По данным одного из проведенных в России опросов*, физическое насилие в семье допускают 39% сограждан. Вряд ли удивительно, что среди них преобладают мужчины. Многие считают, что эту проблему не нужно решать на государственном уровне или даже выносить на всеобщее обсуждение. Оправдание «сама довела» также довольно распространено, причем не только в России.
Проблема домашнего насилия общемировая, о ней периодически трубят европейские и американские СМИ. Психологи из США отмечают необходимость работы с пострадавшими — по некоторым данным, 25% женщин оказывались в положении жертвы.
«Мы познакомились в общей компании, он был очарователен — играл на гитаре, пел, говорил комплименты, провожал до дома, и тут же сыпались сообщения со всякими «мимими». На это он был мастер. Очень быстро сошлись, любовь была просто безумная — я рвалась к нему и в итоге уехала от родителей со скандалом — они были против того, чтобы мы так быстро стали жить вместе.
Мне было 18 лет, ему 25. Не считая школьных увлечений, это была моя первая любовь. Нет, не так, — Любовь с большой буквы. Но очень быстро выяснилось, что он не терпел, когда ему перечили. Мне были выделены обязанности — не только по дому, но и в сексе и в общении.
Первый раз он испугал меня, когда утром наорал за то, что я не так лежала и ему было неудобно. Потом остыл и даже извинился. Однако крика становилось все больше, по поводу и без. Иногда я не знала, какой будет реакция на совершенно простую вещь.
Например, он хотел, чтобы к нам пришли гости и я приготовила суши. Я ответила, что не умею, и предложила заказать (за мой счет). Он устроил мне истерику, практически убедив, что я ничего не стою как женщина и хозяйка. При гостях он был мил со мной — мне даже казалось, что я просто сошла с ума и этой ссоры вообще не было. Но она была. И другие тоже.
Наверное, я привыкла к тому, что он может взорваться. Не сразу заметила, что живу в постоянном страхе. Когда он в какой-то момент ударил меня кулаком в лицо, я стала собирать вещи. Он отнял телефон и не дал позвонить родителям, запер в квартире и ушел с ключом. Потом вернулся и, рыдая, стал кричать мне, что я его предаю, что я не люблю его по-настоящему и никогда не любила, и так далее. Я должна была почувствовать себя виноватой.
Через сутки выяснения отношений я была в таком вымотанном состоянии, что помирилась. Но не простила. Просто… как будто стало все равно, лишь бы он перестал. Ушла я через месяц, после того как он в ссоре схватил нож. Меня как будто перемкнуло. Подумала, что он мог бы меня убить. И что это было бы так… глупо, что ли. Вот так умереть. И что-то во мне поднялось, какой-то протест.
Постаралась помириться с ним для виду и дождалась, когда он уйдет. Покидала вещи в сумку и тихо сбежала домой. Родителям я так и не рассказала обо всем — они думают, мы просто поссорились и расстались. Мне стыдно говорить — ведь это я сама влезла в такую пакость».
Любовные отношения, в основе которых должны лежать доверие и безопасность, для пострадавших превратились в поле битвы
История Ирины (имя изменено по просьбе девушки) не уникальна. К сожалению, разрыв с насильником не означает, что все закончилось. Проблема в том, что эти ситуации, как правило, серьезно травмируют и последствия остаются на много лет, если не на всю жизнь.
Любовные отношения, в основе которых должны лежать доверие, добрые чувства и безопасность, для пострадавших превратились в поле битвы, где сила на стороне противника, а психологические и порой физические раны еще долго напоминают о себе. Тяжелые воспоминания, ночные кошмары, эмоциональные вспышки, панические атаки — пережитый опыт выливается в симптомы ПТСР (посттравматического стрессового расстройства).
Последующие отношения Ирины не складывались — даже сознательно выбирая безопасных мужчин, она переживала страх каждый раз, когда возникала необходимость отказываться или не соглашаться с ними. Отдельные слова или ситуации становились триггерами и вызывали у нее панические или агрессивные реакции, к удивлению новых партнеров.
Дело в том, что в большинстве подобных случаев адаптивный механизм психики — избегание. Мозг старается минимизировать тяжелые переживания и стресс, связанный с травмирующими событиями, и дает команду «бежать», метафорически или буквально. В поведении бывшей жертвы это может проявляться как уход в себя вплоть до внешнего «бесчувствия» при возникновении намека на конфликт либо иной вариант дистанцирования.
В некоторых случаях человек оказывается неспособным на доверие и близость и убегает из отношений, даже если насилия или абьюза в них в реальности нет. По этой причине избегание мешает адаптации — усиливает социальную изоляцию человека. Это также не способствует исцелению от травмы, поскольку «вылечиться» от последствий домашнего насилия можно, именно вступая в безопасные доверительные отношения.
В процессе травматерапии они могут выстраиваться с психотерапевтом, и довольно часто в результате долгой работы пострадавший освобождается от прошлого, обретает способность выстраивать новые отношения. А тяжелый опыт уже не мешает, а помогает соблюдать осторожность и не выбирать потенциально опасных партнеров.
