Дэнни Гудман всегда отличался душевностью и уравновешенностью. Когда его дети были маленькими, он покупал им шоколадное молоко перед ужином, объясняя это тем, что важно вкушать сладость жизни. Семейные обеды сопровождались бурными дебатами о прочитанных книгах и текущих событиях — Дэнни поощрял чтение, любознательность и дискуссии. Дочерям так нравился его мягкий характер, что они прозвали его Пушистиком и даже спустя годы, когда они повзрослели, а он стал мужчиной средних лет, продолжали так его называть. «Совершайте ошибки, — говорил он своим детям. — Признавайте их. Делайте выводы. А потом двигайтесь дальше и совершайте новые ошибки».
Прирожденный экстраверт, Дэнни был чрезвычайно успешен в бизнесе. Он купил 19 закусочных Burger King, а потом продал их и вложил деньги в 37 ресторанов Wendy’s. Он приобрел гриль-бар Ground Round, магазин постельного белья и центр декоративно-прикладного искусства. В 1990-е годы один деловой журнал назвал его «волшебником от бизнеса», но Дэнни ответил: «Мне кажется, это звучит слишком пафосно. В том, что я делаю, нет никакой магии».
В 2012 году в известном ИТ-журнале была опубликована статья о новом предприятии Дэнни — сайте, на котором каждый день продавался какой-то один сорт вина, пока не заканчивался его запас. В статье рассказывалась невероятная история успеха Дэнни и его брата: обоим за 60, оба не разбираются в компьютерах и при этом сумели создать один из самых прибыльных интернет-магазинов по продаже вина в стране. Всего за несколько лет существования компания выросла во многомиллионного гиганта с десятками тысяч клиентов.
В том возрасте, когда многие уже сворачивают карьеру, Дэнни свою только развивал
«Мне нужен финансовый директор, — сказал Дэнни своему сыну Расселу вскоре после создания винной компании. — Я бы хотел, чтобы им стал ты». Рассел был похож на отца: с таким же живым лицом и широкой душой, открытый, общительный, мгновенно располагающий к себе. У него была докторская степень по молекулярной патологии, степень MBA в сфере финансов, резюме пестрело наградами за научные достижения. За всю свою жизнь Рассел не продал ни одной бутылки вина, он никогда не руководил компанией, работающей напрямую с клиентами, но хотел, чтобы эта новая компания осталась в семье. Прислушавшись к просьбе отца, Рассел оставил фармацевтические исследования и занялся продажами вина.
Через полгода Дэнни стал меняться. Он перестал обнимать Рассела. Он заказал сотни DVD, импульсивно нажимая на кнопку «Купить» по шесть-семь раз, и, к ужасу его супруги, из почтового ящика вываливались пачки одинаковых дисков. Он тратил тысячи долларов на обувь и ел огромное количество пиццы, совершенно не считаясь ни с худеющим банковским счетом, ни со своим растущим животом.
На работе, глядя на финансовый отчет за февраль, Дэнни спрашивал, куда подевались данные за 29-е и 30-е число. Он написал с ошибкой слово «каберне» на главной странице сайта компании и усыпал прейскурант вин восклицательными знаками: «Пино!!! Гриджио!! Ме!! рло!!!!» Он в последнюю минуту вносил изменения в планы поставок, так что компания оказалась завалена заказами, которые не могла выполнить. Если ему звонили, телефон трезвонил, пока вызов не уходил в голосовую почту, — Дэнни больше не считал себя обязанным снимать трубку.
Однажды утром Рассел застал своего отца за просмотром порнографии на рабочем компьютере
Монитор был развернут в сторону двери в кабинет, и это видели все, кто проходил мимо. Сотрудники краснели. Разговоры смолкали. Рассел сделал ему замечание, но Дэнни начал доказывать, что не занимается ничем неуместным. «Это моя компания! — кричал он. — Что хочу, то и делаю!»
