Разумеется, это тоже тренажер, который вырабатывает и развивает у детей определенные социальные навыки. Именно в начальной школе начинается, а в средней продолжается формирование личной референтной группы, которую впоследствии человек будет называть «мои друзья», «мой круг», «люди, на которых я могу положиться», «люди, к мнению которых я прислушиваюсь» и обязательно «те, кого можно позвать, и те, кто позовет меня, если что-то случится». Это важно и сложно. Чаще всего это не получается «само собой», а требует многих неудачных и зачастую травматических попыток. Результат, если он будет достигнут, того безусловно стоит. Кроме того, все это еще и акт самопознания.
Маленькие и средние по возрасту дети узнают о себе преимущественно «об других». Какой я? Что я делаю со своими обидами? Умею ли я прощать? Мириться, просить прощения? Высказывать свою позицию? Настаивать на своем? На что я пойду ради сохранения отношений? А с чем не смогу смириться ни в коем случае? Вся эта обширная программа самопознания реализуется в том числе и в обсуждаемой нами сегодня социальной игре.
Что делать, если ребенок — «третий лишний»
Как вести себя родителям, если ваш ребенок оказался вовлеченным в один из вариантов «третьего лишнего»?
Первое и, может быть, главное правило: ни в коем случае не дезавуировать его чувства по этому поводу. Нельзя говорить: да чего тут расстраиваться! Ерунда какая-то! Плюнь и разотри! Не дружба это и была! Для ребенка это были значимые отношения, в которые он уже вложил свою смекалку и силы свой души и по поводу разрыва которых он серьезно, сильно и совершенно по-настоящему переживает. Поэтому первый пункт: признайте его чувства такими, какие они есть и какими вы их видите. «Я вижу: прекращение дружбы с Мишей для тебя — это очень серьезно и травматично. Ты готов сделать что угодно, лишь бы этого не допустить». «Когда Люся тебя очередной раз бросает и уходит дружить с Машей, ты просто места себе не находишь».
Второе правило: не дезавуируйте личности друзей (пусть даже, с вашей точки зрения, коварных и неверных) вашего ребенка. Он их выбрал, он уже вложился в отношения с ними, он чему-то научился и что-то приобрел. Говоря нечто вроде «Да он совершенно никчемный мальчишка, ушел — и не жалко! Ты себе еще сто таких игорей найдешь!», вы тем самым просто перечеркиваете часть жизни своего ребенка, абсолютно все усилия, которые он потратил, и все находки, которые он обрел на совместном, допустим двухлетнем, пути, пройденном в дружбе с этим самым Игорем. И даже если Игорь теперь явно собирается переметнуться к кому-то еще, обретенные в дружбе с ним ресурсы и опыт остаются с вашим ребенком.
И третье: у нас должен быть план. Обсудите, что происходит. Если ребенок достаточно взрослый и интеллектуально силен, объясните ему про «социальные тренажеры». На самом деле дети очень любят знать «а что, собственно, со мной, с нами происходит». Потом узнайте, чего он хочет. Именно, чего он(а) хочет, а не чего хотите вы. Свои амбиции засуньте куда подальше. Это он учится, а не вы, вы учились четверть века назад. Кстати, своим опытом (в том числе и неудачным, и травматическим) тут вполне уместно поделиться.
Если ребенок скажет: «Я готова все терпеть и хочу сохранить отношения со Светой любой ценой. Я знаю, такой подруги у меня никогда не было и больше не будет!» — вы не будете хохотать как гиена над ее иллюзиями, а будете помогать дочери придумать и реализовать наименее затратный и наименее травматичный план по «сохранению и удержанию Светы». Если он говорит: «Я уже хотел бы от всего этого отвязаться, но не знаю как», — вы будете придумывать «как отвязаться» и поддерживать своего ребенка на этом пути. Когда будет трудно и захочется рявкнуть «прекратить все эти глупости, нечего ерундой маяться, лучше бы книжку почитала, уроки сделала или в комнате прибралась!» — вспомните о важных целях всего этого:
тренировка различных групповых социальных взаимодействий;
подход к формированию референтной группы (формируется на всю жизнь, и бывшие одноклассники, друзья по двору или из кружка в ней вовсе не редкость).
