«Все ждут, что женщина будет страдать, а я взглянула на произошедшее как на свою внутреннюю победу»
Ольга, 30 лет
Я была социальным работником и очень сблизилась с одной из своих подопечных. Стала приходить к ней в неурочное время — она напоминала мне мою бабушку. Эта привязанность и то, что я немного боюсь подниматься на лифтах, сыграли роковую роль.
В тот день я приехала ее навестить. Первым в подъезд дома вошел парень, и я даже обрадовалась, что мне не придется подниматься одной. Помню тусклый свет лифта, он стоит ко мне спиной, потом поворачивается и долго смотрит тяжелым взглядом, от которого мне становится не по себе. Он достал нож и, когда двери открылись (это показалось мне вечностью), отвел к балкону верхних этажей.
Трудно было предсказать, что он предпримет, и я попыталась установить с ним контакт
Да, он получил свое помимо моей воли, но я имела дело с человеком, вооруженным ножом. И когда он, сидя на ступеньках, закурил и предложил мне сигарету, согласилась. Осторожно задавала ему вопросы, он отвечал. Я старалась не показать, что со мной можно обращаться как с жертвой, которая боится. Своим спокойствием старалась контролировать его агрессию. Мне важно было создать иллюзию взаимопонимания. И мне это удалось.
Когда я наконец выбралась на улицу, сразу вызвала полицию. После этого позвонила мужу, и он тут же приехал. Увидев его, я впервые заплакала. Он привез меня домой, напоил чаем, коньяком, и мы долго просто сидели молча, обнявшись. Я попыталась более подробно рассказать ему о том, что произошло. И по его лицу поняла — он не готов это слушать. Я и сама к тому моменту была уже без сил и провалилась в сон.
На следующий день муж стал убеждать меня закрыть дело. Стал говорить, что это важно для меня, нам надо попытаться «оставить всю эту историю в прошлом». Но я поняла, что важно это в первую очередь для него.
Ему больно от того, что происходит, и он хочет об этом забыть
Мы перестали говорить на эту тему, но чем больше проходило времени, тем чаще хотелось поделиться пережитым. Я не чувствовала себя жертвой. Напротив, во мне нарастало чувство, что я победитель. Понимание того, что, сохраняя самообладание, я, возможно, сохранила себе жизнь. Это трудно объяснить, но в то время как многие женщины после такого опыта, которого я никому не пожелаю, чувствуют себя сломленными, я ощущала нечто близкое к внутренней победе.
Я жива, и это самое главное, — именно так я стала к этому относиться. Жива благодаря своей выдержке, умению взять себя в руки. Я не застряла ни в вине, ни в стыде, ни в ненависти к своему обидчику. Я чувствовала себя выжившим победителем, которых, как известно, не судят. Однако у моего мужа была совершенно другая реакция. Он избегал этой темы, замкнулся. Своей постоянной подавленностью словно навязывал мне чувство вины. Мы перестали заниматься любовью.
Было очевидно, что наши отношения дали трещину
Пытаясь что-то исправить, мы впервые стали искренне говорить о том, что со мной случилось. Я сказала ему, что чувствую себя преданной и отвергнутой им как женщина. К моему удивлению, он признался — ему казалось, после всего случившегося я сама не готова к сексуальным отношениям. Это показалось мне тогда оскорбительным. Прозвучало так, будто он отказал мне в праве быть любимой.
Хорошо, что мы наконец стали признавать женщину жертвой, а не косвенной виновницей, провоцирующей нападения своим внешним видом или поведением. Однако опасна и другая крайность — мысль, что после пережитого она должна страдать. Я выбрала иное — и взглянула на произошедшее как на свою внутреннюю победу.
«Желание занять полюс победителя может отсрочить переживание горя»
Мария Носова, аналитический психолог
Потребность героини говорить о произошедшем и не избегать этой темы безусловно показывает ее как смелого человека, готового идти навстречу сложностям. Так она поступила и с насильником, заговорив с ним, и это, вероятно, спасло ей жизнь.
Однако опасна и другая крайность: спрятавшись в броню победителя, стараться поскорее забыть о страхе и ужасе, которые пришлось пережить. Любая душевная травма содержит в себе два полюса: как боль, так и возможность изменений. А изменения — это не быстрый и легкий процесс, и довольно часто болезненную сторону хочется как можно скорее от себя отделить.
Если говорить о муже, то произошедшее, вероятно, задело и его личные переживания, которые сложно озвучивать. То, что пара начала разговаривать, уже очень важно. Иногда, чтобы подступиться к такому разговору, требуется время.
Важно не обижаться друг на друга, а пытаться понять, что у каждого ситуация насилия вызвала свои переживания
Героине, как кажется, сложно признать, что ей было страшно и что какая-то часть ее души осквернена произошедшим. А ее мужу — что ему тяжело прикасаться к своей жене после содеянного — это может быть, например, чувство стыда, желание «не выносить сор из избы». Этот разговор, если отнестись друг к другу с уважением, скорее растопит лед, чем приведет к разрыву. Хоть и поднимет на поверхность очень больные темы.
Сюжет этой истории в чем-то напоминает сказку о Красной шапочке, где героиня оказалась в лапах волка (насильника) по дороге к любимой бабушке (своей подопечной). Чрево зверя, в которое попадает Красная шапочка, — это символический путь прохождения всех этапов переживания горя для того, чтобы выйти обновленной.
Но этого, похоже, избегает наша героиня. И поэтому муж не становится охотником-спасителем, который в сказочном сюжете вспарывает зверю брюхо — и тем самым символически освобождает от душевной тяжести.
Любая сказка — источник народной мудрости, и если мы попадаем в похожий сюжет, то он часто подсказывает нам, как справляться со сложностями жизни
Желание занять только один полюс — победителя — приводит к тому, что процесс горевания, без которого невозможно оторваться от травмирующего события и пойти дальше, откладывается. И тогда раздражение может направляться и на мужа за то, что он напоминает о боли.
Увы, травма, которая случается в нашей жизни, уже не может быть из нее вычеркнута. Для метафоры травмы аналитики часто используют образ японской расколотой и заново склеенной посуды кинцуги. Трещины на ней не скрываются, а, напротив, подкрашиваются золотым цветом, тем самым превращаясь в часть истории предмета. Так и травма не может быть предана забвению, но может стать неотъемлемой частью нашей жизни, которая делает нас как личность гораздо ярче и глубже.