Озадаченный участившимися неприятностями и зажатый в тиски противоречия между бизнесом отца и его нежеланием прислушаться к чьему-либо мнению, Рассел сделал фиктивный сайт компании, чтобы отец работал на нем. Каждое утро Дэнни включал компьютер и видел на экране привычный набор кнопок и текстовых окон. Система функционировала точно так же, как и старый интерфейс, за исключением одной детали, о которой Дэнни не подозревал: внесенные им изменения не сохранялись на сайте. Так в возрасте 62 лет он был незаметно отправлен в отставку.
Похоже, у каждого имелось свое мнение относительно того, почему изменилось поведение Дэнни. Невролог диагностировал синдром дефицита внимания и порекомендовал обратиться к психотерапевту на предмет депрессии. Друг семьи был убежден, что всему виной проблемы с желудком. Еще один знакомый считал, что эти симптомы связаны с заболеванием позвоночника.
Докторская степень Рассела по биологии направила ход его мыслей в другое русло — он заподозрил, что проблемы отца могут иметь генетическую природу. У деда Дэнни со стороны матери в раннем возрасте началась деменция. Двоюродный брат по той же линии потерял способность говорить, а дядя, как рассказывали в семье, скончался от редкого вида деменции — болезни Пика. Рассел задумался, не связаны ли эти три необычные истории с его семейной ДНК и не унаследовал ли Дэнни эту болезнь.
С растущей тревогой Рассел осознал, что в какой-то момент недуг может поразить и его
Болезнь, преследовавшая семью Гудман, была впервые описана более века назад строгим и консервативным немецким психиатром Арнольдом Пиком. Пик был библиоманом, знал множество языков, и все поверхности в его доме были завалены книгами. «Дорогой, если так будет продолжаться, — воскликнула однажды его жена, — я заберу детей и уеду, а ты оставайся тут со своими книгами».
С академической точки зрения Пика взрастили короли нейроанатомии. В 1874 году он работал под началом Теодора Мейнерта, выяснившего, какая именно часть мозга играет важнейшую роль в работе памяти. Пик занимался исследованиями вместе с Карлом Вернике, выдающимся экспертом в области биологии языка. Он был практикующим врачом под руководством Карла Вестфаля, который описал теперь уже хорошо известную группу нервов, управляющих движениями глаз.
Имена всех троих его наставников связаны с важными структурами головного мозга, и память о них увековечена в медицинских учебниках, которыми пользуются до сих пор. К концу карьеры Пика его имя тоже станет синонимом серьезной неврологической патологии.
Однако карьера Пика была ограничена недостатком средств и бюрократией. В 1875 году, окончив медицинскую школу, он устроился на работу в мрачного вида психиатрическую лечебницу в центре Праги, на улице Катержинска. Здание было старым, грязным и настолько переполненным пациентами, что по вечерам сотрудники стелили для них матрасы между кроватями. Политическая напряженность и языковой барьер между немецкоязычным персоналом и пациентами, говорящими на чешском языке, очень затрудняли взаимодействие — пациенты воспринимали врачей как оккупантов, захвативших их в плен.
«Das muss jetzt ertragen werden», — говорил Пик, огорченный тем, что приходится тратить время на политику. «И это тоже надо пережить»
Со временем Пик стал профессором, склонным к академической осторожности, который предпочитал консервативную интерпретацию фактов риску научной неточности. Он отказался от написания учебника, боясь изложить как истину то, что впоследствии будет опровергнуто. Он полагал, что существуют тайны, разгадать которые не под силу ни науке, ни философии. «Ignorabimus», — говорил он на латыни, цитируя знаменитого ученого столь же консервативных взглядов. «Мы никогда не узнаем».
В работе Алоиса Альцгеймера резкий сдвиг произошел благодаря Августе Детер, а в исследованиях Пика таким же переломным моментом стал случай его пациентки Анны Жиринец. Анна, 75-летняя жена портного, поступила в клинику Пика в 1900 году после того, как соседи обнаружили ее блуждающей по их территории.