Что делать, если ребенок — «вершина треугольника»
«Здравствуйте. Я уже много лет читаю вас, но впервые захотелось добавить что-то к тому, что вы написали. Дело в том, что вся школьная жизнь у меня прошла в формате „третий лишний“, только я была в тройке всегда центровой. И вот эту-то роль вы опускаете в своем описании ситуации.
Мне всегда нравились девочки со странностями, сложным характером, то есть не такие, как все. В одной тройке у меня были, например, тихоня (которую я до сих пор подозреваю в одной из форм РАС) и оторва, занимающаяся проституцией с 14 лет. Мне было интересно с обеими. Они обе считали меня лучшей подругой. А как можно их совместить хоть в какой-то деятельности, непонятно совсем. Вот я и металась от одной к другой, то почувствую, что одну забросила, неделю гуляю только с ней, то понимаю, что второй внимания не хватает, бегу туда.
Если свести их вместе, то получается какая-то вымученная ситуация, а в школе все равно приходится быть втроем. Все это ужасно выматывало. Обижать никого не хотелось, но я же не могла разорваться. А потом еще тебе предъявляют претензии мамы, что ты, такая-растакая, забросила ее дочь, как только поманили с другой стороны.
В целом не знаю, как это все повлияло на мою жизнь. Но скажу одно, что всех подруг из всех треугольников я сохранила и после школы естественным образом смогла развести в разные ниши, так как больше не было общего места, которое вынуждало общаться вместе. Но главное, что я хотела сказать, что центральный, «главный» участник тройки может мучиться от всего этого не меньше, чем те, кто вроде как крайний и несчастный, которым манипулирует более сильная личность.
С уважением, Анна».
Прочитала я это письмо от Анны и практически сразу же нашла ответ на вопрос, почему я «пропустила эту роль в своем описании ситуации». Ответ очень простой: в детстве я много лет сама была «вершиной» такого треугольника. Никакой моей вины в сложившейся ситуации не было — с одной из девочек (назовем ее Викой) я жила «дверь в дверь» на лестничной площадке, и мы часто ходили друг к другу играть, а с другой (пусть она будет Люба) мы учились вместе в одном классе и играли во дворе. Мне нравились обе. К тому же Вика была на два года постарше, и дружба с ней считалась в нашем дворово-школьном социуме «престижной» — старшая к младшей считалось что всегда немного «снисходит».
Когда я пошла в первый класс, Викина бабушка некоторое время водила туда нас обеих (Вика тогда уже училась в третьем классе), забирая меня заодно из соседней квартиры. А потом, когда Вику в школу провожать перестали, мы, естественно, продолжали ходить туда вместе. Вике нравилось со мной ходить, потому что я уже тогда придумывала и рассказывала всякие истории, а иногда и просто «в лицах» пересказывала прочитанные мною книги.
Сама Вика читать не любила и книг «не по программе» почти не читала. Я же обожала фантастику, была записана в три библиотеки и в каждой брала на дом и прочитывала по максимуму книг, положенных мне на неделю (в то время в библиотеках был строгий лимит, отличавшийся для разных возрастов). В школе я старалась к Вике особо не лезть и наши особые отношения не демонстрировать (чтобы не «позорить» ее перед одноклассниками дружбой с «малявкой») и в основном общалась и гуляла по рекреации с Любой.
Люба и Вика между собой практически не общались. А мои, Викины и Любины родители находили то, что я дружу с обеими девочками, совершенно естественным.
А вот сами девочки были не столь лояльны. Вика время от времени язвительно «проезжалась» по моей дружбе с Любой: «Ну что ты в ней нашла? Она же глупая!» Я не знала, что делать. С одной стороны, надо возразить и вступиться за подругу. С другой стороны, страшно, что взрослая Вика обидится и со мной «раздружится». Я действовала то так, то эдак, что Вику, понятное дело, только раззадоривало. Люба же была более радикальна. «Вот скажи, мы с тобой — настоящие подруги?» — вопрошала она. «Да, разумеется, да!» — искренне соглашалась я. «А вот настоящие подруги, особенно если они живут в одном дворе, всегда ходят вместе в школу! — торжествующе, наставив на меня указательный палец, провозглашала Люба. — А ты ходишь с Викой! Значит, мы с тобой — не настоящие?! Тогда я с тобой больше не играю!»