По обе стороны океана жестокое обращение в семье по-прежнему стигматизировано. Пострадавшие зачастую не решаются никуда обратиться. Как Ирина, они испытывают стыд, добровольно разделяя с насильником ответственность за ситуацию.
Кто-то воспитан с мыслью, что это нормально. Нередко окружение таково, что бежать за помощью некуда или не к кому. Иногда люди просто не представляют себе, куда в принципе обращаться. Как уже было сказано, в ответ на откровение могут услышать что-то в духе «сама довела», «не выноси сор из избы», «мы терпели — и вы потерпите», и так далее.
«Тема сложная и требует развития, — говорит гештальт-терапевт Анастасия Гурнева. — Должно быть законодательство, которое бы гарантировало наказание за насилие, особенно в семье.
Сознание людей постепенно меняется, многие истории выносятся на обсуждение СМИ и перестают восприниматься как норма. Обнадеживающие перемены могут сыграть свою роль, когда человек решает выйти из отношений насилия и предать свою историю огласке. Иногда в этом есть личный смысл — перестать замалчивать, остановить насилие, вернуть ответственность за произошедшее агрессору. Ведь для того, чтобы сделать заявление, нужно много смелости и готовности встретиться с осуждением — «бьет, значит любит», «сама виновата» и прочее пристыживание.
Хорошо, что сейчас есть организации, готовые помочь — например, фонд «Насилию.нет» может предоставить бесплатную консультацию юриста, оказать бесплатную психологическую помощь, поддержать участием в группах поддержки. Развиваются, но пока мало где, программы психологической работы с самими абьюзерами.
Важно искать новые причины для самоуважения, веру в свои силы — на психологическом уровне, жилье и работу — на материальном
Что касается психологической помощи жертвам, то она будет разной на разных этапах. Если женщина все еще состоит в токсичных отношениях, важно помочь ей осознать, что она находится в «цикле насилия». Показать, как и почему эти циклы повторяются.
Например, в истории Ирины фаза примирения связана с истощением после конфликта и обещаниями абьюзера, что такое больше не повторится. Потом наступает фаза сближения, которая превращается в «медовый месяц», дальше напряжение снова растет — и все повторяется.
Жертве важно понять, на какой стадии цикла сейчас находится она. Это понимание поможет увидеть отношения со стороны, обнаружить четкую повторяемость ситуаций и задуматься о выборе: точно ли оно того стоит?
Если отношения закончились недавно, важна всесторонняя поддержка. Часто оказывается, что за время отношений были разорваны связи с друзьями, родственниками и другими людьми, которые могли бы помочь словом и делом. Жертва зачастую теряет ощущение своей автономии, ей бывает сложно найти силы, чтобы учиться жить заново, вне отношений — не ради другого, а для себя.
Важно искать новые причины для самоуважения, веру в свои силы — на психологическом уровне, жилье и работу — на материальном. Если старые отношения оборваны давно, но все еще «фонят» страхами, не давая выстроить счастливые новые, то можно работать с психологом. Исследовать, что такое безопасность, как ее узнавать в отношениях, можно ли расслабляться, если нет абсолютного доверия. А его, очевидно, не бывает на все сто ни в одних отношениях двух взрослых людей.
Также важное направление в работе со специалистом — как отпустить воспоминания, связанные с прошлыми отношениями, простить себя, присвоить себе силу. Ведь на самом деле женщина давно спаслась и уже не там, так для чего сейчас нужны бдительность, недоверие, какую функцию они выполняют в текущих отношениях? Как они не позволяют возникнуть отношениям близости?
Крайне важно осмысление, какой опыт был приобретен в тех отношениях. Чем сейчас отличается мир пострадавшей, достаточно ли в нем поддержки, уверенности в себе, близости с другими людьми? Чего она хочет от настоящего, каких отношений? Есть ли они сейчас, можно ли позволить себе расположиться в них, как дома, не оглядываясь все время на партнера в ожидании повтора травмировавшей истории?»
Если вы стали жертвой домашнего насилия, то можете обратиться за поддержкой, позвонив по следующим телефонам:
- Единый телефон доверия МЧС +7 (495) 400-99-99;
- Московская службы психологической помощи +7 (499) 173-09-09.
- Центр по работе с проблемой насилия «Насилию.нет»: 8 (495) 916-30-00;
- Независимый благотворительный Центр помощи пережившим сексуальное насилие «Сёстры»: 8 (499) 901-02-01;
- Первый Всероссийский бесплатный телефон доверия для женщин, переживших домашнее насилие: 8 (800) 700-06-00.
* Опрос 1792 человек проводился по телефону агентством «Михайлов и Партнеры. Аналитика» в марте 2019 года. 2/3 опрошенных считают, что женщины провоцируют насильников сами, 31% — что необходимо решение на уровне государства, 29% — за общественное обсуждение, 40% назвали домашнее насилие одной из важнейших социальных проблем.
Об эксперте
Анастасия Гурнева — гештальт-терапевт. Подробнее на