Она была образованной и до недавнего времени вела спокойную размеренную жизнь, но в последние три года в ее поведении появились странности. Она выдергивала овощи у себя в саду и ничего не сажала взамен, оставляя разрытую землю. Она убегала из дома без всякой причины и бесцельно бродила по пыльным дорогам и чужим участкам, пока не натыкалась на кого-то знакомого, кто приводил ее назад к мужу. Родные гадали, не оглохла ли она, — казалось, она не понимала ни слова, когда ее бранили. Окружающие считали, что она помешалась.
Когда Анна беседовала с Пиком первый раз, ее речь была мешаниной бессмысленных фраз. «Иисус Мария, там нет одежды!» — сказала она, разозлившись на то, что работники больницы забрали ее одежду, подписали и убрали в чулан.
Когда Пик спросил, сколько ей лет, она ответила: «Бедняжка умерла, малышка Анна не умерла»
Наблюдая за речью Анны, Пик обнаружил нечто необычное: она плохо понимала, что ей говорят, и не помнила названия предметов, но в остальном ее умственные способности не пострадали. Она могла объясниться жестами. Она помнила недавние события — например, где спрятала монету несколько дней назад. У большинства пациентов с деменцией, таких как пациентка Альцгеймера Августа Детер, к моменту возникновения проблем с речью уже наблюдалась выраженная потеря памяти. А у Анны, несмотря на серьезные проблемы с речью, память все еще работала хорошо.
Спустя четыре года Анна скончалась в той же больнице, где ее оставил муж. По просьбе Пика ее мозг был извлечен и доставлен в лабораторию для изучения. Увидев его, Пик начал понимать, что случилось с Анной.
Обычно наш мозг остается более-менее симметричным на протяжении всей жизни, а у Анны левое полушарие весило на 13% меньше, чем правое. Левая височная доля, управляющая речью, усохла. Это объясняло, почему у Анны возникли трудности с речью и пониманием окружающих. Она не оглохла, как думали ее родные. Ее уши работали хорошо. Она просто утратила способность понимать человеческую речь.
Случай Анны поставил под сомнение одну фундаментальную идею, которую Пик на протяжении долгого времени считал неоспоримым фактом. На протяжении десятилетий его наставники в области нейропсихологии делили заболевания мозга на две категории: очаговые и диффузные.
Очаговые процессы, такие как опухоли или инсульты, поражают определенный участок без ущерба для остального мозга
Причина повреждения при этом видна невооруженным глазом, и неврологическое обследование пациента покажет нормальные результаты, за исключением тех, которые непосредственно связаны с поврежденным участком мозга. Поражение, как и его структурная причина, в этом случае ограничено какой-то одной областью мозга.
Диффузные процессы поражают весь мозг без разбора, из-за чего он уменьшается в объеме, как ледяная скульптура в теплом помещении. Наставники Пика считали старческую деменцию исключительно диффузным процессом, которая примерно с одинаковой скоростью воздействует на все области мозга до единого нейрона.
Случай Анны говорил, что существующее убеждение могло быть ошибочным. Пик не увидел никаких признаков инсульта или опухоли, которые могли бы объяснить разницу в весе между левым и правым полушариями ее мозга. Он считал, что единственной причиной, по которой левая височная доля мозга усохла, а весь остальной мозг остался практически нормальным, была старческая деменция. Вопреки тому, чему его учили, Пик предположил, что деменция не всегда представляет собой диффузное заболевание. Она может иметь и очаговый характер, как инсульты и опухоли.
Пик знал: доказать, что случай Анны не единичен, можно, лишь найдя других пациентов с такой же картиной заболевания. Чтобы быть уверенным в неопровержимости своих выводов, он за 14 лет описал больше дюжины пациентов, у которых, как у Анны, лобные или височные доли мозга усохли больше, чем весь остальной мозг. В каждом из этих случаев симптомы пациентов соответствовали пораженной области мозга
Те, у кого были уменьшены височные доли, испытывали трудности с речью, а пациенты со слабо выраженными лобными долями страдали дезорганизацией и расторможенностью
В конце концов работа Пика привлекла внимание Алоиса Альцгеймера, который к тому времени уже прославился открытием болезни, получившей его имя. Альцгеймер был моложе Пика более чем на 10 лет, но уже стал знаменитостью с колоссальными академическими и финансовыми ресурсами.