Я пыталась устроить компромиссное хождение в школу втроем (ну подумаешь, полчаса в день, тем более что все эти полчаса я буду что-то рассказывать, а девочкам и вовсе делать ничего не надо), но Вика резко воспротивилась: «Нет, я с ней ходить не буду! И если ты со мной не хочешь…» — «Хочу-хочу-хочу!» — испуганно частила я. К тому времени мы ходили в школу уже лет пять, и престиж этой многолетней разновозрастной дружбы был в моих глазах весьма высок. Так и тянулось.
Не могу сказать, чтобы я от всего этого особенно «мучилась» (по выражению Анны), однако жизнь мне этот не по моей воле сложившийся «треугольник», несомненно, осложнял. Но полученный урок я, кстати, усвоила и впоследствии, ближе к средним и старшим классам, строила только личные двухсторонние отношения. Никаких, упаси господи, дружб «на троих». Что, разумеется, не уберегло меня от треугольников «любовных». Но это уже отдельная история.
Итак, у нас есть еще один персонаж. «Вершина» треугольника, тот, с которым хотят дружить сразу несколько детей, конкурирующих между собой за его или ее внимание
Во времена моего детства мир взрослых был бесконечно далек от мира «детской субкультуры» и никого из родителей наши переживания по поводу детской дружбы и вражды не интересовали. Да и нам самим не пришло бы в голову демонстрировать кому-то из взрослых свои чувства. Мир наших чувств, желаний и переживаний был от мира взрослых практически полностью закрыт. Их от нас, впрочем, тоже. И то, и другое обеим сторонам казалось абсолютно естественным. Про «поговорить с психологом» или «написать в соцсетях» тогда в принципе никто не слышал. У некоторых были личные дневники, которые тщательно прятали от чужих глаз и иногда, в качестве редчайшего исключения, давали прочесть страничку лучшей подруге.
Нынче многое изменилось, престиж и возможности «экспрессии чувств» возросли многократно и некоторые родители внимательно отслеживают «горизонтальную» социальную жизнь и переживания по этому поводу своих детей даже тогда, когда те уже вышли из возраста начальной школы.
Что же может предпринять родитель, если его ребенок оказался «вершиной треугольника» и «яблоком раздора» между претендующими на его внимание детьми?
Для начала посмотрите, нуждается ли ваш ребенок в вашем участии. Вполне возможно, что он сам вполне справляется с ситуацией, лавирует между двумя своими приятелями, как мы с Анной, и попутно обучается всяким социальным навыкам. Если дело обстоит именно так — оставьте его или ее в покое.
Если ребенок переживает, растерян, не знает, как поступить, и просит или требует вашей поддержки, то нужен всесторонний анализ ситуации. Кто на что претендует, какие есть временные и пространственные рамки общения, какие есть ресурсы? Чего хочет сам ваш ребенок? Все это можно даже записать.
Делитесь своим опытом с ребенком, если он у вас есть. Если вы в детстве были не «вершиной», а углами треугольника, то тоже обязательно делитесь — это может быть для вашего ребенка даже более важным: вы, значимый человек, расскажете ему, что чувствуют другие участники этой игры.
Если ребенок говорит, что он хотел бы сохранить все отношения и все они для него ценны и важны, тогда помогите ему составить план. Где, что и как из имеющихся у него ресурсов он может уделить тем и этим отношениям. Потом помогите ему сформулировать то, как он проинформирует об этих возможностях своих друзей.
На самом деле, если все четко проговорено («я хожу в школу и в кружок рисования с Аленой, потому что мы живем в одном доме и вместе там занимаемся, а в кружок юннатов я хожу с тобой, и по вторникам и пятницам после школы мы остаемся с тобой вдвоем в школьном дворе — поболтать и поиграть в мяч, Алены в это время с нами не будет, она ходит на английский, а все остальное школьное время придется общаться как-то втроем»), обид получается значительно меньше. Если получившаяся схема очень сложна и энергозатратна, поддержите своего ребенка вслух констатацией несомненного факта — он, его способности и его личностные качества привлекательны и интересны сразу многим. Это, конечно, большая ответственность, но и в некотором роде — признание достижений.
