Как понять, что перед нами плохой психолог?

«Вполне допустимо, что клиент в какой-то момент будет чувствовать себя хуже, — подтверждает юнгианский аналитик Татьяна Ребеко. — Нередко это происходит после самых важных, трансформирующих сеансов. Можно сравнить это с хирургией: после операции нам больно, но сама она приносит исцеление».

«Отличие хорошего психотерапевта от плохого в том, что первый не только вскрывает «гнойник», но и умеет залечить рану», — рассказывает Татьяна Ребеко. Если и есть какой-то критерий, говорят наши эксперты, так это ощущение, что нас понимают и принимают, что нас готовы эмоционально поддержать, что мы, может быть неожиданно для себя, рассказываем психологу то, что не говорили никому другому, в чем не признавались даже себе.

В отношениях между психотерапевтом и пациентом есть некая «химия», это своего рода «история любви». А значит, ни один, даже самый профессиональный и талантливый психолог не может быть хорош для всех клиентов. Тот, кто вытащил нашего знакомого из депрессии, возможно, не подойдет нам.

Он не включен в разговор

Что, если психолог кажется нам слишком сдержанным, холодным или, наоборот, фамильярным, например сразу переходит на «ты»? «Здесь важное слово — «слишком», — подчеркивает Татьяна Ребеко. — Невозможно разговаривать ни когда между нами километр, ни когда мы уткнулись друг другу в лицо.

Нужно найти дистанцию, на которой проходит звук души. И этот процесс взаимной подстройки происходит на всем протяжении терапии». Но многое в манере психотерапевта зависит от того, к какому направлению он принадлежит, предупреждает Александр Орлов: «Целый ряд школ предпочитает работать в отстраненной манере, исключительно за счет препарирования, анализа ситуации клиента».

«Так что вовсе не обязательно психотерапевт, не проявляющий эмпатии, — плохой, — продолжает Александр Орлов. — Важно, совпадаете вы или нет». Однако в любом случае мы вправе ожидать от психолога, что во время сеанса его внимание будет принадлежать только нам.

Поэтому, например, недопустима ситуация, когда он не отключает телефон, принимает звонки или отвечает на сообщения. «Это нарушение этики, и не только профессиональной, — говорит Орлов. — Конечно, возможна форс-мажорная ситуация, когда психолог не может пропустить важный звонок, но тогда необходимо заранее обговорить это с клиентом».

Он отказывается рассказывать о себе

Бывает, под предлогом сохранения нейтралитета психотерапевты отказываются рассказывать о своей профессиональной биографии, сообщать, к какому направлению они принадлежат. Между тем мы имеем право знать, кому доверяем свою душу.

С другой стороны, и выставленные напоказ дипломы сами по себе не причина для безоговорочного доверия: можно быть дипломированным специалистом, но так и не стать хорошим практиком. А вот нежелание отвечать на личные вопросы уже нельзя трактовать однозначно.

Многое зависит от направления, в котором работает специалист. «Меня не смущают вопросы клиентов, в том числе и личные, — говорит Александр Орлов. — В конце концов, клиент часами рассказывает мне о себе, и если я отказываюсь отвечать на встречный вопрос, ситуация получается несбалансированной. Доверительность в этом случае страдает».

А с точки зрения юнгианского аналитика, о личном клиенту лучше не рассказывать, это мешает терапии. Хотя и абсолютная закрытость тоже ни к чему: это может создать дистанцию, непереносимую для клиента.

«Если у нас возник так называемый терапевтический альянс, то не будет ничего страшного, если я упомяну что-то личное. Но в целом, если клиент задает мне личный вопрос, например сколько мне лет, то меня будет интересовать, почему он об этом спросил, — уточняет Татьяна Ребеко. — Скорее всего, за этим кроется проблема, которая его беспокоит».

Он осуждает нас

«Когда я родилась, ухаживать за мной маме помогала ее ближайшая подруга, — вспоминает 47-летняя Галина. — Я получила очень много любви с двух сторон. Когда я рассказывала об этом психологу, то в ответ услышала: «Как можно было доверить ребенка кому-то другому?! Не представляю, чтобы моя мать так поступила!» Прошло уже лет десять, а я остро помню, как меня ранили эти слова в адрес дорогих для меня людей». Апеллировать к собственному опыту специалист ни в коем случае не может.

«Я не могу ни осуждать, ни хвалить клиента или его близких, — комментирует Татьяна Ребеко. — Я просто свидетель, моя задача, подобно эху, вторить тому, что он говорит, может быть, чуть усиливая, делая более выпуклыми его эмоции: «Я правильно услышала, что вы сейчас испытываете негодование?»

Если психолог раздает оценки, мы вправе усомниться в его профессионализме, соглашается Александр Орлов: «Как только появляются оценки, мы оказываемся на территории, условно говоря, педагогики или воспитания, где есть стандарты того, что хорошо и что плохо. В обычной жизни наше общение переполнено оценками. Но это не имеет никакого отношения к психотерапии».

Он пренебрегает конфиденциальностью

«Мой психотерапевт иногда приводил мне примеры из жизни других своих клиентов, — вспоминает 35-летний Павел. — С одной стороны, это мне помогало: я понимал, что кто-то смог успешно справиться с такими же проблемами, как у меня. Но потом всегда возникало опасение: а если терапевт и обо мне рассказывает другим клиентам?»

Здесь тоже очень тонкая грань: что можно и чего нельзя говорить о других. «В некоторых случаях мы можем привести пример, чтобы показать клиенту: смотрите, такое бывает не только с вами, — объясняет Татьяна Ребеко. — А иногда таким образом мы поддерживаем себя: я это уже умею, я с этим уже справлялась. И тогда клиент тоже чувствует себя уверенней».

Но здесь действует жесткое правило: в рассказе не может быть никаких деталей, указывающих на конкретного человека. Право клиента на конфиденциальность незыблемо.

Он нарушает табу

Все знают, что переход от терапии к сексуальным отношениям недопустим. Но это лишь частный (хотя, может быть, и самый вопиющий) случай общего правила: недопустимо использовать клиента в своих целях, трансформировать терапевтические отношения в любые другие.

С клиентом-врачом нельзя консультироваться по поводу болезней, с клиентом-политиком — вести диспут, бизнесмена привлекать в деловые партнеры… Психотерапевт и клиент не могут поддерживать какие бы то ни было отношения вне кабинета, приятельство и дружба между ними исключены.

Он не может закончить терапию

45-летняя Евгения посещает психотерапевта уже 7 лет. Она жалуется, что не видит особого прогресса. На что тот отвечает: «Мы застряли, потому что вы не справились со своей скорбью после смерти матери». Иногда она бунтует и хочет поработать с кем-то еще, но не решается уйти. Отношения психотерапевт–клиент создают зависимость: мы нуждаемся в них для нашего благополучия.

Для самых уязвимых психотерапевт долгие годы служит чем-то вроде костыля, «вспомогательного «Я». Если лечение продолжается дольше, чем предполагалось, это не означает автоматически, что психотерапевт плохой. Но если вы однажды попробуете взлететь на собственных крыльях (даже если потом потребуется вернуться к лечению), а терапевт начнет убеждать вас, что этого делать нельзя, то, возможно, он нуждается… нет, не в деньгах клиента, как может заподозрить кто-то, а в нашей зависимости.