У него был доступ в огромную лабораторию с самым современным оборудованием, Пик же работал в плохо приспособленном помещении с тремя заваленными столами, за которыми плечом к плечу теснились студенты. В то время как Пик нуждался в жаловании, чтобы кормить семью, Альцгеймер много лет работал бесплатно и жил на наследство своей покойной жены. Пик описывал случаи с необычными симптомами, но только у Альцгеймера было достаточно ресурсов на проведение планомерного микроскопического исследования этого феномена.
А посему неудивительно, что микроскопические признаки, характерные для случаев, описанных Пиком, обнаружил не Арнольд Пик, а Алоис Альцгеймер. Альцгеймер нашел двух пациентов с симптомами, похожими на симптомы Анны. После смерти этих пациентов он принес их мозг к себе в лабораторию, чтобы рассмотреть его мельчайшие структуры под микроскопом — точно так же, как в свое время изучал мозг Августы Детер, чтобы найти в нем клубки и бляшки.
Альцгеймер предполагал, что у этих пациентов бляшки и клубки могли распределяться неравномерно и что усохшие доли мозга будут содержать больше аномальных структур, чем те, которые сохранили нормальный размер. Но вместо этого Альцгеймер обнаружил нечто поразительное: в лежащем перед ним образце не было тех нитевидных клубков, которые он обнаружил 10 годами ранее в мозге Августы.
Отсутствовали и бляшки, похожие на семена, которые к тому времени уже считались определяющими признаками болезни Альцгеймера
Вместо бляшек и клубков Альцгеймер увидел внутри нейронов этих пациентов темные овальные пятна. «Вопрос состоит в том, — писал он в 1911 году, — считать ли болезнь этих пациентов старческой деменцией». Пик обнаружил неизвестный вариант старой болезни или открыл совершенно новую?
К 1922 году заболевание, описанное Пиком, получило известность как болезнь Пика, что никак не отражало вклада Альцгеймера в это открытие. Имя Пика, как и имена его учителей, оказалось вписано в историю неврологии вместе с неизвестным ранее видом деменции, который вскоре признали отдельным от болезни Альцгеймера заболеванием.
Через год Пик посетил концерт, где исполняли Бетховена, струнный квартет No9 (из цикла «Разумовский»). Потрясенный звучанием, он повернулся к дочери со словами: «Das ist zum Sterben schön». «Это так прекрасно, что и умереть не жаль». В тот момент Пик был здоров, но этот концерт стал последним, который он посетил в своей жизни. Через год его мочевыводящие пути закупорил камень. Во время операции разразилась гроза, в главной больнице Праги отключилось электричество, и хирургу пришлось работать при свечах.
В течение нескольких следующих дней по всему организму Пика распространилась инфекция. Врачи ничем не могли ему помочь — до изобретения антибиотиков оставалось еще не одно десятилетие. У постели Пика собрались его родные и двое учеников, когда он, полностью осознавая приближающуюся смерть, покинул этот мир.
После смерти Пика открытая им болезнь стала предметом всеобщего недоумения. Оказалось, что темные овальные пятна, обнаруженные Альцгеймером под микроскопом, редко встречаются в мозге людей с симптомами, описанными Пиком.
К сожалению, Альцгеймер имел дело с нетипичными случаями болезни Пика
Отсутствие идентифицирующего микроскопического признака привело к тому, что в последующие полвека исследования, связанные с болезнью Пика, проводились беспорядочно и бессистемно. Предполагаемые случаи фиксировались по всему миру под множеством нелепо громоздких названий, таких как «растормаживательно-деменционно-паркинсонически-амиатрофический комплекс», «быстропрогрессирующий аутосомный доминантный паркинсонизм и деменция с паллидо-понто-нигральной дегенерацией» или «наследственная мультисистемная таупатия с пресенильной деменцией». В отсутствие единой терминологии было невозможно понять, сколько же болезней на самом деле открыл Пик — одну или несколько.
