Как современное общество отучило мужчин плакать

Мужчины не плачут. Эта установка прочно укоренена в нашей культуре. Допустимый минимум: скупая слеза на похоронах или влага в уголках глаз, когда нечаянно прищемил палец. Но в целом от мужчины ждут контроля над эмоциями. Плач и тем более рыдания – это для девочек.

И это не просто наши представления – это научный факт. Данные Немецкого офтальмологического общества подтверждают: женщины плачут в пять раз чаще, чем мужчины, и в среднем в два раза дольше. Расхождение так распространено, что мы считаем его естественным, заложенным в нас природой.

Но так было не всегда. В прошлом, если мужчина плакал, это не считалось зазорным, а было нормой. В гомеровской «Илиаде» описано не меньше трех эпизодов, когда вся греческая армия в едином порыве заливается слезами. Рыдает царь Приам, предчувствуя гибель сына. Рыдает растроганный Ахилл, когда Приам приходит отдать ему тело Гектора. Конечно, мы не можем быть уверены, что все происходило так, как описывает Гомер. Но, без сомнения, с точки зрения древних греков его персонажи ведут себя как истинные герои.

В средневековых исторических сагах мы постоянно натыкаемся на упоминания о плачущих мужчинах. В «Песне о Роланде» плачут лорды, сам император Карл Великий, а «с ним плачет вся стотысячная рать». И это происходит не только в момент скорби об умершем Роланде, но еще раньше – когда Карл только беспокоится о том, что его любимый племянник попал в западню. Автор не только не пытается затушевать эти моменты, но всячески подчеркивает их. Благородный муж, который выражает свою боль слезами, – образ достоинства, а не слабости.

Мужчина-герой, плачущий навзрыд, – явление не только западной культуры. В японских эпических сочинениях самураи демонстративно плачут по любому поводу. Вот типичная реакция на смерть военачальника из «Истории Хэйке»: «Люди, сроднившиеся за долгие годы службы, все, вплоть до пажей и по­гонщиков волов, плакали, горюя о дайнагоне; не было ни одно­го человека, чьи рукава не увлажнились бы пролитыми слезами».

Во всех этих историях нет ни одного указания на то, чтобы мужчина пытался сдерживать слезы. Никто не притворяется, что ему в глаз попала соринка. Никто не говорит виновато: «Простите, мне нужно в уборную». И, что важно, никто из друзей и соратников не смеется над ними, не дразнит их «нюнями». Для всех это достойный способ выражения чувств.

В Средние века люди проводили жизнь в окружении тех, кого они знали с рождения. Типичная деревня насчитывала 50-300 жителей, большинство из которых были связаны узами кровного родства или брака. Монарший двор также был очень интимным пространством. Приближенные имели доступ в спальню королей, где часто и решались государственные дела.

Но между XVIII и XX веками население стремительно урбанизировалось. В городах люди должны были жить в окружении тысяч незнакомцев. К тому же изменения в экономике повлекли за собой перемены в поведении. На фабриках и в офисах проявление эмоций и даже частные беседы не поощрялись – считалось, что они отнимают драгоценное время. Хотя женщины тоже работали на заводах, им чаще отводилась традиционная роль хранительниц очага.

К чему привел этот поворот? Принес ли новоявленный мужской стоицизм больше вреда – или пользы? С одной стороны, мы избавлены от чувства неловкости при виде того, как по лицу коллеги катятся слезы. Эта неловкость – результат нашей естественной способности к эмпатии. Мы не можем спокойно смотреть на чужую боль.

Кроме того, слезы – отличный инструмент манипуляции. Некоторые психологи даже считают его врожденным. Дети плачут, когда они голодны, чувствуют боль или дискомфорт. Это вызывает у взрослых ответную реакцию – желание позаботиться. В какой-то момент плач «хочу есть» превращается в плач «купи игрушку». Некоторые овладевают этим приемом настолько, что впоследствии даже добиваются слезами повышения на работе.