываемся, и обстоятельств, на которые нам приходится отвечать.
Некоторые из этих ситуаций и обстоятельств требуют от нас — и от мужчин, и от женщин — быть сильными и надежными. Другие побуждают к чувствительности, чуткости, открытости. И наша задача — откликаться на эти отличия. И при этом сохранять устойчивость и равновесие, а если оно нарушается, то быстро его восстанавливать. Для этого нам необходимо такое свойство, как пластичность. Но именно ее современный человек теряет.
Это хорошо заметно, если посмотреть на телесную пластику: тела современников в основном зажаты, скованны. В порядке компенсации мы пытаемся обеспечить себе устойчивость при помощи внешних по отношению к нам средств, изобретаем жесткие модели и правила поведения, пытаемся стать еще более неподвижными, как железный сейф. Но если сейф все-таки опрокинется, сам он уже не встанет, да и поднять его будет трудно.
В этом опасность твердых определений «мужского» или «женского» — ориентируясь на правила, мы перестаем ориентироваться на реальность и становимся беспомощны там, где правила не срабатывают. Дихотомические, полярные, дуальные модели, при помощи которых человечество пытается описать и объяснить мир, ригидны.
А мир пластичен, подвижен, вариативен. Помня об этом, мы можем расширять диапазон своих поведенческих возможностей и учиться пользоваться ими сообразно обстоятельствам. То есть быть не «этим или тем», а «и тем и другим». Пытаться быть всегда только сильным — слабость. А сила в том, чтобы иметь возможность быть и сильным, и слабым.