«Не простила мать и не хочу за ней ухаживать»: история двух сестер и комментарий психолога
Фото
Getty Images

История героинь

Ольга

Мама родила меня рано, а мой отец почти сразу исчез из нашей жизни. Жили мы в небольшом поселке, и когда мне было четыре года, она оставила меня бабушке, решив изменить свою жизнь. И уехала в большой город. Время от времени мама приезжала с пакетом игрушек, водила меня в кафе, и в такие дни я была счастлива. А потом она снова пропадала, возвращалась в свою, неизвестную мне, жизнь. Изредка я говорила с ней по телефону. Очень скучала, плакала, а потом привыкла.

За это время мама вышла замуж, у нее родился еще один ребенок, моя сестра. Бабушка говорила, что маме очень тяжело с маленькой, но она справится и меня заберет. И она забрала меня, когда мне исполнилось десять, но только потому, что бабушки не стало. Я оказалась с чужими мне людьми — с матерью мы почти не знали друг друга, а отчим был посторонним. Сначала он не обращал на меня внимания, но со временем стал кричать, мог назвать «тупицей и бестолочью». Мама никогда не вмешивалась. С моей сестрой Светой мы всегда были дружны, хотя и было очевидно, что отчиму и матери она дороже.

При этом со стороны мы смотрелись как образцовая семья — я занималась бальными танцами, английским. Но не помню, чтобы они меня хоть раз похвалили, чтобы мама обняла и сказала, что любит. Меня скорее терпели. Когда наступил переходный возраст, я стала убегать из дома. Жила у подружки. Мама заявляла на меня в полицию, хотя знала, где я.

Между нами развернулась война. Однажды мать обвинила меня в том, что я украла деньги…

У меня было единственное желание — как можно скорее закончить школу, найти работу и съехать из дома. Так и произошло. С матерью мы после этого встречались редко, она мне только звонила. Зато часто виделись с сестрой. От нее узнала, что погиб отчим. Я пришла на похороны, сестра об этом просила, и впервые за долгое время увидела маму. Она плакала и, наверное, первый раз в жизни неожиданно призналась, что любит меня.

Мама стала часто звонить, жаловалась на жизнь. Очень просила навещать ее. У меня не проснулось к ней никаких чувств, но подумала — будет правильно, чтобы моя маленькая дочка лучше знала бабушку. Надо признать, мама была с ней очень ласкова, просила оставлять погостить. Других внуков у нее не было. И я поддерживала отношения ради своей дочери.

Однажды мне позвонила сестра и сказала — мама в больнице, у нее инсульт. Я пожелала ей здоровья, но в больницу не поехала. Маму парализовало, и сестра забрала ее домой. Ухаживает сама и с помощью сиделки. Просит меня помочь. И хотя я люблю сестру, не могу себя пересилить и не готова помогать после всего, во что мать превратила мое детство.

Светлана

Оля стала жить с нами уже после моего рождения. Отношения с мамой у них всегда были напряженные. Считалось, что я более послушная, а сестра всегда настаивала на своем.

Оглядываясь назад, понимаю, что, наверное, мама была несправедлива. И папа больше внимания уделял мне, своей родной дочери. Конечно, это объяснялось тем, что я младше и нуждаюсь в большей заботе. К счастью, это не отразилось на наших с ней отношениях. Она всегда любила меня как свою младшенькую сестренку. Часто говорила, что я ее единственная семья.

Когда Оле исполнилось семнадцать, она ушла из дома. Ушла со скандалом, сказала, что будет работать и не может больше жить с родителями. Я продолжала с ней встречаться, гуляли, ходили в кафе или кино.

С мамой она еще как-то поддерживала связь, но с отцом больше не виделась и не разговаривала

Пятнадцать лет назад его не стало. Сестра пришла на похороны, и, мне казалось, это сблизило их с мамой. Мама была счастлива, что они начали больше общаться, с радостью занималась внучкой, хотя я чувствовала, что Оле это по-прежнему тяжело.

А потом мама заболела. Я не ожидала, что сестра совсем не поддержит ни ее, ни меня. Она ни разу не была в больнице. Когда я привезла маму домой и потребовался уход, Оля честно сказала, что не хочет тратить на нее свое время и силы.

Я не понимаю сестру — ведь это наша мать. Даже если когда-то она совершала ошибки и в чем-то была виновата — она дала нам жизнь. Сестра даже не думает о том, что мне тяжело и нужна ее помощь. Наказывая нашу больную маму, она наказывает и меня.

Мнение эксперта

Мария Лекарева-Бозененкова, гештальт-терапевт

У сестер действительно разные истории и, как следствие, разная система отношений с матерью. Пока Ольга жила у бабушки, мама с дочкой общались легко, необременительно, и всех это устраивало. А когда отношения потребовали эмоциональных и душевных усилий, то связь полностью разрушилась.

У девочки не сформировалась та привязанность, из которой позже рождается готовность делать усилие и заботиться о тяжелобольном близком человеке. Поэтому напряжение и отчуждение, существовавшие между матерью и старшей дочерью, по-своему вполне обоснованны с обеих сторон.

Светлане повезло больше: она росла в полной, любящей семье, где старшую сестру воспринимали скорее как неизбежную данность. И у сестер не сестринские, а в большей степени дружеские отношения, существующие вне семейной системы.

Я понимаю старшую дочь, которая не видит оснований жертвовать собой. Этот вопрос мог бы решаться деньгами и финансированием сиделки. Сестры могут договориться и оформить наследство в пользу той, кто ухаживает.

Светлана, жалуясь на выпавшую ей нагрузку, исходит из соображений справедливости

Однако принудить человека, который не испытывает чувств, исполнять родственный долг — почти неосуществимая задача. Возможно, Светлане лучше представить, что старшая сестра — не родная, а, допустим, двоюродная, или вообще подруга. В этом случае она бы не настаивала на обязательном участии и со всем справлялась сама.

Ольга не считает себя членом этой семейной системы, и у нее есть для этого основания. И Светлане важно это осознать и принять. Но она игнорирует факты и, пытаясь сохранить идиллическую картинку дружной семьи, добивается невозможного.

Ольге же, даже при отказе принимать участие в заботе о матери, было бы полезно проработать обиды, простить и, возможно, пожалеть младшую сестру, если эти отношения ей дороги.

Мария Лекарева-Бозененкова

Гештальт-терапевт, заведующая кафедрой гештальт-терапии Московского института гештальта и психодрамы