Инцест, абьюз, сексуальное насилие: почему так трудно вспоминать детские травмы

«Я тебя уничтожу»

Фраза, которая вызывает у 15-летней Ванессы мурашки: профессор Стрейн полностью уязвим перед ней, он не владеет собой от любви, она властвует над ним полностью. Для девочки-подростка не очевидно, что это манипуляция, которая очень дорого ей обойдется. Теперь Ванесса не просто ответственна и виновата в его моральном падении, отныне это ее природа — темная, порочная. Она уничтожает, порабощает Стрейна. Он предупредил ее, и она согласилась. 

Дело не только во внимании и избранности, которые дают жертве такие отношения. Подмена понятий, называние черного белым, белого черным — вот что сбивает с толку. Человеку, который отчаянно нуждается в любви, искренне хочется верить, что кто-то разглядел в нем что-то особенное, неповторимое и оценил по достоинству. Осознать себя объектом манипуляции сложно, потерять иллюзорную уникальность — невыносимо. 

Режиссер Дженнифер Фокс рассказывает о подобной истории прикрытого фаворитизмом насилия в фильме «Рассказ» (2017 г.). История основана на реальных событиях — опыте создательницы киноленты. В 13 лет Дженнифер увлекалась верховой ездой, ее наставниками были Билл и Миссис Джи. Восстанавливая в памяти события того времени, уже взрослая и успешная женщина делает это с большим трудом — она плохо помнит этот период в жизни.

Миссис Джи вызывает доверие и медленно соблазняет девочку, а когда та теряет бдительность, отдает ее Биллу. В семье Дженнифер недавно родился еще один ребенок, и ей отчаянно хочется внимания, единения, семьи. Воспользовавшись доверием девочки, наставники внушают ей, что она взрослее и мудрее, чем кажется. Когда инстинкт самосохранения помогает Дженнифер закончить отношения в одностороннем порядке, страдания Билла также становятся поводом для чувства вины.

Один из наиболее эмоциональных моментов фильма — сцена, когда взрослая Дженнифер вместе с матерью перебирает фотографии. Она достает свой старый снимок и долго его рассматривает, думая, что он относится к тому периоду. Но мать героини говорит ей, что она ошиблась, на этом фото ей уже 15. Затем она протягивает Дженнифер настоящее фото маленькой 13-летней девочки. Только тогда героиня начинает понимать дикость произошедшего: с кем в реальности вели странную игру двое взрослых людей.

Не только женская травма

Встреча Майкла и Ханны в фильме «Чтец» (режиссер Стивен Долдри, 2008 г.) происходит трогательно: женщина проявляет заботу к заболевшему мальчику. Измученный жаром, он пережидает ливень в одной из городских арок. Ханна помогает ему прийти в себя и вернуться домой.

Для старшеклассника Майкла это начало первой любви, для 35-летней Ханны — до боли знакомая ситуация. В перерыве между ласками молодой человек читает ей то, что проходит в школе: «Одиссею» Гомера, «Даму с собачкой» Чехова и другие книги. В эти моменты Ханна расцветает, живо реагирует на повороты сюжета, рыдает от сопереживания героям книг. С Майклом она сдержанна, резка, часто директивна. 

Их роман прерывается Ханной без объяснений. Незаконченная история терзает юношу долгие годы, пока случайно он не оказывается в зале суда. Студент юридического факультета, он присутствует на рассмотрении резонансного дела бывших надсмотрщиц концентрационного лагеря, отказавшихся открыть людям двери горевшей церкви. На скамье подсудимых — несколько интеллигентных опрятных женщин, действия которых привели к гибели десятков людей. Одна из них — Ханна. 

Майкл понимает: он не был особенным для нее, не был даже ее возлюбленным, он был лишь чтецом, одним из… Неграмотная Ханна когда-то подписала контракт на службу в лагере, не понимая, что делает. Однако, старательная и дисциплинированная, она старательно выполняла свои обязанности, какими бы они ни были. В лагере она выбирала любимчиков среди заключенных. Девушки, которые надеялись на ее защиту, вечерами читали ей книги. Ханна сохраняла им жизнь столько, сколько могла, а потом отправляла на верную гибель. Затем надсмотрщица выбирала новую любимицу.

Романтичная и возвышенная первая любовь Майкла контрастирует с механистичным использованием Ханны. Для нее юноша был одним из многих: он скрашивал ее скуку, рутину, пустоту жизни.

Убийство души

Направить агрессию на автора насилия сложно, особенно если это один из родителей. Для Патрика Мелроуза из одноименного сериала (режиссер Эдвард Бергер, 2018 г.) это почти невозможно: признать правду и разозлиться на агрессора означает, что придется жить в мире, где отец не гнушался сексуальным принуждением, а мать заняла роль молчаливой подельницы. Поэтому маленький Патрик направляет гнев на себя: годы спустя он страдает от зависимостей, эмоциональной нестабильности и практикует мимолетные, странные сексуальные связи. Он разрушает себя — жертву и свидетеля преступления.

Для того чтобы прожить боль и гнев, присвоить собственные воспоминания и включить травматический опыт в свою жизненную историю, ему понадобятся годы.

Одно из главных препятствий на этом пути — вытеснение. Для психики ребенка настолько невыносимо совместить в одном человеке любимого родителя и родителя-насильника, что мозг блокирует воспоминания о трагичном опыте. 

Это происходит с Селиной, героиней экранизации одноименного романа Стивена Кинга «Долорес Клэйборн» (режиссер Тейлор Хэкфорд, 1995). Успешная журналистка годами не может говорить с матерью, так остро она переживает смерть отца. Предположения о том, что он погиб не в результате несчастного случая, делают боль от потери родителя почти невыносимой. Селине понадобится 15 лет для того, чтобы вернуться в родной городок и вспомнить, что его любовь зачастую выходила за пределы отцовской ласки.

Вина как самозащита

Испытать чувство вины — для ребенка, пережившего насилие, это тоже защитная реакция. Если я виноват в том, что случилось, то я могу как-то изменить свое поведение и прекратить это. Иллюзия контроля позволяет не сталкиваться с одним из наиболее сложно переносимых чувств — бессилием.

Для того чтобы прожить потерю доверия, предательство, боль от собственной уязвимости, нужно дать произошедшему имя. В новом контексте воспоминания приобретут другой смысл, человек сможет создать альтернативный нарратив собственного опыта. 

Насилие не перестает быть насилием, если внешне оно не выглядит жестокостью. Синяки и побои — это только частный случай такого принуждения.

Манипуляция любовью, соблазнение, подмена понятий — вот что делает насилие неочевидным. Эти приемы затуманивают разум ребенка, но не могут обмануть взрослого — родителя, психолога, повзрослевшую жертву. Когда мы даем травматическому опыту название, становится возможным вернуть ответственность насильнику, перестать видеть себя плохим и испорченным, остановить саморазрушение и наконец оставить прошлое в прошлом.