Только в 1990-е годы, применив технологию, которую команда Нэнси Векслер использовала для поиска гена болезни Хантингтона, исследователи начали понимать весь масштаб заболевания, описанного Пиком. Работая независимо друг от друга, восемь исследовательских групп из разных стран наблюдали семьи, в которых проявлялись те же симптомы, что и у пражских пациентов Пика.
Постепенно все группы пришли к одному и тому же выводу: изучаемая болезнь, которую к тому времени для краткости стали называть лобно-височной деменцией, была связана с маленьким участком ДНК в средней части хромосомы 17. У всех пациентов с этим заболеванием присутствовала мутация одного и того же гена. Под микроскопом было видно, что в мозге каждого из них скопились одни и те же аномальные молекулы белка. На краткий миг воцарилось единство мнений. А потом все рухнуло.
В 2006 году ученые обнаружили в хромосоме 17 еще один ген, вызывающий симптомы лобно-височной деменции
Этот новый ген, получивший название GRN, приводил к накоплению белка, отличного от того, который был открыт ранее. Полученные в дальнейшем данные показали, что симптомы лобно-височной деменции с одинаковой степенью вероятности могут быть вызваны как одним, так и другим белком. Этот результат наконец дал ответ на вопрос, над которым ученые ломали голову не одно десятилетие: с молекулярной точки зрения Пик фактически открыл более чем одно заболевание.
Примерно в этот период Дэнни Гудман, все более и более теряющий адекватность основатель многомиллионной компании по продаже вина, наконец согласился показаться неврологу, который специализировался на когнитивных расстройствах. Глядя на снимки мозга Дэнни, врач сразу же определил, где кроется проблема. Так же, как в случае Анны Жиринец, произошло усыхание одной из областей мозга, очаговый процесс в мозге Дэнни постепенно уменьшал лобные и височные доли. А когда врач услышал семейные истории о специфических случаях деменции в роду Дэнни, он заключил, что все эти симптомы появились неслучайно. Вероятнее всего, болезнь Дэнни возникла в результате мутации ДНК.
Врач оказался прав. В семье Дэнни Гудмана передается по наследству мутация гена GRN в хромосоме 17. Ген GRN записывается тем же четырехбуквенным кодом, как и вся человеческая ДНК: А, Т, G и С. В семье Дэнни один нуклеотид в коде этого гена поменялся с T на С и получилась последовательность СССGG вместо CCTGG. Именно это микроскопическое изменение, случайно возникшее у одного из предков, теперь разрушало личность Дэнни.
«Слыхали? Я спятил!» — выпалил Дэнни, узнав о диагнозе «лобно-височная деменция»
Когда скончался его престарелый отец, Дэнни во время панихиды приставал ко всем с вопросом: «Вы не видели моего отца?» Он высмеивал в социальных сетях одноклассников одного из своих внуков. Он приставал к проституткам и этим чуть не разрушил свой брак. То, о чем раньше говорили шепотом в ночной тишине, вдруг оказалось выставлено на всеобщее обозрение. Интимность стала невозможна.
Друзья не понимали, что деменция может привести к гиперсексуальности и к утрате эмпатии. Они считали, что все должно начинаться так, как показывают в кино, — с забытых ключей и пропущенных встреч. Многие друзья отдалились. Подавленная происходящим, супруга Дэнни перестала общаться и с теми немногими людьми, которые старались как-то ее поддержать. Из-за одной мутации ДНК она лишилась мужа и большей части своего окружения.
В дальнейшем, по мере того как от личности прежнего Дэнни оставалось все меньше и меньше, членам его семьи стало проще. На поздней стадии лобно-височной деменции наступает апатия. Жертвы этой болезни могут часами сидеть в кресле, уставившись в стену. Им больше не хочется ничего доказывать. На последней стадии лобно-височная деменция выглядит так же, как и любая другая: ослабленный человек лежит в постели, что-то бормочет и цепляется руками за простыни.
