Слишком много боли: что такое викарная травма и как ее предотвратить

Моя история началась с книги «Не просто устала» и проекта «Бережно к себе». В нем в группы поддержки обращаются женщины, которые столкнулись с непростым опытом материнства и с ментальными трудностями после родов.

Я сама проходила через послеродовую депрессию, и когда заговорила об этом публично, мне стали рассказывать сотни тяжелых историй о материнском опыте. Очень хотелось, чтобы люди перестали молчать об этой проблеме. Сначала я написала книгу, а потом мы с Дарьей Уткиной и Марией Карнович-Валуа запустили первый в России проект о ментальном здоровье матерей «Бережно к себе». У нас есть группы поддержки, к нам обращаются женщины со всей России.

В первые же недели запуска я столкнулась с абсолютно чудовищными личными историями. Тема послеродовой депрессии все еще часто вызывает реакцию «сама виновата», «распустилась», «психованная эгоистка» — это еще самое мягкое, что может услышать женщина в свой адрес.

Я знаю истории о непринятии и отсутствии хоть какой-то поддержки, многолетней депрессии и нелюбви к своим детям, об осуждающих психиатрах, о том, как ментальные трудности в материнстве сопровождались насилием со стороны партнера. А еще о том, как женщины не справились со своим состоянием и выбрали не жить. Это больно.

В этом году в студии подкастов «Либо/Либо», где я работаю, вышел первый сезон проекта «Хорошо, что вы это сказали». Я его продюсирую и веду, он состоит из реальных сессий клиента и специалиста-психотерапевта. Это невероятное дело, каждую неделю люди раскрываются и пускают нас в свои самые интимные переживания. Они приходят в кабинет со сложными жизненными ситуациями и ментальными трудностями: эмоциональное переедание, смертельный диагноз, утрата, тревога.

В каждом выпуске есть герой, слушатели узнают только имя и голос. Детали, по которым можно идентифицировать человека, мы вырезаем. Я была на всех сессиях, в основном слушала происходящее в наушниках из соседней комнаты. Несколько раз мне было особенно трудно. Многие герои — мои близкие люди, в некоторые моменты сессий мне хотелось, чтобы это перестало происходить.

У психотерапевтов люди говорят о сокровенном, вытаскивают на свет свою самую сильную боль. Слушать было временами страшно: ты не можешь представить, как человек способен пережить столько горя. Ты боишься, что обсуждение переживаний может ретравматизировать его. Но главное — очень хочется, чтобы ему было хорошо. Думаю, что мои переживания были связаны именно с тем, что я эмоционально вовлекаюсь в происходящее с любимыми людьми.

Про викарную травму впервые упомянула моя психотерапевт. Я рассказывала ей, как происходила работа над подкастом, — это была важная часть жизни. Она предложила перерабатывать этот опыт, чтобы он не оставался со мной и не влиял на другие жизненные сферы. Я была только за.

В одном из эпизодов подкаста появился врач-реаниматолог из Нью-Йорка, который работал в разгар пандемии. Он смог спасти далеко не всех своих пациентов и был вынужден каждый день сообщать родственникам жертв ковида, что их родных больше нет. Его прием для подкаста вела психотерапевт и психиатр Эмма Агасарян, которая предположила у него викарную травму.

Люди помогающих профессий работают с теми, кто пережил травматический опыт. Викарная травма может появиться в результате их «перегрузки». Ее последствия могут испытывать на себе медики, редакторы, журналисты, психологи, психиатры, священники, спасатели, юристы — все, кто сталкивается с человеческим горем на постоянной основе.

Проявления ее в целом похожи на симптомы первичной травмы, но их интенсивность, как правило, выражена меньше.

На что стоит обратить внимание, если вы много работаете с людьми, переживающими травматический опыт:

• Грусть «как бы из ниоткуда»
• Раздражительность
• Перепады настроения

Чтобы преодолеть последствия такого опыта, люди прибегают к психотерапевтическим методикам, практикам осознанности и благодарности. Судя по исследованиям, социальные взаимодействия и возможность обсудить непростой опыт с близкими — это также ресурс для поддержки.

Я привыкла обсуждать с близкими свои переживания, и постоянная психотерапия для меня важна, поэтому никаких последствий викарной травмы у себя не наблюдаю. Ответственность за психическое благополучие я разделяю с терапевтом, и мы обе сходимся в том, что сейчас со мной все в порядке.

«Носитель викарной травмы может начать видеть мир как более опасный и жестокий»

Эмма Агасарян, психотерапевт и психиатр, соосновательница Learning Schema Therapy

Викарная травматизация — это постоянные глубокие изменения в видении себя и мира. Они происходят с терапевтами, которые сталкиваются в своей работе с травматическим опытом клиентов. Такое бывает и у других представителей помогающих профессий — у тех, кто работает с пережившими тяжелую травму людьми.

Симптомы викарной травмы могут быть похожи на посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР): возникают флешбеки, появляются яркие образы того, что произошло с клиентом, всплывают воспоминания о том, как они рассказывали о травматическом опыте, крутятся мысли о произошедшем с ними вне терапевтических сессий. Все это нарушает привычный образ жизни.

Носитель викарной травмы часто сталкивается с большим количеством негативных историй и может начать видеть мир как более опасный и жестокий. В какой-то степени терапевт начинает смотреть на мир глазами своих пациентов, переживших травматизацию. Может изменяться видение себя: терапевты идентифицируются с клиентами, особенно если есть собственный схожий опыт. Иногда, наоборот, испытывают чувство вины, ответственность за то, что произошло с клиентами.

При викарной травме (ВТ) могут наблюдаться симптомы диссоциации, деперсонализации, когда терапевт отстраняется от негативного опыта, связанного с травмой, теряет контакт с собственными чувствами.

Очень часто у терапевтов, переживающих ВТ, появляется раздражительность, утомляемость — симптомы напоминают выгорание, но распространяются не только на работу, а еще и на другие области жизни. Если вовремя не отследить такую травматизацию, она может оказать очень серьезное влияние на жизнь терапевтов.

Как мы можем предотвратить это?

1. В первую очередь нужно обучать терапевтов самонаблюдению, рефлексии, пониманию того, как стоит воздействовать на клиентов и как важно самим вовремя обратиться за помощью. Как ни парадоксально, исследования показывают: терапевты часто считают, что обращаться за помощью если не стыдно, то не обязательно. Нередко сами упускают момент, когда необходима внешняя поддержка. Специалисты, которые работают в крупных организациях, перегружены административной работой, принимают слишком много пациентов, и у них просто не остается времени на заботу о себе. В таком случае вероятность травматизации повышается.

Важно, чтобы вокруг терапевта была организована поддерживающая сеть из других профессионалов в этой области, с которыми можно обсудить происходящее, поделиться опытом, получить поддержку, супервизию.

Это структура, которая включает в себя много этажей поддержки. Психотерапевтам важно проходить личную терапию, особенно если у них есть собственный травматический опыт. Он может активизироваться при работе с клиентами, пережившими насилие.

2. Практики осознанности, которые выполняются на регулярной основе, тоже препятствуют травматизации.

Исследования показывают, что есть разница между эмпатией и сочувствием. Эмпатия как отождествление себя с другим может способствовать травматизации. Но когда терапевт остается на сочувствующей позиции «Я вижу твои страдания и я готов тебе помочь», эти страдания не переполняют его, а позиция сочувствия сохраняется.

Викарная травматизация бывает у других специалистов. Например, у докторов, которые работают в хосписах с тяжелобольными людьми, сообщают плохие новости, педиатров, акушеров-гинекологов. Такие специалисты оказываются незащищенными, потому что обладают еще меньшим количеством инструментов, чем профессиональные терапевты.

Тема викарной травматизации и выгорания, безусловно, требует большего внимания со стороны общества и психологических сообществ. Важно, чтобы терапевты не становились жертвами собственной работы.