«От него как будто осталась одна оболочка, — описывал сын Дэнни Рассел его состояние ближе к концу жизни. — Он прикован к постели и совсем не разговаривает». Осенью 2018 года Дэнни скончался от лобно-височной деменции.
На этом история лобно-височной деменции в семье Гудман не закончилась
Как только Рассел узнал, что у его отца была определяемая генетическая мутация, он захотел выяснить, нет ли и у него такой. В один из ветреных февральских дней 2015 года Рассел сидел напротив консультанта по вопросам генетики. Он рассказал историю своего отца, двоюродного брата отца и его дяди. Консультант рисовала квадраты и круги, обозначающие мужчин и женщин, и заполняла их, отмечая случаи лобно-височной деменции. Она спросила Рассела, действительно ли он хочет сделать анализ. Симптомов у него не наблюдалось, но, если вдруг у него обнаружится та же мутация, что и у отца, остановить развитие болезни не получится, так как лекарства от нее пока не существует.
«Я не боюсь правды», — заверил Рассел консультанта. Как бы он ни вжился в свою новую работу в винной компании, в глубине души он оставался ученым. А веру в неотъемлемую ценность знания он перенял у отца. Надеясь на лучшее, он взял две ватные палочки, провел ими по внутренней поверхности щеки и положил их в конверт для отправки в лабораторию.
Через несколько недель он узнал, что унаследовал от отца не только творческие способности и внешность, но и мутацию GRN.
Узнав такую новость, Рассел отправился в бар вместе с женой, попросил «чего-нибудь покрепче» и разрыдался над бокалом. С глазами, остекленевшими от коктейля из шока, разочарования и страха, супруги оценивали ущерб, который нанесла их семье болезнь Дэнни. Они не могли себе представить, как будут водить детей в школу и ходить на работу с этим ощущением надвигающейся катастрофы.
Рассел впал в депрессию, отягощенную чувством вины, представляя, какой обузой для своей семьи он станет
Однако, как часто бывает с теми, кто выяснил свой генетический статус — как хороший, так и плохой, через несколько месяцев Рассел перешел в новое, спокойное состояние. Он стал смотреть на лобно-височную деменцию через призму науки, как на одно из тех заболеваний, с которыми сталкивался в период работы в сфере молекулярной патологии. Он все еще думал о собственной генетике почти каждый день, но на передний план вышли другие заботы: дегустации вина, кормление собаки, бар-мицва дочери. Как и большинство людей, он не мог долго пребывать в состоянии хаоса.
«Эта болезнь может закончиться на вас», — сказал он своим троим детям, и в голосе его звучало облегчение и смирение. Обретение власти над семейной болезнью стало для Рассела вопросом выживания. Он посоветовал детям прибегнуть к ЭКО, когда они соберутся завести собственных детей. Врачи соединят сперматозоиды и яйцеклетки в лаборатории и проверят каждый из получившихся эмбрионов на наличие мутации GRN. Для создания потомства будут использованы только те эмбрионы, у которых нет этой мутации. Воспользовавшись этой технологией, его дети смогут иметь биологических детей, не опасаясь того, что те унаследуют мутацию, убившую их деда. Так их род сможет освободиться от этой болезни.
Возможно, лечение, которое поможет Расселу, скоро будет найдено. Врачи считают, что лобно-височная деменция развивается у людей с мутациями GRN из-за того, что их клетки вырабатывают меньшее количество одного важного белка по сравнению с нормальными клетками. Для решения этой проблемы были созданы препараты, увеличивающие выработку нужного белка или предохраняющие этот белок от разрушения. Такой подход сродни увеличению капитала одним из двух способов: либо напечатать больше денег, либо перестать их тратить.
В настоящее время эти лекарства проходят испытания на людях, и мы пока не знаем, будут ли они работать. Но Рассел Гудман не теряет надежды.
